Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

С побледневшим лицом и блуждающим взглядом пробежала она через холл и стала подниматься по лестнице. Постояльцы, эти корректные, сдержанные господа и с детства вышколенные дамы, провожали ее полными недоумения глазами. Как только можно терять самообладание в общественном месте!

Мария постучала кулаком в дверь Фреды. Девушка давно уже встала и, одетая, ждала ее.

— Фреда, Фреда, — горестно выкрикнула она. — Мне нужно уезжать! Немедленно уезжать. Прочти телеграмму. Хотя нет, ты же ничего не поймешь. Я и сама скорее все почувствовала, чем поняла. Значит, так. В Вене все в порядке. Театр сезон еще не открывает. Но наш отдых в Каринтии отменяется. Я еду домой, Фреда, в Кишинев. Умирает мой братик, совсем ребенок. И даже ни разу не написали, что он болеет! Посылала бы больше денег. Чтоб хватило на доктора. Где тут мой плащ? Сходи к господину Бруно Вальтеру и попроси от моего имени прощения, что не смогу присутствовать на закрытии фестиваля. Подожди, лучше напишу ему несколько строк.

Перепуганная Фреда принялась плакать.

— Aber das ist… Боже мой, госпожа, — наученная фрау Инге, она говорила ей «госпожа», — боже мой, какое несчастье! Но как вы можете уехать одна? Что будете делать без меня? Я отправлюсь с вами.

— Нет, нет, Фреда. Оставайся здесь. Там, куда я еду, в твоих услугах нужды не будет. Оставайся здесь и сделай все, о чем прошу. Затем уезжай в Вену и жди меня дома. Сказать точно, когда вернусь, пока не могу.

Багаж был уложен. Нужно сесть в первый же поезд, отправляющийся на юго-восток. Пока до Бухареста. И потом уже на другой — до Кишинева. Ах, сколько раз ей хотелось поехать туда! Но каждый раз что-то мешало. Репетиции, премьеры, гастроли. Всегда хотелось, чтоб было хоть немного более свободного времени. Побродить по магазинам, выбрать подарки — и поехать. И чтобы медленно, спокойно, не торопясь. Не получалось! И сейчас вот уезжает без всякой радости, с пустыми руками.

Город кажется пустынным и тихим. Туристы еще спят в своих элегантных номерах. В утренней тишине колокола многочисленных церквей, которые еще несколько дней назад звучали так празднично — ведь извещали об открытии фестиваля, — сейчас бьют грустно, печально, обреченно. Так, как и у нее на сердце.

После того как поезд пересек узкое течение Прута, она не заходила больше в купе. Стояла у окна в коридоре, и окаймленные лесом лужайки, узкие делянки кукурузы, утопающие в садах села все пробегали и пробегали перед глазами, хотя она, по сути, их не замечала. Напряжение, взволнованное ожидание, тревога, не покидавшие ее с позавчерашнего утра, когда отправилась в дорогу, порой все же освещались крохотным лучом радости. Домой. Она едет домой! Однако на смену вновь приходило холодное, неутихающее беспокойство. «Что могло случиться с Ионелом? Почему так срочно вызвали?»

Скорый международный в Вистерниченах не останавливался. Только чуть замедлил свой неустанный бег, и Марии показалось, что на какое-то мгновение в хаотическом нагромождении землисто-черных халуп она успела заметить крышу родительского дома. Торопливо проскользнул и массивный силуэт церкви Мэзэраке.

На перроне она сразу узнала тоненькую фигурку в длинной, обтягивающей бедра юбке и в по моде сдвинутом набок берете. Первые мгновения встречи были воистину душераздирающими. Ляля, однако, быстро взяла себя в руки и спросила, где ее багаж. И словно бы выразила недовольство, что вещей так мало. Но Мария не придала этому значения. Жадными глазами смотрела на столь знакомые места, казавшиеся теперь почему-то чужими и неприветливыми. Каким низким и старым было здание вокзала, которое в прежние времена казалось ей воистину монументальным!

— У него был туберкулез, — сообщила Ляля, крутясь возле сумок с багажом.

— Господи спаси! Это еще откуда! И почему не написали мне?

— Не хотела мама. Да и что б это дало? Все равно спасти нельзя было. Зачем же забивать голову еще и тебе?

— Когда похороны?

— Завтра. Успела как раз вовремя. Мы уже и не надеялись, что приедешь. Столько дней не отвечала на телеграмму…

— Почему не написали? — все время повторяла она, как будто это могло что-то изменить. — Приехала бы раньше…

— Что ты, Муся, знаешь? — с досадой махнула рукой Ляля, и жест этот показался Марии вызывающе равнодушным. — Чем бы смогла помочь, если б и приехала? По-моему, так лучше — что умер. Если б видела, как, бедный, мучился последнее время… А где этот старый хрыч Вырубов? Почему ж приехал?

Мария вздрогнула, оскорбленная ее наглым тоном.

— Почему ты так скверно говоришь о хорошем человеке, Лялька?

— Разве сказала, что он плохой? Тебе во всяком случае пригодился. Я б и сама от такого не отказалась.

— Поищи извозчика! — почти враждебно выкрикнула Мария.

Ляля всегда была существом, лишенным деликатности. Непонятно только, в кого удалась. Но чтоб до такого дойти…

Услышав, что Мария назвала адрес гостиницы «Суисс», Ляля в свою очередь тоже не могла скрыть разочарования.

— Как это? Разве не поедешь домой?

— Поеду. Оставлю вещи в гостинице, сниму дорожное платье и поедем. Извозчик подождет. А что Вася — больше не ездит? — спросила она, пытаясь скрыть горечь от встречи. Почему-то думалось, что приедут ее встречать все, веселые, оживленные, причем непременно на пролетке Васи. Впрочем, о каком веселье может идти речь!

— Почему же — ездит. Как всегда. Но уехал со двора чуть свет. Неужели нужно было бегать по всему городу и искать его?

Весь город… Сколько б она ни думала о нем, в сравнении со столицами Европы, где ей пришлось побывать, Кишинев неизменно казался ей  м а л е н ь к и м  и непривлекательным. Но каким  м а л е н ь к и м  и насквозь пропыленным он был на самом деле! Эти халупы по обеим сторонам улиц! Даже здание Епархиального лицея, расположенное на пригорке вблизи вокзала, прежде казавшееся столь привлекательным! Бричка, покачиваясь и подскакивая на ухабах, направлялась вверх, в сторону Александровской. А вот и баптистская молельня. Еще выше, в садике перед фасадом церкви Чуфля, расцвела вербена. Ресторан на углу Бендерской был переименован и назывался теперь «Трик-трак».

— Помнится, раньше назывался «Московский», — вопросительно проговорила Мария. — Что, поменялся владелец?