Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Старые дома

Перевод А. Корсуна

Дома у стен дворца, близ городского вала,Укрыты в ваших тайникахБогатства в крепких сундуках,Что жадно, по грошам, провинция собрала.

Личины львиные над ручкою двернойГлядят, оскалены и дики.Решеток вздыбленные пикиНа окнах сумрачных, как копьеносцев строй.

Дат золоченых вязь искрится и сверкает,И, медленно вступая в дом,Хозяин кованым ключомВсегда торжественно запоры отмыкает.

А в праздники, когда среди сограждан онШагает важно и кичливо,То сам напоминает живоТяжеловесный ваш и вычурный фронтон.

Вы жирное житье в себе замуровалиС его добротностью скупой,И спесью жадной и тупой,И затхлой плесенью затверженной морали.

И все-таки, дома в плаще туманном лет,Хранит ваш облик величавыйОстатки отшумевшей славыИ древних доблестей едва заметный след.

Панель дубовую украсили узоры,И лестниц взлет надменно строг,И жутко, перейдя порог,Вступать в безмолвные, глухие коридоры.

Там гости за столом пируют без забот.Пылают вечером камины,Семью сбирая в круг единый,И плодовитостью гордится каждый род.

Дома, ваш мир умрет! И все же будьте с нами,Когда великий вспыхнет гнев,И люди, факелы воздев,Раздуют рыжее клокочущее пламя.

Но пусть навек уснут богатства в сундуках,И жизнь будить их не посмеет,И жар горячки не согреет, —Пусть непробудно спят, как мертвые в гробах.

Дремота тяжкая провинцию сковала,И все черней забвенья тьмаНад вами, старые домаНа главной улице, у городского вала.

Шаланда

Перевод В. Дмитриева

Вот лодочник, веселый малый,Налег на руль плечом…Увидят все каналыЕго плавучий дом.

До блеска вымытая лодкаСкользит, красотка,По глади вод, легка, чиста.Не слышно даже плеска…Зеленый ют и красные борта,Белеет занавеска.

На палубе лохань с бельем стоит,Над нею в клетке чиж свистит.Собака на прохожих лает.Обратно эхо отсылаетЕе смешную злость… А за рулем —Сам лодочник, веселый малый.Его плавучий домУвидят все каналы,Что Фландрию прорезали насквозь,Связав Голландию с Брабантом цепью длинной.Он помнит Льерр, Малин и Гент старинный,В Дордрехте и в Турнэ ему бывать пришлось,И снова со своей шаландыЛиловые он видит ланды.

Он возит грузы, что поройНад ютом высятся горой:Корзины яблок краснобоких,Горох, бобы, капусту, рожь…Подчас на палубе найдешьИ финики из стран далеких.

Он знает каждый холмик, каждый мысВ стране, где вьются Шельда, Лис,И Диль, и обе Неты;В дороге им все песенки пропетыПод перезвон колоколов —Все песни сел, полей, лесовИ городов.

В далеком Брюгге мост ЗеркалЕму сверкал;Мосты Ткачей и Мясников,Мост Деревянных башмаков,Мост Крепостной и мост Рыданий,Мост Францисканцев, мост Прощаний,Лохмотьев мост и мост Сирот —Он знает их наперечет.

Нагнувши голову над древней аркойВ Антверпене, и в Монсе, и в Кондэ,Он со своею легкой баркойПроскальзывал везде.Он парус поднимал на Дандре, Дюрме, Леке,Из края в край несли задумчивые рекиЕго суденышко, качая на воде.

Пейзаж вокруг него — в движенье,Бегут, мелькая, отраженья,Дробясь в волнах.И, с трубкою в зубах,Медлительный, спокойный, загорелый,Пропитанный и ветром и дождем,Тяжелым правит он рулемСвоей шаланды белой.И день и ночь плывет она,И в сердце входит тишина.

Конец года

Перевод З. Морозкиной

Под небом из сырой и грязной пакли,Откуда без конца сбегают капли,В грязь облетая,Под ветром резким, точно плеть,Ложится тлетьОдежда осени багряно-золотая.

О листья, вдоль дороги в вышинеПод ветром трепетавшие, как звуки,Теперь, печальны, точно руки,Вы на земле успели почернеть.

Часы устали складываться в дни;Бродячий ветер кружит по равнине;Вся жизнь, как будто в гробовой тени,В глухой тоске и скоро нас покинет,Зароется и затаится в глине.

Вы слышите ли, как сюда идет,Спускается с неведомых высотПод похоронный звон угрюмый рок?Который жадною рукой сгребетУсталый век и уходящий годИ сунет, как опавший лист, в мешок.

Старая усадьба в день Всех Святых

Перевод З. Морозкиной

Усадьба с длинными белеными стенамиПод сенью ясеней и ольх, в день Всех СвятыхПаденье медленное листьев золотыхСледит угасшими квадратными глазами,

Она все думает о тех, кого уж нет,Кто здесь из рода в род, вослед за стариками,Рыл землю заступом и разрыхлял рукамиИ сотрясал трудом равнину много лет.

И думает еще, что вот она одна,Что трещины в стенах зияют, словно раны,Что проникают дождь и плотные туманыВ очаг, где прячется святая старина.

А тучи налились свинцом со всех сторон,И замки древние косятся недовольно,И колокольне вдаль бросает колокольняТяжелой глыбою свой погребальный звон.

И если вдруг, стены ветшающей касаясь,О слезы! — падает прозрачно-желтый лист,Ей кажется, что к ней усопшие сошлисьИ смотрят на нее, печально улыбаясь,И плачут.

Часы

{41}

Ранние часы

«Чтобы любовь жила в глазах у нас…»

Перевод Э. Линецкой

Чтобы любовь жила в глазах у нас,Отмоем их от тех недобрых глаз,Чьи взгляды мы так много раз встречалиВ дни рабства и печали.Рассвет румяный, и росистый,И дымкою волнистойПодернут,И кажется, что веераИз нитей солнечных и серебра,Туманы разорвав, в саду скользят по дерну.Как чаши синей искристой воды,Блестят пруды,В листве мелькает изумруд крыла,И стряхивает день, нетороплив и точен,С дорог, с оград, с обочинЧуть влажный пепел, где таится мгла.

«У нас, в саду любви, не увядает лето…»

Перевод Э. Линецкой

У нас, в саду любви, не увядает лето:По лугу шествует павлин, в парчу одетый;Ковер из лепестков пушистый —Жемчужины, смарагды, аметисты —Расцвечивает монотонность трав;Густая синь прудов, и к ней цветы купав,Как поцелуи белые, прильнули;Кусты смородины стоят на карауле;Щекочет сердце флокса яркий жук;Как яшма, вспыхивает лугИ пчелы, пузырьки мохнатые, роятсяНад лозами, где гроздья серебрятся.

Похож недвижный воздух на муар:В полдневный раскаленный жарВ нем что-то светится жемчужно.Меж тем медлительным дорогам нужноБрести вперед,Туда, где плавится белесый небосвод.

Но не у лета взял наш садСвой небывалый, свой сверкающий наряд:То нашей радости негаснущее пламяЕго усеяло горячими огнями.

«Когда меня подстерегала злоба…»