Степень вины - Ричард Паттерсон

В ее голосе было безразличие. Но в нем прозвучала искренняя озабоченность, когда она спросила:

— Как Карло?

— Слишком погружен в свои мысли. Переживает случившееся. — Пэйджит уставил неподвижный взгляд в окно. — Меня все больше страшит день, когда она начнет давать показания. Каждый раз, как я принимаюсь натаскивать ее к допросу, открываются все новые и новые проблемы. Не говоря уже о том, что Шарп продолжает извлекать на свет Божий новые факты. Все это беспокоит меня, и прежде всего из-за Карло. — Он повернулся к ней: — Каждый день, Терри, идя в зал суда, я испытываю страх.

Терри молча кивнула, потягивая вино.

— Извините, — проговорил немного погодя Пэйджит. — Кроме вас, мне некому все это сказать.

Терри посмотрела ему в глаза:

— Это тоже наша подготовка, Крис. Хотя, конечно, самое главное — готовиться непосредственно к процессу.

— Мне повезло. Вы не только без видимой скуки слушаете о моих проблемах, но и находите великолепные тактические ходы для ведения допроса. — Пэйджит улыбнулся. — Не исключено, что вы нанесли смертельный удар индустрии колготок.

Он увидел ее ответную улыбку. На мгновение уныние, казалось, оставило его, но тут же вернулись мысли о кассете, о Карло.

Терри посмотрела на часы:

— Как раз сейчас, наверное, Мелисса Раппапорт приехала в гостиницу. Я все думаю: неужели Кэролайн захочет заслушать ее на открытом заседании?

— Скорее всего, нет. — Пэйджит допил свой бокал. — Я лишь надеюсь, что судья будет вспоминать ее каждый раз, как вспомнит голос Марии на кассете.

Часть пятая

ЗАЩИТА

12 февраля — 17 февраля

1

— Он сказал, чтобы я раздевалась перед ними, — пробормотала Лаура.

Ее прокуренный голос звучал жалобно, скорее смущенно, чем возмущенно. Кэролайн Мастерс подняла взгляд от кассеты и взглянула на Терри.

— Что это? — тихо спросила она.

Терри молчала, не в силах оторваться от картины, представшей перед ее мысленным взором: Лаура Чейз, лежащая на белой кушетке в белой комнате, за ней Стайнгардт — его не видно, только голос.

— Послушайте, пожалуйста, Ваша Честь. Думаю, мы сможем доказать, что это имеет отношение к делу.

— И вы разделись? — Это снова Стайнгардт.

— Постепенно. — Долгая пауза. — Джейми говорил мне, что снимать и как двигаться.

— Как двигаться?

— Да. Они смотрели, а я танцевала для них.

— Танцевали?

— Джейми говорил мне, что делать. — Было впечатление, что Лаура не отвечает на вопросы, а говорит сама себе или тому, что от нее осталось. У нее был безжизненный голос. — Когда повернуться, какую часть тела обнажить.

Судья Мастерс посмотрела на Терри:

— Джеймс Кольт?

— Да.

Она медленно покачала головой.

— О чем вы думали, — допытывался Стайнгардт, — когда проделывали все это для него?

— Что я хочу еще выпить. Мы были в комнате отдыха, в доме его друга. Там был бар. У них было все, что нужно.

— И вы продолжали пить.

— Да, джин. И каждый раз снимала с себя что-то еще. Это помогало мне держаться. — Она сухо продолжала: — Когда я сняла трусики и повернулась, чтобы они могли меня рассмотреть, я представила себе, что иду купаться. С ней.

Взгляд судьи Мастерс, казалось, был обращен внутрь ее сознания, как будто в мыслях она была где-то далеко. У Терри взмокли ладони.

— Потом, — прошептала Лаура, — я должна была трогать самое себя.

Пэйджит смотрел в пол. Марни Шарп сидела, скрестив руки на груди. Никто не говорил ни слова.

— Трогать себя? — спросил Стайнгардт Лауру Чейз.

— Вначале соски. Потом делать руками так, как будто я обнаруживаю у себя новые части тела. — Снова пауза. — Спустя некоторое время он сказал, чтобы я села на пол, прислонившись спиной к бару.

— Для чего?

— Я мастурбировала. А они смотрели.

Катушка некоторое время вращалась беззвучно.

— Когда я делала это, — пробормотала Лаура, — я закрыла глаза. Тихо, тише собственного дыхания, так, что они не могли слышать, шептала ее имя. Потом кто-то засунул член мне в рот. — Голос Лауры сделался тонким. — Я еще крепче зажмурилась. Я не хотела знать, кто это был. Когда он кончил и я открыла глаза, сенатор Джеймс Кольт протянул мне стакан.

