Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осознав вдруг, что слишком много думает об этой девушке, и думает с нежностью и страстью, он встрепенулся и заставил мысли свои переместиться в огромный чёрный зал, скрывающий в своих недрах тайный путь в горы. Через него они и начнут своё путешествие, там они простятся с Сибелиром, его дядей Гаапом и Удором. И Акил искренне понадеялся, что не навсегда.
Ему было жаль фавнов, этот гордый и недоверчивый народ. За спиной Авалара тянулась великая древняя история, полная страшных тайн, чудесных сказаний о героях и дружбе с людьми, но теперь от него осталась лишь несчастная горстка земли. Каждый год фавны умирали сотнями, и число жертв разбушевавшихся борцов с дьяволом будет увеличиваться. Акил сомневался, что жители Архея примут фавнов сразу, с распростертыми объятиями, но они привыкнут к ним. Карнеолас сделает всё, чтобы привыкли.
«Гасиона самого нужно отправить на костер», — мрачно подумал Акил, досадуя на фавнов за то, что они так слепо верят этому мерзавцу.
Ему не хотелось, чтобы все они погибли. Ему не хотелось, чтобы погиб кто-то еще. Он устал от смертей, но понимал, что впереди еще много горя, разочарования и нескончаемой борьбы до последнего вздоха. И он был готов бороться.
Сибелир, Акил, Лорен, Гаральд, виконт Ивен Аим, Цесперий, Руфин Кицвилан и Сагрия медленно прогуливались по городу, прощаясь с летним Аргосом. Жители, наслышанные о том, что Люди Солнца уезжают, долго глядели им вслед, а некоторые подходили и желали им счастливого пути. На город опускался вечер, и все трое прохаживались по нешироким улицам, усаженным деревьями, в ожидании вечерней молитвы.
— Скажи, Сибелир, — тихо проговорил Акил, идущий вдвоем с Сибелиром впереди. — В Архее никто не знает, почему символ Аргоса — серебряный конь с длинным золотым рогом на лбу.
Сибелир, статный, этим вечером печальный, одетый в длинную серебристую мантию, которую фавны надевали в дни торжеств, улыбнулся и тихо ответил:
— Мы верим в то, что наша Богиня Луны, Атаргата, расъешает ночью по небу на своём любимом серебрйаном коне, Аргосе. А солотой рог подарил ему Шамаш в снак вечной друшбы. Мы верим в то, что пока солотом сияет этот рог, Шамаш помнит об Аргосе и защищаэт его такше, как сащищает его Атаргата. Но рог померк три сотни зим насад, и все никак не мошет сашечься. Много лет насад Шрецы предскасали, что рог Аргоса воссияет вновь, когда тсаритса, благословенная самой Богиней Атаргатой, всайдет на трон и будет любяшей матерью своему народу. Когда на трон всошла наша тсаритса Атаргата, все мы верили в неё и были уверены, что это именно она приведет наш народ к раствету.
— Больше не верите? — тихо спросил Акил.
— Я буду верить всегда, — воодушевленно ответил Сибелир. — До самой смерти. И искать тсаритсу и её брата я буду, пока не умру.
— Поэтому ты не едешь с нами, — вздохнул Акил.
— Верно. Если я не найду её, я долшен найти её брата, нашего тсаревитча Вассаго. Если их тсарственный род прервётся, Атаргата более никогда не благословит свой народ.
— Я понимаю тебя, Сибелир, — кивнул Акил и поглядел ему в глаза. — Но мне жаль расставаться с тобой, ибо, полагаю, что нашел в Аргосе замечательного друга.
— И мне шаль расставаться с тобой, человек Солнтса, — улыбнулся он. — Но тебя зовёт твой долг, а меня мой. Помогая нам, ты потерял сестёр и теперь ты долшен восвращаться, чтобы не потерять свой дом. Ты и Певитса сделали для нас столько, сколько не сделал никто ис людей. Мы не ведали, что на семле, под светом Шамаша и лучами Атаргаты, шивут такие люди. Твой отетс истселил раненых, но сколько горя причинили мы отсу Певитсе…
— Это не ваша вина, — тихо проговорил Акил.
— Ты — герой, Акил, — сказал Сибелир. — И Шамаш благословит тебя на твои подвиги. Быть мошет, мы еще увидимся.
— Разумеется, увидимся! — воскликнул Акил. — Я снова вернусь сюда, чтобы найти Ишмерай и Атанаис.
— И мы будем рады вам, — заявил Сибелир. — От всей души… Погоди, послушай, человек Огня! Атаргата идет. Надо её поприветствовать…
Небо озарилось серебряным сиянием, и фавны запели все, как один, высыпав на улицы и повернувшись в одну сторону, лицами к луне. Чарующая песня, полная любви, печали и надежды, озарила Аргос. Люди в почтенном восторге слушали, как из этой песни льётся вся любовь народа к традициям, истории и незыблемой вере.
Быть может, со стороны это было похоже на истерию, но Акил еще никогда не видел такой прекрасной истерии, излучавшей любовь и надежду. Сердце наполнилось светом, и он, встав рядом с Сагрией, взял её за руку. Девушка ответила на его рукопожатие. В глазах Акила защипало, и он поторопился сглотнуть застрявший в горле ком. В отличие от герцога. Поглядев на него, Акил увидел, что Гаральд Алистер, подавленный, потерянный, измученный, стоит в стороне ото всех и тихо плачет, опустив голову.
«Если плачет Гаральд Алистер, дело совсем хреновое!» — в отчаянии подумал Акил и высоко поднял голову, чтобы ни одна слеза не пролилась на щеку.
Среди семей, пожелавших покинуть Аргос, были и дети, и старики, и мужчины и женщины, семьи были большими. Они везли с собой целые тележки добра, запряженные мулами. Увидев всё это, Гаральд Алистер возвел глаза к каменному потолку, но промолчал, смирившись с тем, что они будут очень сильно замедлять продвижение отряда.
Было в отряде ещё одно обстоятельство, которое вызывало у фавнов неподдельный восторг, а у некоторых людей, особенно в рядах карнеоласцев, — опаску: им не нужно было заботиться об огне, ибо Акил своим огнём мог прогнать тень из любого уголка пещеры.
— Невероятно… — тихо, без восхищения проговорил Лорен, наблюдая за игрой сына. — Он подчиняется твоей воле.
— Я искренне на это надеюсь, — ответил Акил, наблюдая за тем, как пламя охватывает его руку, поглощает её, затем вновь впитывается в его кожу, озаряет сиянием и затухает в его крови. — И почему этот дар не открылся раньше, когда забирали Ишмерай и Атанаис?..
— Стало быть, тогда еще не
