Восхождение - Пётр Азарэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Случилось что-нибудь, Серёжа? – спросила она, почувствовав неладное.
– С Гришей проблемы, в Канаду уехать хочет, – вздохнул он. – Яша, поговори с ним, я не могу сладить. И всё у него в порядке, и работу хорошую нашёл, но неймётся ему.
– Хорошо, дядя Серёжа, я поговорю с ним, – сказал Яков, – хотя не уверен, что смогу дать ему разумный совет. Я ведь ещё не знаю страну, всего лишь сторонний наблюдатель. Мне нужно понять и почувствовать, что здесь происходит.
Он сидел сзади, с интересом посматривая по сторонам. Природа, одновременно волнующая и скромная, словно женщина, соблазняющая возлюбленного, распахивала перед ним свою прелестную наготу, и он с наслаждением и какой-то волнующей гордостью взирал на надвигающийся ему навстречу величественный ландшафт.
– Ты прав, Яша, – с горечью произнёс Сергей Борисович. – И всё же постарайся его переубедить.
– А что ему здесь не нравится? – спросил Яков.
– Ответить на твой вопрос однозначно невозможно. Не воспринимает он страну, чувствует себя в ней чужим.
– Ладно, попробую с ним разобраться, – сказал Яков.
В это время водитель такси, смуглый мужчина средних лет, стал что-то говорить Сергею Борисовичу. Он внимательно слушал, смотря на него и изредка кивая головой.
– Я сейчас переведу, что он мне рассказал, – Сергей повернулся к сидящим сзади. – Несколько лет назад на этом участке дороги произошёл такой случай. Араб из Восточного Иерусалима подошёл к шофёру автобуса из Тель-Авива и резко повернул руль. Автобус с пассажирами упал в пропасть, вот в эту, что справа.
– Он был сумасшедший? – спросил Илья Зиновьевич.
– Ма питъом1? Просто убийца, получивший приказ умереть во имя Аллаха, забрав как можно больше еврейских жизней, – горько усмехнулся Сергей Борисович. – У них такой национальный вид спорта.
– Но это же страшно. А ему не жалко себя? – присоединилась к разговору Ребекка Соломоновна.
– У них другая ментальность. Человеческая жизнь для них не имеет такой ценности, как для евреев. Они плодятся в неимоверных количествах, у них большие семьи, и теракты для них – отменное средство заработка. Семья, потерявшая отца или сына, получает пожизненно хорошие деньги от Организации освобождения Палестины, – объяснил Сергей.
– Ну, предположим. Но человек идёт на смерть добровольно. Где его инстинкт самосохранения? – искренне недоумевала Ребекка.
– Главный мотив, конечно, ненависть к нам, якобы захвативших их страну. Кроме того, шахидов одурманивают муллы, шейхи и главари организаций, настраивая психику и обещая рай в награду. Ещё и наркотиками накачивают, чтобы подавить страх. Нам трудно их понять. Мы воспитаны атеистами, и нам всегда внушали, что все люди – братья, а национализм – это плохо, – говорил Сергей Борисович, смотря вперёд на поднимающиеся с обеих сторон горы. – Внимание, сейчас увидите Иерусалим.
Широкое ущелье расступилось, и долина, уходящая вниз и налево, открыла перед взором Якова стремительно возносящийся вверх покрытый лесом склон горы с каскадом домов на вершине и у подножья. Неожиданный торжествующий вид вызвал у него невольное восхищение. Всё кругом вдруг показалось ему финалом грандиозной симфонии, звучавшей на равнине медленно и плавно, по мере подъёма набиравшей эпическую мощь и красоту гармонии, а теперь достигшей своего апофеоза и величия. Душа Якова наполнилась звуками этой симфонии, она парила так же высоко и свободно, как вершины гор, она наполнилась неземным восторгом, позабыв на время о бренном мире, в котором предстоит жить и страдать оставшемуся где-то далеко внизу телу. В своей жизни ему доставало видеть немало красивых мест, но вдохновение, охватившее его, невозможно было объяснить ничем иным, кроме божественного присутствия, столетия возносившего к стенам Иерусалима идущих к нему паломников и скитальцев.
Из состояния эйфории его вывел прозвучавший как бы из другого мира голос отца.
– Сергей, что это за гора? Какая-то лысая, не похожая на другие.
– На ней находится кладбище. Здесь мы все упокоимся, если умрём в Иерусалиме. Гора большая, отсюда трудно представить её размеры, только длина её километра два-три. А как здесь хоронят – ничего похожего на то, что было в Советском Союзе, – рассказывал Сергей Борисович, восседая на переднем сиденье.
Петляющее по склону горы шоссе привело их к перекрёстку со светофором, на противоположной стороне которого на склоне Яков увидел часы и бетонную плиту с надписями на английском и русском языках и на иврите.
– Это «Сады Сахарова». Видите террасы на обрыве? – сказал Сергей.
– В честь русского человека разбить сад на склонах горы – молодцы израильтяне, – заметил Илья Зиновьевич.
– Наверное, Сионистский Форум Щаранского построил мемориал.
Андрей Дмитриевич с Натаном были друзья. Да и вы знаете, что Сахаров сделал немало для еврейской эмиграции, – сказал Сергей Борисович и обратился к водителю. – Ха-им ата ёдеа эйфо байт ха-зе2?
Мужчина улыбнулся и утвердительно кивнул головой.
– О чём ты его спросил? – Лицо Ильи выражало неподдельное удивление. – Ты говоришь на иврите?
– Я спросил его, знает ли он, куда ехать. Ещё в аэропорту дал ему записку с вашим адресом, – ответил Сергей Борисович. – А иврит мой пока не ахти, и вы скоро тоже сможете слепить простую фразу. В этом нет ничего сверхъестественного.
Город пробуждался, движение на улицах возобновилось после ночного перерыва. Яков с любопытством смотрел на облицованные золотисто-жёлтым камнем дома, на деревья и кустарники вдоль дороги и во дворах. Иерусалим не был похож ни на один город, виденный им прежде. Но он отличался и от того образа, который являлся плодом его воображения, был одновременно и величественен, и будничен. Вскоре Яков сообразил, что маршрут такси проходит не через центр и в стороне от старого города и что слишком рано давать ему какую-то оценку.
– Приехали, – произнёс Сергей Борисович. – Вот ваш первый в Израиле дом, – он указал на облицованное иерусалимским камнем пятиэтажное здание. – Район небогатый, не Тальбие и не Рехавия. Квартира трёхкомнатная с балконом. Задаток я заплатил. Мебель кое-какая имеется, жить можно. Давайте разгружаться.
В это время во двор заехал автомобиль, который вёл Гриша. Из него вышла Роза Соломоновна и энергично подошла к сестре.
– Как добрались? Правда, необычная дорога? А город вы ещё не видели, конечно, – защебетала добродушная Роза. – Помоги Яше, сынок, – обратилась она к Грише.
Тот подошёл к Якову и шлёпнул его по плечу.
– Пообщаться нам не дали в аэропорту. Ну, ничего, ещё наговоримся, – сказал он. – Чем помочь?
Гриша подхватил оставшиеся ещё в багажнике микроавтобуса чемодан и баул и направился к дому. Пройдя через полутёмный чистенький подъезд, юноши поднялись на второй этаж и вошли в открытую дверь квартиры. Родители уже были здесь. Илья Зиновьевич невозмутимо перемещался из комнаты в комнату, в то время как Ребекка Соломоновна стояла посреди гостиной в некоторой растерянности от потрескавшейся и местами осыпавшейся побелки на стенах и потолке, изрядно потёртого дивана, покосившегося шкафа и продавленных