В ее голосе неожиданно появилась злость. Будущий лидер свободного мира, вспомнила Терри, так его называла Лаура Чейз в разговоре с Линдси Колдуэлл. Линдси говорила, что это юмор раба. Но не только юмор — горькая ирония слышалась в этой фразе. Отвращение Терри сменилось гневом.

Все нормально, говорил Джеймс Кольт. И для Марка Ренсома тоже все было нормально, когда он обращался с Марси Линтон так, как дружки Кольта обходились с Лаурой Чейз.

Кристофер Пэйджит взглянул на Терри.

Не отвлекайся, приказала она себе. Надо выиграть дискуссию. Вы прорепетировали ее между собой, и ты смогла убедить Криса.

А Лаура Чейз продолжала говорить.

— Второй разложил меня на ковре и раздвинул мне ноги. — Она заговорила как будто издалека. — Они проделали то, что проделывали со мной в одной картине, когда двое трахали меня, а остальные смотрели. Я стараюсь не вспоминать об этом фильме.

— Вы скупили все его копии, не так ли?

— Надеюсь, что все. — От переживаемого страдания ее голос снова стал мертвым. — Но теперь это уже не имеет значения, не так ли? — Снова молчание, потом Лаура сказал холодно: — Это давно уже не имеет значения.

— Скажите мне, — мягко проговорил Стайнгардт, — было еще что-нибудь?

— Тот другой перевернул меня на живот. — Пауза была долгой. — У него снова был твердый.

— Перевернул вас?

— Да. — В голосе Лауры едва заметно сквозило раздражение. — Они хотели иметь меня по-всякому.

— Вы, наверное, страдали от этого.

— Нет. Мой папаша не раз это проделывал. — Ее голос снова стал равнодушным. — Когда это происходило, я подняла взгляд. Джейми потягивал мартини, наблюдал.

Вздохнув, Кэролайн Мастерс открыла глаза.

— К сожалению, — произнес Стайнгардт, — наше время истекло.

Судья медленно покачала головой. Из магнитофона актриса ответила будничным голосом:

— На следующей неделе я не могу прийти.

— Ничего, Лаура. Позвоните моему секретарю, и мы назначим вам другое время. Нам, конечно же, надо еще поговорить.

Послышался звук легкого движения — это Лаура поднялась с кушетки.

— Знаете, что самое забавное? Я больше никогда не приду. Разве только с ней.

Ее голос прервался. Рыдание, потом конвульсивное всхлипывание, потом все смолкло. Магнитофон щелкнул.

Долгое время никто не проронил ни слова. Кэролайн Мастер провела пальцами по векам.

— И что, — сказала она, ни к кому не обращаясь, — прикажете мне с этим делать?

— Позвольте нам, — тихо проговорила Терри, — проиграть эту запись на открытом заседании.

Мгновение судья Мастерс размышляла. Потом медленно поднялась со своего кресла и вызвала стенографистку. Как обычно, та скромно уселась в углу.

— Хорошо. — Судья взглянула на Шарп. — Что скажет обвинение?

— Кассета должна быть изъята. — В голосе Шарп послышалось омерзение. — Все это, конечно, ужасно, но не имеет никакого отношения к делу.

Кэролайн Мастерс смотрела на кассету.

— Кое к чему имеет, — заметила она. — К тому, из-за чего убила себя Лаура Чейз. К тому, кем был на самом деле Джеймс Кольт. Как он относился к женщинам. Будь я историком, я страстно доказывала бы всем, что необходимо пересмотреть взгляд на Кольта. Но я всего лишь муниципальный судья. — Она помолчала. — А в данный момент я и судьей не хотела бы быть.

— Это так, если смотреть с точки зрения личной философии, — возразила Шарп. — Но, повторяю, к рассматриваемому случаю никакого отношения не имеет. Ведь речь идет об убийстве Марка Ренсома. — Шарп взглянула на Терри. — Защита пытается устроить скандал, чтобы отвлечь внимание от мисс Карелли. И окружной прокурор дорого заплатит за это — против него будет восстановлено семейство, еще не потерявшее своего влияния, семейство, в котором сын выставил свою кандидатуру на пост губернатора, и все те, кто верит, что авиационная катастрофа оборвала лучший период в истории страны.

— Кассета помогает понять, кем был Марк Ренсом, — парировала Терри. — Мы исходим из того, что он был носителем сексуальной патологии, при которой испытывал потребность в физическом и духовном господстве над женщиной, как воплощением той, кем он был одержим, — Лауры Чейз. Что касается политического урона, который могут понести окружной прокурор Брукс или мисс Шарп, то он может появиться лишь как побочный продукт их попытки сфабриковать дело. Я не понимаю, почему кассета, которую Марк Ренсом проигрывал в присутствии мисс Карелли и которая сексуально возбуждала его непосредственно перед тем, как он напал на нее, не имеет отношения к делу.