Восхождение - Пётр Азарэль

Часть I

Глава 1

1

Семья Ильи Зиновьевича происходила из широко известного на Украине местечка Бердичева, городка с преобладающим еврейским населением. Его отец, когда он был ещё жив, не раз вспоминал, что его дед и прадед слыли цадиками, и многочисленная община относилась к ним с почтением. Революция безжалостно разрушила старый еврейский мир, уничтожив границы оседлости, посеяв дух безбожия и выкорчевав некогда сильные и глубокие корни народной жизни.

Прадед Якова, сына Ильи Зиновьевича, идеи коммунизма и классовой борьбы воспринял со всей страстью человека нового времени. Ещё юношей участвовал в боях с петлюровцами, воевал в Первой Конармии, с которой дошёл в польскую кампанию до стен Варшавы. По окончании гражданской войны был на руководящей работе в киевской губернской парторганизации. Размашистая коса борьбы с троцкистско-зиновьевской оппозицией коснулась и его, и без суда и следствия он был расстрелян в застенках старой пересыльной тюрьмы.

Его сын, дед Якова, прошёл огни и воды Великой Отечественной войны и, чудом уцелев, отыскал бабушку Сару в Самарканде с пятилетним сыночком Илюшей на руках. Она жила в обветшалой мазанке без надежды когда-либо ещё увидеть и обнять любимого мужа. Участь её тёток, сестёр и их детей была печальна – почти все они сгинули в Бабьем Яру. В Самарканде у них родилась дочь, которую в честь бабушки назвали Идой.

Украинские националисты и антисемиты надеялись, что еврейский вопрос будет естественно и окончательно решён в результате новой послевоенной реальности, и, отбросив сомнения, вселялись в квартиры бывших соседей, беззастенчиво присваивая себе их имущество. Но прошедшие фронты, не раз смотревшие в лицо смерти генералы и офицеры, руководящие работники и простые люди сумели выиграть и это сражение, и в неохотно освобождающиеся временными жителями квартиры и комнаты стали возвращаться евреи с Урала, Казахстана и Средней Азии.

Возвращение из эвакуации было для Зиновия и Сары, как и для многих бежавших на восток от войны евреев, тяжёлым испытанием. Большая довоенная квартира на улице Саксаганского была после освобождения Киева занята украинской семьёй. У неё оказались весьма влиятельные родственники, отсудить жилище не удалось, и они с двумя детьми поселились в полуподвальной квартирке на Бассейной.

Умный и прагматичный инженер, Зиновий работал на почтенных руководящих должностях, зачастую исполняя "роль умного еврея" при директоре. Его ценили, но всё же после каждой антиеврейской кампании перемещали на более низкую должность, оставляя в душе незаживающие раны. Он вырастил детей, помог им получить высшее образование и устроиться на работу, что было делом не простым и потребовало от него немало усилий. Он привёл в действие полезные связи, которые приобрёл во время работы в Совмине и Госплане. Илья женился на Ребекке, красивой девушке, проживавшей на Сырце, районе Киева, примыкавшем к Бабьему Яру. Через года полтора у них родился сын, которого назвали Яковом в честь дедушки молодой мамы. Подошёл срок, Зиновий вышел на пенсию и стал вместе с Сарой нянчить внуков и прогуливаться по живописным киевским паркам и окрестным лесам. Так и жили они в любви и согласии и умерли в преклонном возрасте, и похоронены были на Байковой горе рядом друг с другом.

2

Илья и Ребекка принадлежали к среднему классу, к той общественной прослойке, которую с середины девятнадцатого века называли в России интеллигенцией. Антисемитизм власти не давал ей возможности достигать высоких административных постов и должностей, да она в своём подавляющем большинстве и не стремилась к этому, убеждённая в том, что каждый шаг наверх связан с утратой чести и достоинства, нравственным компромиссом, покупаемым за счёт зарплат и хорошо отработанной системы привилегий и льгот.

Илья Зиновьевич стал известным в городе инженером и уже много лет работал главным специалистом технологического отдела в одном из крупных проектных институтов. Главный инженер долговязый еврей Александр Абрамович предлагал ему принять отдел, начав с должности зама, обещая убедить директора в целесообразности его кандидатуры. Но он не соглашался, находя каждый раз какие-то аргументы против этого назначения. Дома Яков однажды стал свидетелем его откровенного разговора с матерью.

– Рива, дорогая, пойми: как заместитель Степанова, я больше получать не буду. А когда через год-полтора он уйдёт на пенсию, ты увидишь, что произойдёт.

– Так тебе же обещают отдел. Вот и займёшь его место. Сейчас для этого уже не требуется быть членом партии, – парировала она, взирая на мужа поверх старомодных очков с большими стёклами и забавно морща лоб.

– Не ожидал от тебя такой дремучей наивности. В какой стране ты живёшь? Думаешь, что в горкоме теперь другие люди, сплошь либералы? Да всё те же антисемиты-конъюнктурщики, которым наплевать на народ, на производственную необходимость. Нет у них другого интереса, кроме шкурного. Продвинуться по службе, приобрести влияние, чтобы трахать молодых симпатичных секретарш-комсомолок и горничных в санаториях. Да, да, не смотри на меня невинными глазами. Для них это и означает власть, власть над людьми, которые для них лишь средство достижения эгоистических целей, власть над беззащитной женщиной, которая ждёт от него покровительства ценой согласия на сексуальную эксплуатацию.

Илья Зиновьевич поднялся с кресла и стал прохаживаться по тесноватой гостиной, стараясь сбить охватившее его раздражение.

– Ты думаешь, что длинный не понимает этого? – искренне удивилась Ребекка.

– Нет, конечно, он надеется, он почти уверен, что будет так, как он задумал. Но сейчас в партийных органах неразбериха и бестолковщина. У них такая же разруха, как и в стране. Сегодня его приятель Иван Петрович в секретарях ходит, а завтра его сметут молодые наглецы или конкуренты. А я, как последний идиот, буду до пенсии сидеть в замах при назначенце из горкома.

Илья остановился у стола и выразительно посмотрел на жену. Его тёмные тронутые сединой волосы упали на большой покатый лоб, породистый еврейский нос светился отраженным лучом от люстры.

– Ты прав, Илья. Скорей всего, ничего не получишь, а интересную творческую работу упустишь. – Ребекка не могла не согласиться с безупречной логикой мужа.

– Конечно, Рива, не с нашим еврейским счастьем искать приключений. Мне нравится моя работа. От меня зависит технический уровень проектов. Моя голова, слава богу, ещё варит. Я могу научить молодых инженеров кое-чему и убедить руководство, что нужно поощрять их материально, если оно не хочет остаться в одиночестве, и продвигать их и защищать от недоучек-антисемитов. Со мной ещё считаются, когда я им нужен. А уйду в замы и влияние потеряю, и всё поставлю под удар, – с воодушевлением говорил Илья Зиновьевич. – Александр Абрамович, наверное, думает, что мы никуда не двинемся. А, может быть, он хочет так удержать меня, ведь мне неудобно будет после повышения по службе подать заявление на выезд. Тем более нужно остаться на нынешней позиции и не соглашаться ни на какие