Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Жизнь

Перевод А. Голембы

Залюбоваться всей вселенской суматохой,Чтоб творчески взорлить над тщетной суетой,Над всеми корчами бескрылости пустой;Стать вровень с временем, с трагической эпохой,Вином реальности суметь упиться всласть,Чтоб в сердце — власть огня, в мозгу — похмелья власть!

О, ясность мудрая отборных крупных злаков!О, пламень, избранный из тысячи огней, —Нет обольстительней его и холодней!О, мужество! Всегда твой жребий одинаков:Твой путь высок и крут, а встреча далека,И гордость светлая разит верней клинка!

Сметать препятствия, смелее с каждым разом,И, шествуя вперед, уверенность храня,По тропам времени и перепутьям дня,Знать, что с тобой твои терпенье, воля, разум,И, стало быть, в простом величии своем,Ты сам становишься сильнее с каждым днем!

Любить, но не себя. Любить друзей, в которыхТвои достоинства. Друзья всегда с тобой:За ту же будущность они вступают в бойИ мыслят так, как ты. И каждый сердца шорохУ них, как у тебя, и каждый сердца звук,И тот же перечень тревог и черных мук!В них упоение все той же вечной сечей,В них отсвет трепетный чудовищных атакИ гневных приступов. В них звездный зодиак,И человечья боль, и подвиг человечий;Так сердцем доблестным благой закон прими,Что правит звездами, мирами и людьми!

Идеи

Перевод А. Голембы

Незримо царствуя в сознании людейНад спесью городов, над грозной их судьбиной,Превыше горестей и радости невинной,Парит летучий рой живительных идей.

Светильнику небес был разум равносиленУже в начале дней, когда, освободясь,Летуньи светлые вспорхнули в синь и в ясьИз лабиринта золотых извилин;Их крылья широко простерты в небесах,В них сонм людских надежд и весь наш смутный страх,В них наши радости и наши упованья,И наших всеблагих заветов толкованья!

Они у нас в сердцах, они у нас в мозгу,В них Вещь и Человек, Предмет и Человечность;Сквозь веки их глядит седая бесконечность,Седых безгранностей провидя мелюзгу.

Вот так они парят в материи безмерной,Окольцевав огнем разбег земных дорог,Купаясь в ясности предвечно-беспримерной.

Так человек, узрев их золотой чертог,Так сам создавший их, пленясь красой безмерной,Внезапно захмелел и молвил: «Это бог!»

Чем большей точности со временем достичьСумеют мудрецы; чем пламенней их душиВоспрянут; чем скорей во тьму предвечной чушиУченые метнут слепящих молний бич;Чем больше озарят они голов людских,Чтоб жадный к мудрости — во всем ее достиг, —Чем ревностней они, в соперничестве здравом,Под ветхой синевой рванутся к новым славам,Тем беспредельнее, красивей и пышнейРаспустится в веках цветок живых идей!

Державные ритмы

{22}

Геракл

Перевод М. Донского

Что совершить еще для умноженья славы?

Увы! Уж сколько летОн утомлял закат и утомлял рассвет.Увы! Уж сколько летОн утомлял моря, болота и дубравыИ хмурые хребты в морщинах лавы!Как долго он терзал и ужасал весь светГромами подвигов, грозою величавойСвоих побед!

Хотя былой огонь пылал в груди Геракла,Порою думал он, что мощь его иссякла;Герои юные, покамест он старел,Успели совершить так много славных дел.

И пусть он по земле еще шагал широко, —Шаги его уже звучали одиноко.

Шар солнца поднялся к зениту над горойИ опустился вновь, и дали потускнели, —И Эта{23} целый день смотрела, как геройБлуждал без цели.

Средь множества дорог свой путь определив,Он колебался;Он шел вперед и снова возвращался,Настороженностью сменяя свой порыв;В смятеньеОн видел пред собой путей переплетенье.Вдруг охватил его слепой и ярый гнев,И в пальцы рук его вселилось нетерпенье.Того, что делает, осмыслить не успев,Он к лесу бросился, расталкивая скалы;Рыча, как дикий зверь, в неистовстве борьбы,Он начал вырывать с корнями, как бывало,Дубы.

Когда же гнев остыл и прояснился разум,Как в блеске молнии ему предстала разомВся жизнь прошедшая, весь путь его судьбы,И детства грозного могучие забавы,Когда в пылу игры он истреблял дубравы.И мышцы мощные отяжелели вдруг,Меж тем как всё вокруг,Казалось, с явною насмешкою кричало,Что возвратился он, замкнув огромный круг,В свое начало.

