Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг

имел друзей – того, чему были обязаны своим возвышением многие папы. Даже для церкви XVI века взгляды Карафы выглядели чрезмерными. Но порой они приносили плоды. Ужаснувшись распущенности священников, он основал в 1524 году аскетический церковный орден театинцев, призванных ревностно служить Италии. Тем не менее Карафа шокировал некоторых современников, когда утверждал: «Будь мой родной отец еретиком, то я бы собрал хворост, чтобы его сжечь» [21]. В конечном счете он был чужаком, и слишком суровым, чтобы снискать чью-либо любовь при папском дворе. Его неожиданное избрание в 1555 году было результатом политического прагматизма и иронией судьбы: 53-летний Марселло Сервини скоропостижно скончался, просидев на папском троне всего 22 дня. Когда измученные, разделенные на фракции кардиналы собрали свой конклав, чтобы выбрать наследника, их раздирали распри: кто-то стоял за французов, кто-то за Империю, кто-то за Реформу. Чтобы согласиться на какого-то кандидата, они были вынуждены искать его за пределами своих фракций. Вскоре они стали присматриваться к человеку, которого не любили ни князья, ни кардиналы. На конклаве, пораженном паникой и готовом к компромиссу, первым выкрикнул имя Карафы кардинал, стремившийся не допустить избрания своего недруга [22]. Вскоре к нему присоединились ненавистники врагов Карафы, испанцев [23]. В конце концов 79-летний Карафа был избран единогласно, невзирая на то, что видеть его на папском троне не хотел буквально никто.

Не прошло и месяца, как новый папа издал буллу, обрекшую евреев Рима на 300 лет гетто. Мало кто удивился, что Павел принялся так решительно отстаивать религиозную чистоту Рима. В сентябре 1553 года под его надзором были приговорены к уничтожению и сожжены на Кампо-деи-Фиори книги Талмуда [24]. Более того, в бытность кардиналом Павел служил активным главой римской конгрегации святой инквизиции. Учрежденная по его же инициативе в 1542 году, римская конгрегация была основана Павлом III (1534–1549 гг.) для изобличения, обращения и при необходимости наказания бунтарей против веры по всему Апеннинскому полуострову [25]. Рим был напуган поддержкой, которую оказывали реформе Лютера люди всех слоев общества. Чаще всего это происходило в Германии и Скандинавии, где идеи протестантизма получили поддержку коронованных особ. Но и на полуострове кое-кто смотрел в ту же сторону [26]. В 1545 году Павел III созвал на севере Италии, в Тренто, собор епископов и кардиналов для обсуждения учения Церкви. Тем временем римская инквизиция под управлением Карафы вынюхивала всех «пораженных еретической заразой» [27].

Как и в случае гетто, инквизиторская система Рима была неоригинальна. Зачинателями и тут стали «католические короли» Испании. В 1478 году Фердинанд и Изабелла обратились к папе Александру VI за разрешением учредить в Испании инквизицию для искоренения тех же самых евреев и мусульман, которых они в 1492 году вообще объявят вне закона [28]. В Испании, как потом и в Риме, инквизиторы опирались на помощь простого люда, рыская по городам, городкам и деревням и расклеивая на площадях и на дверях церквей свои эдикты. Не знает ли кто из местных еврея, вроде бы перешедшего в христианство, но тайно продолжающего отправлять прежние ритуалы? Нет ли у кого книг еретика Мартина Лютера? Не слышал ли кто в местной таверне поношений Девы Марии? Кто-то доносил на соседей, кто-то сам сдавался, поверив эдиктам инквизиции, где было обещано: «Мы всегда готовы раскрыть вам объятия, вы всегда найдете место в наших сердцах» [29]. Снимались показания, допрашивались обвиняемые. Признанный виновным подвергался католическому исправлению, имевшему цель добиться изменения его взглядов. В Испании эти юридические процедуры завершались театрализованным публичным действом под названием auto da fe – «акт веры», когда гранды и толпы простолюдинов ждали выхода приговоренных на широкую сцену. Даже из задних рядов можно было увидеть, какой будет участь осужденных, на накидках которых были нарисованы кресты и языки пламени. Раскаявшийся и обращенный мог избежать казни. Беглецов подвергали символическому сожжению. Черная легенда о святой испанской инквизиции усугублена литературой, отвращением к католицизму и к самой Испании. Тем не менее инквизиторы раннего Нового времени сами создавали почву для преувеличений.

