Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг

официально принять власть епископов Рима. Теперь эта величественная церемония, проходившая по строгому протоколу, когда над папой несли балдахин (однажды его несли японские посланники), отражала неповторимую роль, которую играл город при утверждении всемирной папской власти [39]. Неслучайно стены гетто поднялись именно в 1555 году, когда сам император Священной Римской империи подписал Аугсбургский мир. Неслучайно и то, что следующим летом после длившегося целый год судебного процесса по приказу римской инквизиции заживо сожгли Помпонио Альгиери. В ответ на страх пап перед угрозами власти понтифика и чистоте самого Рима церковная иерархия разоблачала и искореняла плевелы с небывалой прежде ретивостью и суровостью.

* * *

Утверждая себя как мировой центр христианства, Рим не мог походить на любое другое место в мире. В этом процессе участвовали папы, кардиналы, монашеские ордена и знать. От abitato к древним базиликам тянулись новые улицы с новыми церквями [40]. Маршруты и истории, детализирующие плотный римский ландшафт со священными храмами и реликвиями, скрупулезно расписывались в новой редакции Martyrologium Romanum (1584 г.) [41]. Теперь верующие могли преодолевать века и буквально нырять в раннехристианский Рим. На основании собственного изучения житий мучеников историк и будущий кардинал Цезаре Баронио написал Annales ecclesiastici, где при помощи археологии, истории и малоосмысленных покаянных формул описывал древние центры поклонения, например катакомбы святой Приски. Для Баронио это был «потайной город, полный могил гонимых христиан» [42]. Он перечислял эти места в контексте непрерывного и героического христианского служения в Риме, и под его ногами материализовывалась несравненная апостольская сущность города [43]. Это представление о Риме получало воплощение и на поверхности – благодаря гению живописцев и архитекторов Карло Мадерно, Микеланджело Мериси да Караваджо и Джованни Лоренцо Бернини. По всему городу они творили чудеса в цвете, мраморе и цементе, раздвигая границы допустимого в церковной архитектуре и убранстве. Они писали и ваяли святых, ангелов и самого Господа, воскрешали апостолов при помощи красок и камня так, что плоть их казалась теплой на ощупь. За одно столетие пестрая архитектура античного, средневекового и ренессансного миров влилась в торжествующий барочный ландшафт города, до сих пор доминирующий в центре Рима.

Архитектура нынешнего барокко в Риме стала такой привычной, что трудно представить, какой была ее поразительная новизна при рождении. Для римлян, живших в наполовину сельских условиях раннего Нового времени, это было близко к падению небес на землю. Идя в XVII веке по Виа Лата, переименованной к тому времени в Виа дель Корсо, они глохли от шума строек. В 1600 году на этой узкой улице выросла церковь Сан-Джакомо-ин-Аугуста, творение Мадерно со стройными колоннами, устремленными вверх пилястрами, изящным фронтоном. К 1680 году в начале улицы встали две церкви под одинаковыми куполами – Санта-Мария-ин-Монтесанто и Санта-Мария-деи-Мираколи. Построенные поблизости от них за предыдущие десятилетия церкви отдавали дань славы людям, для которых Корсо становилась путем к святости. Надпись, высеченная здесь на монументальном фасаде Сан-Карло-аль-Корсо, напоминала местным жителям, что кардинал конца XVI века Карло Борромео вознесся на небеса. После 1614 года верующие переступали через порог этой церкви, чтобы преклонить колени перед бившимся некогда сердцем Карло [44]. То был материальный признак истинной благотворительности, напоминание о том, что Борромео раздал почти все свое имущество и тем заслужил причисление к лику святых [45].

Вскоре после явления сердца Борромео еще один почивший римлянин воскреснет неподалеку, на Виа Каравита, на сей раз по воле живописца, а не хирурга. Художник Андреа Поццо был членом ордена иезуитов, но не священником. В 1626 году иезуиты собрали каменщиков, чтобы те сложили из известняка вторую в Риме церковь в честь основателя их ордена Игнатия де Лойолы. Этот испанский рыцарь отказался от танцев, женщин и войн, когда в 1521 году отскочивший от стены снаряд раздробил ему ногу. Долгое выздоровление исцелило душу Лойолы. В 1539 году, после полных невзгод путешествий, паломничества и учебы в Кастилии, Иерусалиме, Париже и Риме, он пал на колени перед папой Павлом III [46]. За время долгого пути своими стараниями стать рыцарем Христа, а не монахом, он привлек множество последователей и спутников, но также вызвал подозрение у инквизиторов. Испанская инквизиция усомнилась в том, насколько соответствуют учению Церкви его религиозные наставления преданным последовательницам. На свое счастье, Лойола сумел развеять все подозрения в ереси. В конечном счете в Рим с ним пришли только его соратники.

