Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Молитва

Перевод В. Дмитриева

Когда моя душа, почуяв близость битвы,В грядущее стремит полет —Во мне растет,Как в детстве, пламенный, давно забытый пыл,С каким я некогда твердилСлова молитвы.

Иные, повзрослев, я бормочу слова,Но прежняя мелодия живаИ сердце мне волнует неизменноИ в такт его биениям поет,Когда во мне восторга молот бьетИ я себя люблю самозабвенно.

О, искра, что блестит из глубины времен,Молитва новая, иной святыне!Грядущее! Тобой я вдохновлен,Не бог, а ты владычествуешь ныне.Ты будешь в людях жить, веселых и простых,Ты станешь мыслями, глазами, плотью их.

Далекие! Пусть вы в мечтах не таковы,Какими будете, планеты заселяя,Не все ль равно мне, если выМой пробудили дух, величьем окрыляя?

Как близки мне ваш трепет, ваш восторг,О люди дней грядущих,Потомки тех, чей труд еще не всё исторгИз недр, так долго ждущих!Я посвящаю вам, хозяева земли,Весь жар моей любви, безмерно одинокой.Пытались погасить его, но не моглиДни вереницею жестокой.Я не из тех, кто в прошлое влюблен,Кто тишиной его дремотной усыплен.

Борьба, опасности, что требуют усилья,Влекут меня… Хочу лететь в зенит,И не могу себе подрезать крылья,И неподвижность мертвых мне претит.

Люблю я наших дней глухое беспокойство,Волнующее веянье идей,Труды и подвиги, стремления, геройствоБесстрашных тех людей,Что пролагают путь, дерзая и творя,Хотя еще не занялась заря.

В чем радость? Воспарять душою окрыленнойВ великие часы, когда гремит прибойПроклятий и угроз, когда самим собойСтановишься, забыв о вере обыденной.В чем радость? Отогнать весь рой сомнений прочь.И в бой не опоздать, и страх свой превозмочь,Быть храбрым, и любить стремительность порыва,И молодости слать привет вольнолюбивый.

В чем радость? Подарить властительный свой стихНароду: он поймет всю горечь строф твоих,Всю пылкость их поймет и, может быть, прославит.В чем радость? Смысл вложить в ту цепь страстей людских,Которая так душит нас и давит,Затем соединить могучей цепью тойВек нынешний и век грядущий золотой.

В чем радость? Отступать лишь для того в борьбе,Чтоб силы накопить для схватки новой,И, зная, что потомкам, не тебеДостанется венок лавровыйИ что не вовремя отважный подвиг твой, —Все ж ратоборствовать с рутиной и с судьбой,Грядущего во всем провидеть очертанья.И, пронеся сквозь страх, отчаянье и тьму,Хранить, наперекор всему,Огонь заветный упованья,

И чувствовать в закатный час,Что у тебя в душе светильник не погас,И в ней трепещут вновь молитвы,И новой веры в ней рождается порыв,Все чаянья веков в закон объединив,Чтоб мир и человек вздохнули после битвы.

Корабль

Перевод Вс. Рождественского

Мы мирно курс ведем под звездными огнями,И месяц срезанный плывет над кораблем.Нагроможденье рей с крутыми парусамиТак четко в зеркале отражено морском!

Ночь вдохновенная, спокойно холодея,Горит среди пространств, отражена в волне,И тихо кружится созвездие ПерсеяС Большой Медведицей в холодной вышине.

А снасти четкие, от фока до бизани,От носа до кормы, где светит огонек,Доныне бывшие сплетеньем строгой ткани,Вдруг превращаются в запутанный клубок.

Но каждый их порыв передается дрожьюГромаде корабля, стремящейся вперед;Упругая волна, ложась к его подножью,В широкие моря все паруса несет.

Ночь в чистоте своей еще просторней стала,Далекий след кормы, змеясь, бежит во тьму,И слышит человек, стоящий у штурвала,Как весь корабль, дрожа, покорствует ему.

Он сам качается над смертью и над бездной,Он дружит с прихотью и ветра и светил;Их подчинив давно своей руке железной,Он словно и простор и вечность покорил.