Горячий пот стыда покрыл его чело;Но все же дикое и глупое упорствоПревозмогло:Он тяжело,Себе назло,С природой продолжать решил единоборство.И в сумерках, когда последний солнца луч,Прощаясь, покидал последнюю вершину,Геракл безумствовал, неистов и могуч,И грузные стволы, покорны исполину,Катились, грохоча, подпрыгивая, с кручВ долину.

Громадой страшною кровоточащих телДеревья мертвые заполнили равнину.Геракл растерянно и сумрачно смотрелНа мечущихся птиц, что оглашали воздухСтенаньями о разоренных гнездах.

И наступил тот час, когда ночная мглаВеличие своих глубин в луне и звездахЗажгла.Увы, Гераклу ночь с собой не принеслаУспокоенья;Был смутным взор его, бесцельными — движенья.

Вдруг зависть к небесам в безумный мозг вошлаИ породила в нем безумную причуду:Поджечь всю эту грудуСтволов, корней, ветвей, листвы, коры,Чтоб зарево костра оповестилоДалекие миры,Что сотворил Геракл здесь, на земле, светило.

И вот,Стремительно взмывая в небосвод,Как стая птиц морских над пенными валами,Затрепетало пламя.Густеет, ширится тяжелый черный дым,Стволов окутывая груду;И ветки тонкие, кора со мхом сухимТрещат и здесь, и там, и дальше, и повсюду.Огонь ползет в обход и рвется напрямик,Он пряди рыжие вздымает, грозно воя;Внезапно, словно бы шутя, лизнул герояОгня язык.

Геракл почувствовал ожоги,Но, побеждая боль, не хочет отступать;Как в юности, когда он призван был карать,Он должен задушить врага в его берлоге.И вот, одним прыжком, сомнения гоня,Он — в логове огня.Шаги его легки, во взгляде снова ясность,Вновь крепок дух его, вновь мысль его остра;Уже на гребне он гигантского костра,И не страшит его смертельная опасность.Когда огонь простер вокруг него крыла,Он понял, наконец, к чему судьба звала:Он понял, что в дыму багровомЕще раз удивит он всю земную твердьПоследним подвигом, завоеваньем новым, —Осилив смерть.

И пел он с вдохновенной силой:«О ты, ночь звездная, ты, ветер быстрокрылый,Мгновенье прошлого и будущего час,Прислушайтесь, остановитесь!Геракл встречает смерть и воспевает вас.Всю жизнь я окружен был пламенною славой:Я гибкость получил от Гидры{24} многоглавой;В моей крови живет неукротимый гнев,Которым одарил меня Немейский лев{25};Шаги мои звучат в лесах олив и лавров,Как звонкие прыжки стремительных кентавров;Пред силою моей, оторопев, поникТяжелой головой свирепый Критский бык;Из глубины лесов привел я за собоюЛань златорогую, настигнутую мною;Я, сдвинув горы с мест и повернув поток,Конюшни Авгия{26} один очистить смог;Подобно молнии, стрела моя блистала,Разя ужасных птиц на берегах Стимфала{27};Я долго странствовал, чтобы прийти туда,Где страшный Герион{28} растил свои стада;Была моей рукой одержана победаНад кровожадными конями Диомеда{29};Пока Атлант{30} в саду срывал чудесный плод,На собственных плечах держал я небосвод;Мечи воительниц стучали в щит мой звонкий,Но захватил в бою я пояс Амазонки;Смирил я Цербера, чудовищного пса,Заставив стража тьмы взглянуть на небеса».

Внезапно из-под ног Геракла клубы дымаВзметнулись, и огонь вокруг него взревел,Но непоколебимоСтоял герой и пел:«Прекрасно то, чем я владею:Сплетенье мускулов моих —Мышц рук и ног, спины и шеи;Ритм подвигов бушует в них.Так много долгих лет с неутолимой жаждойТрепещущую жизнь впивал я порой каждой,Что в этот час, когда сгораю я в огне,Я чувствую, что вся вселенная — во мне:Я — ураган, и тишь, и ясность, и ненастье;Я знал добро и зло, изведал скорбь и счастье;Я все впитал в себя, я, как водоворот,Упорно всасывал поток текущих вод.Иола кроткая, Мегара, Деянира{31},Для вас, трудясь, борясь, я обошел полмира.И пусть безрадостен и долог был мой путь, —Я все же не давал судьбе меня согнуть.И вот теперь, в огне, в час муки и страданья,Встречаю смерть свою я песнью ликованья.Я светел, радостен, свободен и велик,И в этот миг,Когда на золотом костре я умираю,Я благодарно возвращаюВам, горы и леса, вам, реки и поля,Крупицу вечности, что мне дала земля».

И вот уже заря над Этой заалела,Рождался новый день, ночную тьму гоня,Но гордо реяли полотнища огня,И песнь торжественно, как гимн сиянью дня,Гремела.

Микеланджело