Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Труса, говоришь? — горько усмехнулся Лорен, и Акил увидел, как глаза его отца покраснели. — Вполне вероятно. Но даже трус должен принимать решения и выбирать. Нам никто и никогда не простит того, что мы уехали, не найдя их, а более всех винить нас в этом будем мы сами. Легче ли будет твоей матери, твоей сестре, моей сестре, моему племяннику и остальным жителям Архея, если мы задержимся здесь ещё на несколько месяцев, пока Кунабула будет штурмовать королевство за королевством? Ненавидь меня, Акил, и ты будешь иметь на это полное право. Но ещё больше право ненавидеть меня и Гаральда будет у Акме, ибо мы не нашли её дочерей. Мы уезжаем из Заземелья поверженными, все до одного, но мы уезжаем отсюда, чтобы не потерпеть ещё одно поражение — в Архее. Тогда на наших руках будет гораздо больше жизней и гораздо больше крови. Подумай о тех, кто в тебе нуждается.
После этого разговора Акил долго ненавидел себя, злился на отца и герцога, но вынужден был признать, что действительно должен покинуть Заземелье вслед за остальными. Он помнил, какой силой обладал, сколько всего слышал о той войне двадцатилетней давности. Он знал, что вскоре Архею понадобится его мощь, а больше всего она понадобится его матери и его юной сестре. Кто защитит их? Отец со своей силой исцеленья? Или тётушка Акме, если она всё ещё жива? Кто поможет им, как не он?
И когда он осознал, какой путь выбирает, ему вдруг захотелось рассказать обо всём Сагрии. Он знал, что скорее всего она не поймёт его и осудит. Он хотел высказать всё человеку, не обладавшему рианорским даром.
Поздно вечером Акил постучался в комнату к Сагрии, а когда она открыла дверь и нахмурилась, увидев его, вошёл внутрь и сразу высказал всё. Она встретила его в длинной тёплой накидке поверх ночной рубашки с тонкими тесёмками. Бледная, расстроенная, такая нежная. До последнего мгновения он сдерживал отчаяние, но, поглядев в глаза Сагрии, эти светло-серые глаза, не сдержался и вдруг разрыдался. И даже горячий стыд за свои слёзы не смог заглушить его эмоций.
Сагрия плотно закрыла дверь и обняла его. Удивительно, но эта девушка, которая всегда презирала слёзы, трусость и другие проявления человеческой слабости, позволила ему прижаться к ней, обнять её и излить на неё всё своё горе. Он прижал лицо к её шее, вдыхал тёплый аромат её волос, а Сагрия обнимала его и гладила по голове, шепча, что он не виноват, умоляя его успокоиться и не терзать себя. И ему вдруг стало так спокойно и хорошо в объятиях её рук и звуках её нежного голоса. Он почувствовал себя счастливым от мысли, что Сагрия была здесь, рядом с ним, была здорова и так далека от всех этих, ставших ему ненавистными, рианорских дел, что вновь обрадовался и выдохнул:
— Ах, Сагрия! Что бы я делал без тебя? Ты самый замечательный друг, который только может быть…
Акил сразу понял, что брякнул какую-то глупость. Руки девушки бессильно упали с его плеч, голова опустилась, безграничная нежность, с которой она глядела на него ещё мгновение назад, растаяла бесследно.
— Я рада, что помогла тебе, — отстранённо проговорила она. — И я рада, что в моём лице ты нашел самого замечательного «друга», который только может быть.
«Похоже, я совершаю эту ошибку во второй раз…» — подумал он, но не позволил ей отвернуться и уйти. Сжал её руку крепче, сел на кровать, посадил рядом и тихо проговорил:
— Прошу, посиди со мной немного.
Даже решительная и прямолинейная Сагрия не смогла отказать ему в этой просьбе.
И он заговорил. Говорил долго о своих страхах, яростной борьбе, долге. Отец утверждал, что вскоре в Архее начнётся страшная битва, и ему следует в ней участвовать ради его родного дома, ради его семьи. Но что будет с Ишмерай и Атанаис? Акил винил себя во всём, что случилось с сёстрами и Сагрией.
Девушка внимательно глядела на него, терпеливо выслушивая его горькую исповедь. Не перебивала, не вырывала руку и даже сжала его руку в ответ. Акил видел нежность, печаль и понимание, но вместе с остальным в её серых глазах появилась какая-то отстраненная обречённость. Она более не глядела на него, как на родного человека. Ему хотелось её нежности и ласки. Но она лишь сказала, тихо и мягко:
— Ты сделал всё, что мог. И даже больше. Ты вернул меня к жизни, защитил город и всех этих фавнов. Более того, нам удалось уговорить несколько семей вернуться с нами в Архей. Нельзя получить всё сразу. Это начало возвращения, Акил! Рано или поздно фавны захотят добраться до Архея, если узнают, что их собратьям хорошо в наших землях. Ты Рианор, ты должен встать на защиту своей земли… Хотя ты никому ничего не должен. Так глупо бросать вас в сражение только из-за того, что вы родились с такой силой. Что бы ты ни выбрал, я разделю любой твой путь, любую твою беду с тобой.
Акил глядел на неё долго и потрясенно. Он глядел на нее так, будто видел впервые.
— Почему? — выдохнул он.
— Должно быть, потому что я твой верный друг… — пожала плечами она, улыбнулась криво, с оттенком горечи, и высвободила руку.
— Ты мой ангел-хранитель, — прошептал он и обнял девушку, прижав к себе. Так они и сидели в обнимку на застеленной кровати Сагрии, молча, каждый думая о своём и каждый наслаждаясь присутствием другого.
Девушка, уткнувшаяся в шею Акила, прошептала:
— Ты не представляешь, какой разразится скандал, если сюда войдёт мой отец и увидит нас в таком положении.
— Согласен, — гулко ответил Акил, сжав девушку сильнее. — Ну и пусть. Никуда не хочу уходить. Ты хочешь, чтобы я ушёл?
— Не хочу, — прошептала та. — Мне хорошо так.
«И мне хорошо, — подумал он, закрыв глаза. — Слишком хорошо…»
Внизу живота разлилась тёплая волна, и он с удовольствием вспомнил, как целовал Сагрию перед атакой на Аргос. Она так нежно отвечала. И отчаянно. И страстно. Он и представить не мог, что подруга его
