Степень вины - Ричард Паттерсон

Включая магнитофон, Шарп, казалось, прятала улыбку. В этот момент Кристофер Пэйджит ненавидел ее. Чувство это коренилось не в обычной враждебности защитника к обвинителю, оно было рождено идущей из глубин души ненавистью к обвинению, возводимому с наслаждением. Он откинулся на спинку кресла, озабоченный тем, чтобы на лице его не отразились ни стыд, ни страх.

— Меня преследует один и тот же сон, — послышался голос Марии.

Как и прежде, он звучал беззащитно и жалко. И хотя Пэйджит слушал это во второй раз, ощущение полнейшего душевного дискомфорта не стало меньше.

— Днем я могу заставить себя забыться, но ночью теряю контроль над собой. — На лице судьи Мастерс, не сводившей глаз с кассеты, не было обычного высокомерия. Она, казалось, не хотела ни на кого смотреть. — Я в Париже, — продолжала Мария, — в церкви Сен-Жермен-де-Пре.

Комната эхом вторила ее голосу. От того, что Мария произносила эти слова, комната с ее панелями темного дерева, окном, пропускающим свет прямоугольником, казалась исповедальней. Юристы сидели, не двигаясь.

— Почему вы там? — спросил Стайнгардт.

Голос Марии был тих:

— Просить прощения за свои грехи.

Шел диалог: Стайнгардт спрашивал, Мария отвечала, оба говорили тихо, как будто боялись, что их подслушают. Кэролайн Мастерс смотрела в сторону.

— Они прощены? — спрашивал Стайнгардт.

— Вначале никаких знамений не было, — устало рассказывала свой сон Мария. — Потом я выхожу наружу, и Он дает мне ответ. Карло ушел. Вместо него два пустых бокала. Один мой, другой Криса. И, кроме того, я знаю.

— Что вы знаете?

— Что Крис забрал Карло, а я должна оставить его. — Ее голос как шелест пепла. — Что мои грехи искупить невозможно.

Кэролайн Мастерс смотрела на Пэйджита с молчаливым вопросом. Встретив ее взгляд, он кивнул. Мгновение она изучала его лицо, потом, смутившись, обратила взгляд на ленту, с которой снова звучали голоса. Угловым зрением Пэйджит видел, что Шарп заметила их молчаливый обмен взглядами.

— Кто такой Крис? — спросил в этот миг Стайнгардт. — И что у вас за грехи — во сне, я имею в виду?

Долгое молчание.

— Вы знаете Кристофера Пэйджита?

— Я слышал о нем. Молодой человек, который давал показания во время слушаний по делу Ласко.

— Да. — Мария сделала паузу. — Карло теперь у Криса.

Пэйджиту показалось, что он увидел, как блеснули глаза Терри. Потом вспомнил, что она еще не слышала этой записи.

— А ваши грехи? — спрашивал Стайнгардт.

— Во сне или в жизни? — Тон Марии сделался холодным, и Пэйджит не забыл об этом. — Поскольку в реальной жизни грех немного значит для меня.

У Кэролайн Мастерс было каменное лицо. Пэйджит подумал, что этой фразой Мария сказала о своем характере все.

— В таком случае — во сне.

— Вы не поймете их без предварительных пояснений. Вы действительно смотрели слушания?

— Да, — подтвердил Стайнгардт. — Как и миллионы других, не мог оторваться.

— Тогда для начала надо отметить один очень важный факт.

— Какой?

Еще более долгая пауза, и ровный голос Марии отразился эхом в комнате судьи Мастерс:

— Я лгала.

Кэролайн прищурила глаза: Пэйджиту показалось, что в этот момент она стала похожа на человека, складывающего мозаичную картину. Но лучше смотреть ей в лицо, чем оставаться наедине со своими мыслями. И он беспомощно смотрел, как она слушает вопросы Стайнгардта и ответы Марии.

— В таком случае могу вас успокоить, — говорил Стайнгардт. — Кассету буду прослушивать только я и только для того, чтобы помочь вам. По государственным установлениям ее содержание — врачебная тайна, которую я хранил бы самым бережным образом даже в том случае, если бы не было соответствующего закона. Поэтому то, что вы мне рассказываете, так же конфиденциально, как если бы не было магнитофона.

Судья посмотрела на Шарп, вопросительно подняв брови. Та кивнула головой на магнитофон, как бы напоминая, что надо слушать.

Мастерс перевела взгляд на магнитофон в тот момент, когда Мария сознавалась, что лжесвидетельствовала во время сенатских слушаний.

Пэйджиту показалось, что Мария повторяет имя Джека Вудса безжалостно, как проклятье. И снова Вудс предал Пэйджита и послал свидетеля на смерть. Забытая ненависть вспыхнула свежо и остро.