Вся Фландрия

{38}

Шаги

Перевод А. Блока

В зимний вечер, когда запиралисьС пронзительным визгом ставниИ зажигалисьВ низенькой кухне лампы,Тогда звенели шаги, звенели шаги,Вдоль стены, на темной панели — шаги, шаги.

Уже дети в постелях закутались,Их игры спутались;И деревня сгустила тени крышПод колокольней;Колокол бросил в мир дольний из нишиЧасы — один — и один — и два.И страхи, страхи без числа;Сердца стуки — вечерние звуки.

Воля моя покидала меня:К ставне прильнув, я слушал томительно,Как те же шаги, все те же шагиУходят вдаль повелительно,Во мглу и печаль, где не видно ни зги.

Я различал шаги старушки,Фонарщиков, дельцовИ мелкие шажки калечной побирушкиС корзиной мертвых барсуков;Разносчика газет и продавщицы,И Питер-Хоста, шедшего с отцом,Воздвигшего вблизи распятья дом,Где золотой орел блестит на легком шпице.

Я знал их все: одним звучала в лад клюкаЧасовщика; другим — костыль убогийМонашенки, в молитвах слишком строгой;Шаги пономаря, что пьет исподтишка, —Я различал их все, но остальные чьи же?Они звенели, шли — бог весть, откуда шли?Однообразные, как «Отче наш», они звучали ближе,Или пугливые — то сумасшедшие брели вдали, —Иль тяжкие шаги, — казалось,Томленьем всех времен и всех пространств обременяласьПодошва башмака.И был их стук печален и угрюмПод праздник Всех Святых, когда протяжен шум, —То ветер в мертвый рог трубит издалека.Из Франции влачили ноги,Встречались на большой дороге, —Когда сошлись, куда опять ушли?И, углубясь опять, бредут в тени бессменнойВ тот мертвый час, когда тревожные шмелиПо четырем углам вселеннойЗвенели, как шаги.

О, дум их, их забот бесцельные круги!О, сколько их прошло, мной всё не позабытых!Кто перескажет мне язык их странствий скрытых,Когда я их стерег, зимой, исподтишка,Когда их шарканий ждала моя тоска,За ставней запертой, на дне деревни старой? —Раз вечером, в телеге парой,Железо, громыхая, провезлиИ у реки извозчика убитого нашли;Он рыжий парень был, из Фландрии брел к дому.Убийцу не нашли с тех пор,Но я… о! чувство мне знакомо,Когда вдоль стен моих царапался топор.А вот еще: свой труд дневной кончая,Наш пекарь, весь в муке, ларек свой запиралИ даму странную однажды увидал, —Колдунья здесь она, а там — святая, —Соломой золотой одета, за угломИсчезла — и вошла на кладбище потом;А я, в тот самый миг, в припадке,Услышал, как плаща свернулись складки:Так землю иногда скребут скребком.И сердце так стучало,Что после долго — из глубин Души — мне смерть кивала.

А тем, — что делать им среди равнин,Другим шагам, несметным и бесплодным,Подслушанным на Рождестве холодном,Влекущимся от Шельды, сквозь леса? —Сиянье красное кусало небеса.Одних и тех же мест алкая,Издавна, издали, в болотах, меж травы,Они брели, как бродит сила злая.И вопль их возлетал, как хрип совы.Могильщик шел с лопатой следомИ хоронил под ярким снегомГромаду сложенных ветвейИ окровавленных зверей.

Душа еще дрожит, и ясно помнит разумМогильщика с лопатой на снегу,И призраки сквозь ночь мигают мертвым глазом,Взметенные в пылающем усталостью мозгу, —Шаги, услышанные в детстве,Мучительно пронзившие меняВ сторожкие часы, во сне, в бреду мучений,Когда душа больна и стиснуты колени,Они бегут, в крови ритмически звеня.

Из теней дальних, далей синихУгрюмо-грузные, в упорной и тяжелой тишине.Земля пьяна от них. Сочти их!Сочти листы, колосья, снег в небесной вышине!Они, как вести грозной мести, —С раскатным шорохом, вдали,В ночной тени, верста к версте, ониПротянут тусклые ремни,И от одной страны, и от одной петлиЗамкнется обруч их вдоль всей земли.

О! как впились и плоть прожглиШаги, шаги декабрьской тьмы,И светлые пути зимы, —Со всех концов земли — сквозь комнату прошли!

Кровля вдали