Восхождение - Пётр Азарэль

которого я себя и ощущал. А, оказалось, есть евреи из Марокко, Ирака, Йемена, Египта, Турции и даже из Индии. Они, кстати, все похожи на коренные народы этих стран, и не только внешне, но и по культуре своей.

Это создаёт напряжённость, идёт непрерывная необъявленная борьба за место под солнцем, за власть и влияние. Я не вижу в этих людях своих соплеменников. Я не ожидал увидеть в Израиле такое Вавилонское столпотворение и смешение рас, – ответил Гриша.

– Ты хочешь, чтобы за несколько десятилетий всё утряслось. Посмотри на Соединённые Штаты. Триста лет прошло, а слияние народов в один так и не произошло. Как были англосаксы, так и остались, негры остались неграми, мексиканцы – мексиканцами. – Яков говорил убеждённо и эмоционально. – Но это не мешает стране существовать и развиваться.

– Видимо, как отдельному индивиду, национальной общине свойствен инстинкт самосохранения. Хотя в общественной жизни она взаимодействует с другими общинами, и тут возникает некоторая интеграция, проявляющаяся в установлении рабочих, приятельских и дружеских отношений. Иногда и смешанные браки между ними заключаются. Но, увы, процесс этнического слияния вялотекущий, – с сожалением произнёс Гриша.

– Тебе это мешает? Тебя никто не заставляет обниматься с теми, кого ты не воспринимаешь. Общайся с теми, кого считаешь своими, – настаивал Яков. – Умеренной ксенофобией страдают все люди, она – здоровая реакция на чужаков. Со временем к ним привыкаешь и успокаиваешься. То же относится и к арабам, когда они ведут себя цивилизованно.

– Всё верно, но мне адаптация почему-то даётся с трудом.

– Но есть же генетическая память. После выхода из Египта весь народ стоял у горы Синай и был свидетелем Его присутствия. Психологическое воздействие было настолько мощным, что оно запечатлелось в нашем подсознании и генофонде.

– Я понимаю, к чему ты клонишь. Значит, у меня произошёл генетический сбой. Хотя родители мои чистокровные евреи, бабушки и дедушки тоже, – усмехнулся Гриша.

– Советская власть постаралась истребить нас духовно, и ей это почти удалось. Хотя уничтожить нас физически она не успела, великий вождь приказал долго жить, – грустно заметил Яков. – Похоже, еврейское самосознание зависит не столько от генетики, сколько от психологических факторов, воспитания, воздействия пропаганды и общества, в котором мы жили. Ты не должен себя винить. Я всё понимаю. Сам был на грани и, если бы не отец, остались бы мы в совке.

Вернулась симпатичная официантка с подносом и поставила на стол два высоких бокала тёмного пахнущего хмелем пива и большие тарелки с салатом и пастой.

– Ого, вот это порции, – цокнул языком Яков, – и такие аппетитные. Ну, давай выпьем за встречу.

Они чокнулись, с удовольствием отпили из бокалов и принялись за еду.

– В нашей стране от голода не умрёшь, – сыронизировал Гриша. Здесь другая проблема. В галуте8 мы, чтобы выжить, всё время должны были доказывать своё профессиональное и интеллектуальное превосходство. Зависимость от гоев заставляла нас вкалывать. А в Израиле ты как бы среди своих, и этот стимул перестаёт работать.

– Я слышал, что и тут нужно себя показать и зарекомендовать.

– Когда меня приняли на работу, пришлось, конечно, изучить новую технику и технологию, да и язык подтянуть. Но потом я освоился на работе и успокоился. Здесь всё-таки много востока, ментальность другая.

– Поэтому, чтобы почувствовать себя опять евреем, ты хочешь вернуться в галут?

– Наверное, – вздохнул Гриша.

– А выйдет всё наоборот. Встретишь там прелестную канадку и прощай. Твои дети примут христианство, станут гоями, и прервётся двухтысячелетняя нить твоего еврейского рода. Или тебе безразлично?

– Если я буду счастлив, какая мне разница. И детям моим в жизни будет легче, никто их не будет преследовать, – оправдывался Гриша.

– В цивилизованных странах сегодня нет дискриминации по национальной принадлежности. А вот родители твои очень расстроятся.

Они замолчали, потягивая пиво и доедая остывающую пасту. Мимо них прошли несколько ортодоксов в чёрных костюмах и белых рубашках.

– Лучше всего в нашей стране живётся верующим. Для них она земля обетованная, завещанная им в вечное владение. И никаких проблем, только молитесь, учите Тору, ждите мессию, плодитесь и размножайтесь и слушайте своих раввинов, – не без иронии заметил Гриша.

– Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Да, с разведённой, с ребёнком. Влюбилась в меня, как собачка, а это тоже проблема, не умею бросать женщин, жалко их. Поэтому своими планами с ней не делюсь.

– Когда собираешься уезжаешь? – спросил Яков напрямик.

– Ещё не скоро. Я получил отсрочку от армии. Через три месяца пойду служить, а потом уеду.

– Говорят, что армия всё ставит на свои места. И голову тоже приводит в порядок. Может быть, передумаешь, а если женишься, то тогда вдвоём с женой будешь решать, в какой стране жить.

Они расплатились с официанткой, которая время от времени с интересом поглядывала на красивых парней, поднялись из-за стола и продолжили прогулку по Иерусалиму.

Глава 3

1

Рахель прилегла отдохнуть и тут же уснула, измотанная родами и последними беспокойными ночами. Ави с коляской и дочерью Тамар прогуливались во дворе. Мама возилась на кухне. Рахель разбудил настойчивый телефонный звонок.

– Алло, – с трудом поборов дремоту и с наслаждением потянувшись всем телом, негромко произнесла она.

– Поздравляю тебя с наследником, о, царица Вавилона, – донёсся из трубки бодрый голос Якова, – нам никто не помешает поговорить?

– Всевышний благоволит нам, мой добрый повелитель. – Её вдруг охватила безудержная радость. – Твоя верная рабыня слушает и повинуется.

В телефонной трубке раздался приглушённый смешок.

– А я, было, подумал, что ты меня забыла. Забот у тебя прибавилось. Не до меня сейчас. Ну, как прошли роды?

– Без осложнений, ведь они у меня не первые.

Рахель выглянула в открытое окно. На город опускался тёплый летний вечер. Ветви растущего в их маленьком саду лимона касались стен дома, и едва уловимый терпкий запах спелых плодов проникал в спальню. На изумрудном ковре травы в беспорядке лежали игрушки. Ни дочери, ни мужу стало не до них. Появление в доме новорожденного человечка всколыхнуло сложившийся за годы быт. Теперь всё было подчинено ему, новому хозяину. Его неспособность выразить свою высочайшую волю только ещё больше подстёгивала бабушек, заставляла прислушиваться и внимать, пытаться переводить на понятный всем язык его бессловесные требования. Рахель вдруг захотелось, чтобы он вновь оказался здесь рядом с ней, на этой постели – свидетельнице их безудержной страсти. По её телу пробежала горячая, непрошеная волна. Она вся покрылась испариной, рука судорожно задрожала, едва не выронив потную телефонную трубку.

– Что с тобой, почему ты замолчала? – забеспокоился Яков.

С трудом справившись с собой и стараясь не обнаружить охватившее её волнение, Рахель промолвила:

– Это твой ребёнок, Яков, ты – его отец!

Последние полгода мысль о нём неотвязно сверлила её мозг, она отчаянно боролась с желанием покаяться в грехе запретного плода, а сегодня расслабилась на минуту и сдалась. Она сознавала необратимые последствия, связанные с признанием, и чем