Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Декабрь

Гости

Перевод В. Брюсова

— Откройте, люди, откройте дверь мне!Стучусь в окно я, стучусь в косяк.Откройте, люди! Я — зимний ветер,Из мертвых листьев на мне наряд.

— Входи свободно, холодный ветер,Живи всю зиму в печной трубе;Тебя мы знаем, тебе мы верим,Холодный ветер, привет тебе!

— Откройте, люди! Я — неустанный,В неверно-серой одежде дождь.Я чуть заметен в дали туманной,На фоне неба и голых рощ.

— Входи свободно, дождь неустанный,Входи, холодный, входи, глухой!Входите вольно, дождь и туманы,Есть много трещин в стене сырой.

— Откройте, люди, дверные болты,Откройте, люди! Я — белый снег.Все листья, ветер, в полях размел ты,Плащом я скрою их всех, их всех.

— Входи свободно под крики вьюгиИ лилий белых живой посевРазбрось щедрее по всей лачугеДо самой печи, о белый снег!

Входите смело, снег, дождь и ветер,Входите, дети седой зимы!Мы, люди, любим и вас и северЗа скорбь, что с вами познали мы!

Города-спруты

{11}

Равнина

Перевод Ю. Левина

Равнину мрак объял: овины, нивыИ фермы с остовом изъеденных стропил;Равнину мрак объял, она давно без сил;Равнину мертвую ест город молчаливо.

Огромною преступною рукойМашины исполинской и проклятойХлеба евангельские смяты,И смолк испуганно задумчивый оратай,В ком отражался мир небесный и покой.

Ветрам дорогу преградя,Их загрязнили дым и клочья сажи;И солнце бедное почти не кажетСвой лик, истертый струями дождя.

Где прежде в золоте вечернем небосводаСады и светлые дома лепились вкруг, —Там простирается на север и на югБескрайность черная — прямоугольные заводы.

Там чудище огромное, тупоеГудит за каменной стеной,Размеренно хрипит котел ночной,И скачут жернова, визжа и воя;Земля бурлит, как будто бродят дрожжи;Охвачен труд преступной дрожью;Канава смрадная к реке течетМохнатой тиной нечистот;Стволы, живьем ободранные, в мукеЗаламывают руки,С которых, словно кровь, струится сок;Крапива и бурьян впиваются в песокИ в мерзость без конца копящихся отбросов;А вдоль угрюмых рвов, вдоль путевых откосовЖелезо ржавое, замасленный цементВздымают в сумерках гниенью монумент.

Под тяжкой кровлею, что давит и грохочет,И дни и ночиВдали от солнца, в духотеТомятся люди в страдной маете:Обрывки жизней на зубцах металла,Обрывки тел в решетках западни,Этаж за этажом, от зала к залуОдним кружением охвачены они.Их тусклые глаза — глаза машины,Их головы гнетет она, их спины;Их пальцы гибкие, которые спешат,Стальными пальцами умножены стократ,Стираются так скоро от напораПредметов жадных, плотоядных,Что оставляют постоянноСлед ярости на них, кровавый и багряный.

О, прежний мирный труд на ниве золотой,В дни августа среди колосьев хлеба,И руки светлые над гордой головой,Простертые к простору неба, —Туда, где горизонт налился тишиной!

О, час полуденный, спокойный и невинный,Для отдыха сплетавший теньСреди ветвей, чью лиственную сеньКачали ветерки над солнечной равниной!

Как будто пышный сад, раскинулась она,Безумная от птиц, что гимны распевали,Высоко залетев в заоблачные дали,Откуда песня их была едва слышна.

Теперь все кончено, и не воспрянуть нивам;Равнину мрак объял, она без сил:Развалин прах ее покрылРазмеренным приливом и отливом.

Повсюду черные ограды, шлак, руда,Да высятся скелетами овины,И рассекли на половиныДеревню дряхлую стальные поезда.

И вещий глас мадонн в лесах исчез,Среди деревьев замерший устало;И ветхие святые с пьедесталаУпали в кладези чудес.

И всё вокруг, как полые могилы,Дотла расхищено, осквернено вконец,И жалуется все, как брошенный мертвец,Под вереском сырым рыдающий уныло.

Увы! Все кончено! Равнина умерла!Зияют мертвых ферм раскрытые ворота.Увы! Равнины нет: предсмертною икотойВ последний раз хрипят церквей колокола.

Душа города

Перевод М. Волошина

Во мгле потонули крыши;Колокольни и шпили скрытыВ дымчато-красных утрах,Где бродят сигнальные светы.

