Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Гильом де Жюлье

Перевод Г. Шенгели

{39}Ведя ряды солдат, блудниц веселых круг,Ведя священников и ворожей с собою,Смелее Гектора, героя древней Трои,Гильом Жюлье, архидиакон, вдругПришел защитником страны, что под ударомСклонилась, — в час, когда колоколаЗвонили и тоска их медная теклаНад Брюгге старым.

Он был горяч, и юн, и жаркой волей пьян;Владычествовал он над городом стариннымНевольно, ибо дар ему чудесный дан:Везде, где б ни был он, —Быть господином.В нем было все: и похоть и закон;Свое желание считал он высшим правом,И даже смерть беспечно видел онЛишь празднеством в саду кровавом.

Леса стальных мечей и золотых знаменЗарей сверкающей закрыли небосклон;На высотах, над Кортрейком безмолвным,Недвижной яростью застылФранцузов мстительных неукротимый пыл.«Во Фландрии быть властелином полнымХочу», — сказал король. Его полки,Как море буйное, прекрасны и легки,Собрались там, чтоб рвать на частиТяжелую упрямую страну,Чтоб окунуть ее в волнуСвирепой власти.

О, миги те, что под землеюПрожили мертвые, когдаИх сыновья, готовясь к бою,С могилами прощались навсегда,И вдруг щепоть священной почвы брали,С которою отцов смешался прах,И эту горсть песка съедали,Чтоб смелость укрепить в сердцах!

Гильом был здесь. Они катились мимо,Грубы и тяжелы, как легионы Рима, —И он уверовал в грядущий ряд побед.

Велел он камыши обманным покрываломВалить на гладь болот, по ямам и провалам,Которые вода глодала сотни лет.Казалось твердою земля, — была же бездной.И брюггские ткачи сомкнули строй железный,По тайникам глухим схоронены.Ничто не двигалось. Фламандцы твердо ждалиВрагов, что хлынут к ним из озаренной дали, —Утесы храбрости и глыбы тишины.

Легки, сверкая и кипя, как пена,Что убелила удила коней,Французы двигались. ИзменаВилась вкруг шлемов их и вкруг мечей, —Они ж текли беспечным роем,Шли безрассудно вольным строем, —И вдруг: треск, лязг, паденья, всплески вод,Крик, бешенство. И смерть среди болот.

«Да, густо падают: как яблоки под бурей», —Сказал Гильом, а там —Все новые рядыТекли к предательски прикрытой амбразуре,На трупы свежие валясь среди воды;А там —Всё новые полки, сливая с блеском дали,С лучом зари — сиянье грозной стали,Все новые полки вставали,И мнилось: им глаза закрыв,В горнило смерти их безумный влек порыв.

Поникла Франция, и Фландрия спаслась!

Когда ж, натужившись, растягивая жилы,Пылая яростью, сгорая буйной силой,Бароны выбрались на боевых коняхПо гатям мертвых тел из страшного разреза, —Их взлет, их взмахРазбился о фламандское железо.

То алый, дикий был, то был чудесный миг.Гильом пьянел от жертв, носясь по полю боя;Кровь рдела у ноздрей, в зубах восторга крикСкрипел, и смех его носился над резнею;И тем, кто перед ним забрало подымал,Прося о милости, — его кулак громадныйРасплющивал чело; свирепый, плотоядный,Он вместе с гибелью им о стыде кричалБыть побежденными мужицкою рукою.Его безумный гнев рос бешеной волною:Он жаждал вгрызться в них и лишь потом убить.

Чесальщики, ткачи и мясники толпоюНосились вслед за ним, не уставая литьКровь, как вино на пире исступленномУбийств и ярости, и стадом опьяненнымОни топтали всё. Смеясь,

Могучи, как дубы, и полны силы страстной,Загнали рыцарей они, как скот безвластный,Обратно в грязь.Они топтали их, безжизненно простертых,На раны ставя каблуки в упор,И начался грабеж оружья, и с ботфортовСлетали золотые звезды шпор.Колокола, как люди, пьяны,Весь день звонили сквозь туманы,Вещая о победе городам,И герцогские шпорыКорзинами несли бойцы в соборыВ дар алтарям.

Валяльщики, ткачи и сукновалыПод звон колоколов свой длили пляс усталый;Там шлем напялил шерстобит;Там строй солдат, блудницами влекомый,На весь окутанный цветным штандартом щитВознес Гильома;Уже давноСтруился сидр, и пенилось вино,И брагу из бокалов тяжких пили,И улыбался вождь, склоняясь головой,Своим гадальщикам, чьих тайных знаний стройУ мира на глазах цвет королевских лилий{40}Ему позволил смять тяжелою рукой.

Верхарн. «Зори»

Общинники

Перевод Ю. Александрова

Не брезговать любой добычей —На протяжении вековУ граждан Фландрии таковОбычай.Урвав зубами добрый кусОт плоти мировой однажды,Готов опять вцепиться каждый,Войдя во вкус.

Война! — Они ее любили.Едва скликали рать,Они в движенье приходили,Себя не заставляя ждать.За гриву долго ли схватитьКоварную победу,Ее стреножить, укротить,Как доводилось деду,И привязать к своей судьбе,Взнося до неба славу —Все это, Фландрия, тебеДавным-давно по нраву!

Свирепый колокол мычал,В нем было сердце гнева —Лупить врагов он приучалНаправо и налево.Махал он медным языком,Что кулаком тяжелым.Набат призывный был знакомИ городкам и селам.

Лихую думу о врагеОбщинники умелиРазжечь в домашнем очагеУ самой колыбели.А на полях, одетых тьмой,Любя отчизну свято,Душою Фландрии самойБыла душа солдата.

Был городок вооружен,Покорный чувству долга.Простой народ был ублажен,Хотя и ненадолго.Не шла забота со двораИ поутру будила,И жданных вольностей пораНикак не приходила.

В мошну разбухшую впилисьПиявками налоги.За дело господа взялись,Вот-вот протянешь ноги!..Свои князья и королиВрагов иных почище.Недаром на гербах рослиВсё когти да зубищи!

Добро и деньги — не пустяк!..От хищных покушенийУпорно защищался всякОружьем соглашений,Контрактов и договоров,Ища себе опору.Был каждый жаден, и суров,И яростен в ту пору.

Шли в оборот дома, земля,Товары с весом и без веса…Росли на складах штабеляМануфактуры, бочек, леса…И парусники шли в моряС отвагой неизменной,Родную Фландрию даряВсей остальной вселенной.

О, бунты, битвы и грызняДля многих были сладки!Порой не проходило дняБез костеломной схватки.Но сукновальщики, ткачи,Жестянщики да пивоварыПромеж собою горячиБывали лишь на время свары.А вырвав собственную часть,Они, сплотившись воедино,Немедля штурмовали власть —Вцеплялись в глотку господина.

Пылали красные кострыВ хоромах и палатах,Взлетали к небу топорыВ ручищах волосатых.Они рубили вкривь и вкось,Не ждя врага иного —И древо дряхлое тряслосьОт ужаса ночного.

Вот так, дружа со смертью, жилФламандский буржуа когда-то,Детей плодил и не щадилНи конкурента, ни собрата.Растя на брюхе добрый жир,Не отходя от полной кассы,Он метил весь окрестный мирКлеймом своей упорной расы.

Старые дома