— В общем, — заключила Мария, — многое из того, что я говорила, было правдой. Но я не сказала Толмеджу, что именно я помогала Джеку во всех без исключения делах.

Ничего нельзя было прочесть в глазах судьи Мастерс, которая не спускала взгляда с магнитофона. О чем она могла думать в этот момент, Пэйджит не знал.

— Вы хотели обезопасить себя? — спросил Стайнгардт. И как прежде, голос Марии прозвучал почти весело.

— Я хотела избежать тюрьмы. Я слишком упорно боролась за место в жизни, чтобы так закончить ее, сказав правду. — Помолчав, она добавила мягче: — И, конечно, сыграло роль то, что я была беременна.

Пэйджит вздохнул. Ощутил, как Терри придвинулась к нему.

— Крис знал о вас? — снова спросил Стайнгардт.

В следующее молчаливое мгновение Кэролайн Мастерс взглянула на него. Пэйджит понял — она мгновенно догадалась о том, что подразумевалось: знал ли Пэйджит о соучастии Марии и, что еще страшней, не лгал ли он сам сенату.

— Что знал? — переспросила Мария.

Запись закончилась.

Не говоря ни слова, судья прошла к двери и впустила стенографистку. Полная женщина за сорок поставила свою машинку в дальнем углу комнаты и сразу затихла, став незаметной. Когда она проделала все это, судья Мастерс снова уселась в свое кресло, сохраняя молчание.

Шарп заговорила первой:

— Эта запись позволяет понять мотивы мисс Карелли. И доказывает, как это ни прискорбно, что у мистера Пэйджита были серьезные моральные проблемы, связанные с его участием в деле Ласко и сенатских слушаниях. Очевидно, есть и вторая кассета, которая позволит больше узнать и о мисс Карелли, и о мистере Пэйджите. — Она обернулась к адвокату. — Где она, мы не знаем.

Он молчал. Судья ждала, пока Шарп снова не взглянула на нее.

— Есть только одна вещь, которую я хотела бы знать, — сказала она. — Что эта кассета делает в суде?

Шарп удивлённо взглянула:

— Но прослушать эту запись — значит понять, почему Мария Карелли убила Марка Ренсома. Любому ясно, что эта запись имеет отношение к мотиву.

— О, конечно, имеет, вы правы. И если какой-нибудь суд признает это уликой, ваши шансы добиться осуждения мисс Карелли возрастут на тысячу процентов. — Помолчав, Кэролайн Мастерс отчеканила, подчеркивая каждое слово: — Но только это не мой метод. Это вообще не метод.

Шарп выпрямилась:

— Без этой записи процесс станет лишь пародией на суд. Установление истины — наша конечная цель, по крайней мере, так должно быть. Если суды будут слишком разборчивы в использовании всяческих средств, никто не поверит, что какой-то суд может служить целям правосудия.

Судья подалась вперед:

— Оставьте ваши фразы о «правосудии». В этом государстве есть закон о врачебной тайне, и эта кассета как нельзя более точно подпадает под данный закон. — Она возвысила голос: — Вы усадили меня выслушивать женские секреты, даже не утруждая себя тем, чтобы как-то оправдать появление здесь этой кассеты. Ваша явная и единственная цель — восстановить суд против мисс Карелли и, что совершенно очевидно, против ее адвоката. Это говорит о несправедливом отношении к ним обоим и о презрении ко мне. Теперь вам понятно, как данный суд относится к такому «правосудию», или вам растолковать?

Шарп побледнела.

— Нет, — тихо промолвила она. — Но я хотела бы поставить вас в известность, что в суде присяжных я буду просить судью относиться без предубеждения к тому кто представил суду данный факт.

— Понимаю, — ответила Кэролайн Мастерс более спокойным голосом. — Но, по моему мнению, тот судья, который свяжется с этим, получит в итоге обвинительный приговор у присяжных и его отмену в апелляционном суде. Советую выбрать иной вариант. А для себя считаю самым лучшим забыть о том, что услышала здесь.

Какое-то время длилось молчание — юристы оторопели от гнева судьи. Стенографистка перестала стучать на машинке, сидела, глядя в пустоту.

— Ваша Честь, — отважился наконец Пэйджит, — полагаю дело законченным.

Судья взглянула на Шарп:

— Вы тоже так считаете?

Та ответила не сразу:

— Если будут опровергнуты показания свидетелей.

— Я намерен, — заявил Пэйджит, — ходатайствовать о снятии всякого обвинения с мисс Карелли.

Выражение лица судьи Мастерс говорило, что пробному шару, запущенному в расчете на ее благосклонность, уготована печальная участь.

— На каком основании?

— На том основании, что факты обвинения, взятые сами по себе, не дают оснований для возбуждения дела.