По длинной дуге виадукаВдоль тусклых и мрачных улицГрохочет усталый поезд.Вдали за домами в портеГлухо трубит пароход.

По улицам душным и скучным,По набережным, по мостамСквозь синий сумрак осеннийПроходят тени и тени —Толпы живущих там.

Воздух дышит нефтью и серой,Солнце встает раскаленным шаром,Дух внезапно застигнутНевозможным и странным.Ревность к добру иль клубок преступлений, —Что там мятется средь этих строений,Там, где над крышами черных кварталовТянутся ввысь на последней метеБашни пилонов, колонны порталов,Жизнь уводящих к огромной мечте?

О, века и века над ним,Что так славен прошлым своим, —Пламенеющим городом, полным,Как и в этот утренний час, призраков!О, века и века над нимС их огромной преступною жизнью,Бьющей — о, сколько лет! —В каждое зданье, в каждый каменьПрибоем безумных желаний и гневов кровавых!Сперва — вблизи двух-трех лачуг — священник-пастырь!Приют для всех — собор, и сквозь узор оконницСочится свет церковных догм к сознаньям темным.Стена, дворец и монастырь, зубцы на башнях,И папский крест, которым мир овладевает.Монах, аббат, король, барон, рабы, крестьяне,Каменья митр, узорный шлем, камзол и ряса.Борьба страстей: за честь герба, за честь хоругви;Борьба держав… и короли неполновесныйЧекан монет хотят прикрыть гербами лилий,Куют ударами меча свои законыИ суд вершат на площадях, слепой и краткий.

Потом рождается — как медленно! — гражданство:Те силы, что хотят из права прорасти,Народа когти против челюстей правителей…И яростные морды в тени, в подпольях завыванье,Бог весть к какому идолу, сокрытому в туманах,Набаты плавят в вечерах неведомые ярости;Слова освобожденья и надежды — в атмосфере,Насыщенной кипеньем мятежей;Страницы книг, внезапно просветленных,Жгут чувством истины, как Библии когда-то;Герои светлые, как золотой ковчег, откудаВыходят совершенья вооруженными и крепкими;Надежда безумная во всех сердцахСквозь эшафоты, казни и пожары,И головы в руках у палачей…

Городу — тысяча лет —Терпкому долгому городу…Не устает он противиться Страстному натиску дней,Тайным подкопам народов.Сердце его — океан, нервы его — ураган!Сколько стянула узлов эта упорная воля!В счастье сбиратель земель,Сломленный — ужас вселенной, —Всюду в победах своих и разгромах Он остается гигантом.Гудит его голос, имя сверкает,Светы его среди ночи пылаютЗаревом медным до самого звездного свода,О, века и века над ним!

В эти мрачные утра душа егоДышит в каждой частице туманаИ разодранных туч:Душа огромная, смутная, подобная этим соборам,Стушеванным дымною мглою;Душа, что скрывается в каждой из этих теней,Спешащих по улицам мрачных кварталов;Душа его, сжатая спазмами, грозная,Душа, в которой прошедшее чертитСквозь настоящее смутные лики наступающих дней,Мир лихорадочный, мир буйного порыва,С дыханием прерывистым и тяжким,Стремящийся к каким-то смутным далям;Но мир, которому обещаны законыПрекрасные и кроткие, — ониЕму неведомы, и он добудет ихКогда-нибудь из глубины туманов.Угрюмый мир, трагический и бледный,Кладущий жизнь и дух в один порыв,И день, и ночь, и каждый миг несущийВсё — к бесконечности!

О, века и века над ним, городом буйным!Старая вера прошла, новая вера куется,Она дымится в мозгах, она дымится в потеГордых работою рук, гордых усильем сознаний.Глухо клокочет она, подступая к самому горлуТех, кто несет в груди уголь желаньяГромко крикнуть ее, с рыданьями кинуть в небо.Отовсюду идут к нему —От полей, от дальних селений,Идут испокон веков, из незапамятных далейНити вечных дорог —Свидетели вечных стремлений:Этот живой поток —Сердца его биенье.

Мечта, мечта! Она превыше дымовОтравленных вознесена,И даже в дни сомненья и унынийОна царит над заревом ночей,Подобно купине, пылающей звездамиИ черными коронами…

Но что до язв? То было и прошло…Что до котлов, где ныне бродит зло? —Коль некогда сквозь недра туч багровых,В лучах изваянный, сойдет иной ХристосИ выведет людей из злой юдоли слез,Крестя огнем созвездий новых!

Порт