Церковь обрушивалась на последователей Лютера, и костры запылали также и в Риме. Жарким августовским днем 1556 года толпы окружили пирамиду из хвороста на Пьяцца Навона. Ожидалась казнь 24-летнего студента, которого собирались живьем сварить в котле с маслом, дегтем и скипидаром. На приговоренном Помпонио Альгиери были студенческая шапочка и мантия [30]. Он изучал право в университете Падуи, где инквизиторы унюхали в его вере лютеранский душок. Сейчас студенческое одеяние служило напоминанием о его праве на свободное высказывание. Столь жестокую кару избрали для Альгиери за упорный отказ отречься; возможно, неистовый Павел IV испытывал по сему поводу садистическое удовольствие. Казни преступников не были невидалью в Италии, в том числе и во владениях папы. Количество убийц, воров и изменников на полуострове значительно превышало число мест в тюремных камерах, хотя римляне обычно оказывались в одной из главных тюрем: в Тор-ди-Нона напротив замка Святого Ангела и в Куриа-Савелли, что южнее, в Реголе [31].

В Риме, как и во многих других христианских городах, переплетались мирская и церковная иерархии. Отвергнуть власть и учение Церкви значило изменить самому государству [32]. Критически важно было то, что религиозное неподчинение представляло угрозу для душ, способную увести их с праведного пути. В католических государствах изъятие еретиков из общества часто рассматривалось как благо для него, как очищение для тел и душ. Карафа-инквизитор энергично содействовал инквизиции, создавая из нее институт, порой влиявший на политику Церкви больше самого папы [33]. Свои действия и их обоснование (в виде приговоров, на оглашение которых уходило порой по полчаса) римская инквизиция часто изображала как геройство, спасение Апеннинского полуострова от лютеранства и вечной огненной геенны [34].

Поэтому на Джордано Бруно надели кожаный намордник и сожгли его заживо на Кампо-деи-Фиори в 1600 году [35]. Бруно испустил дух на той самой площади, где Павел IV расправлялся с томами Талмуда. По иронии судьбы святой Доминик основал монашеский орден, к которому принадлежал Бруно, с целью отыскивать, обращать и карать еретиков на юге Франции в XII–XIII веках. Прежние, средневековые, инквизиторы Доминика разоблачали катаров и альбигойцев при помощи будущего авиньонского папы Бенедикта XII. Но идеи Бруно, в отличие от веры катаров, не являлись вероисповеданием. Он черпал вдохновение у исламских астрологов, поздних последователей древнегреческого философа Платона и, через них, в учении Гермеса Трисмегиста – загадочной, мифической фигуры, воплощения греческого бога Гермеса и египетского божества Тота с головой бабуина [36]. У Бруно были разнообразные интересы, вызывавшие у римской инквизиции глубокие подозрения. Но больше всего ее волновали его религиозные воззрения. Чтобы переубедить Бруно, его привели к Роберто Беллармино, одному из величайших богословов того времени. Когда Бруно отказался изменить свои взгляды на авторитет Святого престола и на реальное присутствие Христа в таинстве евхаристии, инквизиторы приговорили его к смерти, решив заставить умолкнуть в огне [37].

В Риме всегда находились люди, отвергавшие, ставившие под вопрос, вышучивавшие учение и авторитет христианской церкви задолго до того, как Лютер сжег буллу папы Льва X (1513–1521 гг.). Евреи жили в городе еще до рождения Христа. Для пап, церковной иерархии и во многих случаях для простых римлян все это были докучливые, но терпимые факты. Но все изменилось в XVI веке, когда рост идей протестантизма и их поддержка коронованными особами усилили страхи всех тех, кто находился в идеологической, личной и политической зависимости от католической ортодоксии. Опасения от еврейского присутствия возросли после 1541 года. Когда испанцы стали изгонять евреев со своих итальянских территорий в Неаполитанском королевстве, многим евреям пришлось перебираться в новые места, в том числе в Рим [38]. Хуже того, в 1555 году по всемирной роли папства был нанесен сильный удар, когда по условиям Аугсбургского мира Европа официально разделилась на протестантские и католические государства. В том году христианский мир поделили не в соответствии с волей папы, а согласно желаниям светских князей. Это решение подорвало авторитет и роль папы как верховного религиозного лидера Запада.

Получая удар за ударом на мировой арене и страшась угрозы внутри собственного города, папы того времени могли бы смягчить свои претензии на верховенство и согласиться на маргинальное положение, сохранить которое было бы куда проще. Но для наследников Петра это был не вариант. Для их роли существовало только одно определение. Они будут держаться его, защищая сущность Рима как священного католического города. Какое-то время Рим и его понтификов публично венчали на церемонии possesso: папы шествовали по городу после коронации в базилике Святого Петра, чтобы