Радикальный, сугубо индивидуальный подход Лойолы к избавлению душ от греха заставлял в нем сомневаться. Тем не менее он завел в Риме могущественных сторонников, превратил свой личный опыт в религиозную миссию и приобрел последователей от Модены до Макао. Став пастырем душ в занятиях, которые он назвал «духовными упражнениями», Лойола учил верующих избавляться от поверхностной религиозности, глядеться в зеркало и спрашивать: «Что я сделал для Христа, что делаю для Христа, что должен сделать для Христа?» [47]. Многие, от впечатлительных женщин в Алькале до таких выдающихся церковников, как кардинал Гаспаро Контарини, начинали видеть в Лойоле и в его соратниках будущее Церкви. Вопреки более поздним обвинениям, «Общество Иисуса», или иезуиты, появилось не в ответ на угрозу распространения протестантизма. Вместе с тем их приверженность истинному обращению душ стала вдохновляющим ответом на учение Лютера, называвшего католическую духовность мелкой и деляческой. В 1540 году папа Павел III учредил иезуитов как официальный религиозный орден и дал им разрешение действовать с невиданной раньше свободой. К концу XVII века только в Италии, Испании и Германии уже насчитывалось более 11 500 иезуитов, приспосабливавших свое снаряжение и методы обучения к особенностям тех краев, где они собирались спасать души [48].

Разногласия возникли в папской курии при известии, что член иезуитской миссии в Китае, Маттео Риччи, надел коническую шляпу китайского мудреца Конфуция и принял его философию. В 1601 году этот подданный Папской области стал, наверное, первым европейцем, чья нога ступила в пекинский Запретный город [49]. Там Риччи повествовал о чуде Непорочного зачатия, используя китайскую традицию плоского изображения, и разрешал своим новообращенным совершать их традиционные ритуалы поклонения мертвым [50]. В Америке, Индии и Европе иезуиты обучали праведному католичеству нехристианские народы способами, часто чуждыми церковной иерархии Рима, по возможности приспосабливая для этого местные традиции. В то же время душой и телом иезуиты оставались связаны с Римом. Там, в тени базилики Святого Петра, они создали свою штаб-квартиру; отправляясь в зарубежные миссии, они обещали беспрекословно повиноваться папе. Реальность переговоров, компромиссов и даже бунтов несколько противоречит сложившемуся представлению об отрядах иезуитов, строго следующих папским приказам [51]. Тем не менее иезуиты служили ценным инструментом возрождающейся, усиливающейся, полной решимости Римской католической церкви.

В 1622 году папа Григорий XV (1621–1623 гг.) дал ясно понять, что иезуиты играют центральную роль в его представлениях о Церкви. Он причислил к лику святых Лойолу и еще троих иезуитов, в том числе недавно умершего Франсиса Ксавье. Церемония планировалась как канонизация Исидора Труженика, праведного деревенского батрака XII века, будущего святого-покровителя Мадрида. Однако по желанию самого папы честь причисления к святым разделили с Исидором еще четверо. Под куполом базилики Святого Петра взвились флаги пяти новых святых, гордо утверждавших собственную святость и устремления понтифика, радеющего обо всей Церкви [52].

У Григория получилось, что на небесах уже находятся по меньшей мере двое иезуитов. В Риме были теперь тысячи их учеников. С первых десятилетий XVII века папские проекты вроде Propaganda Fide[16], а также основанные Григорием XIII (1572–1585 гг.) многочисленные колледжи превратили Рим в живой центр всемирной католической миссии [53]. Иезуитские колледжи готовили юношей ни много ни мало к спасению всего мира. В особых учебных центрах для немцев, англичан, греков, шотландцев и ближневосточных маронитов учились выходцы из стран, где католики составляли меньшинство, надеявшиеся заняться обращением своих соотечественников на родине. Несмотря на всевозможные риски, миссионерский клич иезуитов имел огромный отклик. Рассказы о новых мучениках за веру в письмах, приходивших в римскую штаб-квартиру иезуитов, часто заставляли людей почувствовать свое призвание [54]. После жестокого убийства в Индии пятерых новых иезуитов их собрат не просто написал письмо, а сочинил в их честь шеститомную поэму [55]. Студенты-иезуиты, готовившиеся к миссиям в Венгрии и в немецкоязычных землях, по-новому взирали на сцены гибели своих раннехристианских предшественников на стенах церкви Санто-Стефано-Ротондо [56]. Ко времени канонизации Лойолы в главном