Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

— Вы даже не представляете, маэстро, какое счастье принес мне сегодняшний день. Без всякого преувеличения скажу, что с детских лет мечтала хотя бы увидеть вас.

— Поразительно! — удивился Шаляпин. — Где вы научились так свободно говорить по-русски?

Стоявшая рядом Елена Тимиг улыбалась, забавляясь преподнесенным ему сюрпризом.

— Я из Бессарабии.

— А-а, Бессарабия! Я там бывал. Даже не могут открыть приличный театр. Что ж касается вас, был уверен, что вы итальянка.

На этом разговор окончился, и Мария осталась немного разочарованной от того, что он был так краток.

Вспомнив сейчас его замечание насчет Бессарабии, она взгрустнула. Не он первый ошибается в том, откуда она родом. Но с этим бы еще можно было смириться, если б подобное мнение высказывали только частные лица…

Но нет, нет. Не нужно обо всем этом вспоминать. Сейчас, когда волнения, связанные с участием в знаменитом Зальцбургском фестивале, уже позади, она заслужила право думать только о хорошем и приятном. Слава богу, ее труд и старательность не оказались тщетными и на этот раз. Когда четыре горниста, как и каждый вечер, известили открытие и большое фойе стали заполнять люди, она понимала, что готова принять любое суждение публики, возможно, самой утонченной во всем мире. Ни одно из двух тысяч мест не было пусто. После каждого явления, каждого действия стены содрогались от аплодисментов. Финал спектакля был истинным триумфом. Восторженные выкрики долго еще неслись из зала, даже когда исполнители уже разошлись по уборным. Говорили, что она, наверное, тоже будет названа в числе лауреатов. Так что теперь у нее есть полное право отдохнуть. Да, вполне может разрешить себе минуту передышки и душевного покоя в этой атмосфере средневекового вымысла, плотно укутавшись в теплую пушистую шаль, побродить среди милых сердцу людей, выразить им восторг и восхищение, как выражали восторг и ей два дня назад, после спектакля, в котором принимала участие она. Посмотреть эту прелесть, «Вальпургиеву ночь», которую Макс непонятно зачем решил поставить в начале оперы, — неужели только потому, что артистам балета пришлось бы ждать выхода несколько часов и они бы продрогли в своих костюмах? Ведь к тому времени уже наступит рассвет… Посмотреть и поразиться вместе со всей публикой, откуда профессор набрал такую многочисленную балетную труппу и каким образом получается, что вот сейчас ты видишь кордебалет на левой стороне сцены и тут же, в следующее мгновение, он оказывается в лучах юпитера на противоположном краю? Однако постепенно спокойное, безмятежное настроение, в котором она хотела забыться, стало сменяться волнением, преследующим ее с каких-то пор. Она почувствовала, как снова поднимается к сердцу жаркая пьянящая волна, как снова возникает перед глазами бледное лицо юноши с дерзким, упорным взглядом. И лицо это появляется перед нею все чаще и чаще! Точнее говоря, никогда не оставляет ее.

«Сильные сердца». Так назывался фильм, на съемках которого они встретились несколько раз после того счастливого спектакля «Принцесса Турандот», когда Вилли Форст познакомил их. В самом ли деле их сердца были так сильны, когда в одном из углов огромного павильона под безжалостным светом юпитеров они воплощали чужие чувства, изображая, как требовал сценарий, влюбленных? Изображая? К сожалению, для нее то, что она делала, очень скоро перестало быть просто игрой, просто ролью. Но почему — к сожалению?

К сожалению, поскольку… Неужели она легкомысленная женщина? Сначала поверила, что влюблена в Коку Томша. Потом почудилось, что безумно любит Вырубова. Даже тот мальчишка, Штефан, с которым танцевала как-то вечером на их окраине, заставил сладко сжиматься сердце в ту теплую летнюю ночь. В театральном мире, особенно же в мире кино, любовь приходит быстро, еще быстрее разрушаются семьи. Она, однако, не может с этим смириться, а возможно, просто не свыклась с подобными нравами. Где-то в глубине души до недавних пор в ней все еще жили мысли о Вырубове. После шумного успеха во время гастролей по Европе ее имя стало широко известно, и она надеялась, что тот наконец объявится. В каждом городе, после каждого спектакля ждала, что дверь уборной откроется и войдет он, ее Саша. Наверное, сильно изменившийся, постаревший, но с тем же прежним блеском в добрых, понимающих глазах. Но он не появлялся. Не появился даже в Праге. Оказалось, их театр больше не существует. Актеры разъехались, кто осел в Париже, кто отправился в Америку, страну безграничных возможностей. Куда девался Вырубов, установить было невозможно. Она даже посылала Фреду в маленькие кафе Старого города, чтоб поискала там, и вручила для этого фотографию Вырубова, которую хранила среди томиков стихов и оперных либретто. Но все было напрасно. Вот и не удалось осуществить мечту студенческих лет, когда она думала о спектакле, который они могли бы поставить вместе. По крайней мере, вернуть таким образом то, что он когда-то сделал для нее, расплатиться за хлопоты и заботы, которыми тот окружал ее и которые так помогли ей. Но что это значит — расплатиться? Не видеть рядом с собой, даже если все еще любит его? Вернуть и тем самым почувствовать себя освобожденной, не связанной никакими обязательствами? Чтоб больше не приходил, не стоял на пути, когда ее охватывает это сладостное и столь желанное опьянение, когда перед глазами встает бледное, с тонкими чертами нежное лицо и ее охватывает страстное желание испытать наяву поцелуи и объятия, как было тогда, на съемочной площадке. Нет, не как на съемочной площадке. Те были предназначены другой женщине, точнее, воображаемой и чужой, смутной, как тень. Да, но в его объятиях она чувствовала себя той самой, любимой женщиной. И чувства ее были не придуманными, но в самом деле направленными на него, Густава Дисла. К сожалению, в фильме от этой подлинности чувств не осталось ровным счетом ничего. Лента оказалась в высшей степени заурядной. И все же она несколько раз ходила на этот фильм, когда тоска становилась совсем уж невыносимой, чтоб еще раз посмотреть на Густава, занятого сейчас на других съемочных площадках, игравшего другие роли. И с другими партнершами.

Мария чувствовала, что сладкое оцепенение тает, — а она предавалась ему с такой радостью! Никуда от этого не денешься: Густав молод, красив, свободен, имя его уже известно публике. А на съемочных площадках всегда так много молодых, красивых, даже талантливых девушек, жаждущих любви и славы, готовых влюбиться и искренне, и только ради