Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства - Вячеслав Черемухин

воспоминаниями о том, где и в каком стане находилось то или другое лицо во время русской смуты, а исключительно степенью пригодности и способности назначаемого работать на благо Родины»[313]. По поводу «Вождя» эмиграции Масленников добавил: «Этот вождь никем не избран. Он не является измышлением русской эмиграции. Она слышит звуки голосов, доходящих с нашей великой Родины. Великий князь является Вождем Назначенным: религиозные люди говорят — Волею Божиею, а нерелигиозные — интуицией народа»[314]. С. Н. Третьяков и вовсе заявлял о характере представительства и целях групп на Съезде: «Здесь есть две группы: правая — компактная, связанная, и умеренная — шаткая, не знающая, чего хочет. Правые требуют власти, вождя, готовы подчиниться»[315]. Однако речь Третьякова, который достаточно долго не мог принять некоторые положения для участия в самом Съезде, как отмечалось в то время отечественной периодикой, не имела большого значения. Тем не менее, в съезде Третьяков более участия не принимал. Продолжая, в определенном смысле, мысли Третьякова, уже по итогам съезда князь Г. Н. Трубецкой справедливо замечал: «Так называемое „левое“ крыло Съезда было левым только относительно крайне правых. Но и крайняя правизна… выражалась вовсе не в программных различиях, а в темпераменте, не всегда сдержанном… Благодаря искусственно создавшемуся делению на правых и левых получилось такое явление: предложения, исходившие от „правых“ заподозривались „левыми“ и, наоборот, проекты „левых“ были опорочены для „правых“». Поэтому и основные противоречия были между их лидерами, а не рядовыми членами, между которыми «могло бы найтись гораздо больше объединяющих связей»[316].

В этот же день делегаты выслушали доклад Е. П. Ковалевского «Русская школа под игом большевиков». К негативным сторонам «сатанинского плана» большевиков по изменению отечественного образования докладчик, в частности, отнес исключение религиозной составляющей из образования (выведение из преподавания в школе Закона Божия, «изгнание священников из педагогических советов учебных заведений»). В целом же эти задачи «имеют целью совершенно вытравить из души ребенка религиозное чувство и лишить его всякой нравственной опоры, даваемой верой»[317]. Другим обвинением Ковалевского являлась «пропаганда антиморальная: борьба с авторитетом семьи и общества, разрушение понятий „греха“ и „стыда“, внедрение в школьный обиход „шпионажа“ и „доноса“». Включение идей классовой борьбы и «преждевременное пробуждение в детях полового инстинкта и их дальнейшее развращение постоянным возвращением к половым вопросам (анкета 1922 г.), имеющее последствием не только моральное, но и физическое разложение подрастающего поколения» также вменялось в вину большевикам[318]. Доклад В. М. Левитского «Молодая Россия под властью страны Советов» был созвучен по духу с выступлением Ковалевского.

Доклады Б. Н. Соколова «Положение промышленности в Советской России» и «Советские концессии» (этот доклад был прочитан от имени Торгово-промышленного союза) содержали положения, которые раскрывали суть основных тенденций в советской экономике. В докладах выступающий заострил внимание: несмотря на то, что советская промышленность и экономика имеют большой запрос со стороны внутреннего рынка, она в полной мере не может их удовлетворить. Экономика «не смогла поднять своего производства даже до половины довоенного его уровня»[319]. Среди пороков концессионной политики называются некоторые, к которым относятся неустойчивость договорных отношений в связи с отсутствием возможности вкладывать больший капитал в производство, вмешательство партийных органов, невозможность получать пользу для самого предпринимателя и т. д. Доклад содержит однозначный вывод: «концессионная политика советской власти не имела успеха, ибо иностранные промышленные и финансовые круги в большей своей части поняли невозможность продуктивной работы при коммунистическом режиме»[320].

Вечернее заседание 8 апреля включало полемичный доклад К. И. Сычова об исторических традициях казачества. Доклад имел важное значение для заседания, т. к. именно казачество по-разному относилось к созданию единого патриотического фронта в эмиграции, а Объединенный Совет Дона, Терека и Кубани и вовсе отказался от участия в работе съезда. Помимо общих патриотических слов, свойственных абсолютно всем выступавшим, Сычов обратил внимание на то, что казачество, которое было представлено его отдельными делегатами, в целом отнеслось положительно к данному мероприятию[321]. «Это событие большой важности», — подчеркнул Сычов. Выражая позицию казачества, делегат отметил: «Съездом необходимо воспользоваться для того, чтобы установить общие для всех… вехи», но борьба за возрождение Родины должна была вестись, разумеется, Великим Князем Николаем Николаевичем, «руководимо его опытом и его государственной мудростью»[322]. Последний доклад 8 апреля начальника информационного отдела штаба П. Н. Врангеля В. М. Левитского был посвящен «Молодой России под властью большевиков». Докладчик в целом повторял тезисы, озвученные Е. П. Ковалевским и другими выступающими, которые пытались придерживаться риторики в духе заботы о подрастающем поколении в Советском государстве. Итоги доклада Левитского выдержаны в одинаковых тонах: советская система воспитания «поставила под угрозу самый факт существования физически и морально здоровой молодежи»[323].

Однако за повседневным течением пленарного заседания немаловажную часть работы проводили делегаты съезда в его Бюро. Здесь шла наиболее напряженная работа по вопросу об устроении политического органа эмиграции. И в этом вопросе обращает на себя внимание утверждение А. В. Еропкина, который, выступая перед русскими эмигрантами в КСХС по итогам работы Съезда, обозначил существование т. н. «Треповской конституции»[324]. Бывший депутат говорил перед собравшимися: «Интересны подробности проекта об „органе“, который в кулуарах в шутку называли „Треповской конституцией“. Предполагалось учреждение Высшего и Местных Советов и Высшего и Местных Управлений. Высший Совет состоял из 12 членов, избираемых Зарубежным Съездом, а Высшее управление из четырех отделов: Административного, Финансового, Политического и Просветительского. Местные учреждения по тому же образцу отдельно для каждого государства»[325]. Сам Еропкин посчитал данные нововведения запоздалыми, оправдывая это для Сербии наличием Державной Комиссии по делам беженцев. «Последние новости» о проекте Трепова говорили следующее: «В ответ на контрманевр „умеренных“… „рейхенгалльцы“, во главе с А. Ф. Треповым и Н. Е. Марковым, спешно вырабатывают проект конституции эмигрантского правительства. В правительстве намечено 12 портфелей и 4 министерства. „Государственный бюджет“ в своей доходной части слагается из обложения эмиграции „в размере, устанавливаемом Высшим Советом“. Курьезно, но факт!»[326]. Попыткой создания «экстерриториального государства» назвали проект «конституции» русские левые[327]. Группа, не поддержавшая проект Трепова, разрабатывала свое видение исполнительного органа эмиграции. И проект «группы левых» предполагал, что Русский Общественный Зарубежный Комитет может быть независимым только до того момента, пока Великий Князь Николай Николаевич не провозгласил себя «Вождем», а после этого он должен быть преобразован «в один из состоящих при нем служебных исполнительных органов»[328].

Последняя попытка создать «правительство в изгнании»

Вечернее заседание 9 апреля в плане обсуждения вопросов об организации