Степень вины - Ричард Паттерсон

— Конечно, — отозвалась судья. — Благодарю вас, мисс Карелли. Еще вопросы, мисс Шарп?

— Нет вопросов, Ваша Честь.

Сев, Мария бросила на Пэйджита вопросительный взгляд. Долго еще будут продолжаться эти мучения, спросили ее глаза, неужели ты ничего не можешь сделать?

Очень мало, ответил себе Пэйджит. Он даже не поднялся из-за стола. Вялым, донельзя скучным голосом задал вопрос:

— Скажите мне, мистер Тэнш, на той безымянной, безликой манекенщице, которую вы имели возможность наблюдать менее десяти секунд в темном коридоре, была хоть какая-нибудь одежда?

По залу прокатился смешок. Кэролайн Мастерс подняла было молоток, но не ударила им, а посмотрела на Тэнша. Его губы скривились в гримасе, в которой Пэйджиту виделось снисхождение к чужой шутке и чувство собственного превосходства.

Шарп снова встала:

— Ваша Честь, это же не комедия!

— Далеко не комедия, — произнес Пэйджит — Но наблюдательность этого свидетеля столь экстраординарна, что, если он не вспомнит, какая одежда была на женщине, я должен буду предположить наихудшее.

Судья Мастерс пожала плечами, давая понять, что она не понимает шутки.

— Для занесения в протокол, мистер Тэнш.

Тэнш обернулся к Пэйджиту.

— Да, — сказал он, подчеркивая тоном голоса, что всякой снисходительности есть предел. — Женщина была одета.

— Это успокаивает, — заметил Пэйджит. Он обернулся к судье: — Учитывая, что мисс Шарп желает избежать комедии, вопросов больше не имею.

— Мисс Шарп?

— Нет. — Она строго взглянула на Пэйджита. — Здесь не о чем спрашивать.

— Вы можете идти, мистер Тэнш.

Тот шел от места свидетеля, обиженный внезапной для него отставкой.

Признаки раздражения появились и на лице Кэролайн Мастерс.

— Наблюдается столкновение характеров, — констатировала она. — Объявляю получасовой перерыв, потом встречаемся на закрытом заседании. Будет рассмотрена некая улика, предъявленная обвинением, для принятия решения по данному делу.

Кассета, догадался Пэйджит. Но когда стукнул судейский молоток, извещая об окончании открытого заседания, он думал о другом: зачем Мария выходила из номера? Потом он обернулся и отыскал глазами сына. Тот стоял и смотрел на мать, в глазах его был невысказанный вопрос.

Пэйджит понял: неважно, удалось ли ему заронить сомнения в показаниях свидетелей обвинения, — один взгляд на Карло сказал ему, чего смогла добиться Марни Шарп.

5

Как и зал суда, комната для закрытых заседаний была отведена Кэролайн Мастерс во временное пользование: тома дел, трактаты по судебной практике и сброшюрованные служебные инструкции принадлежали другому судье, тяжелая мебель с зелеными кожаными креслами была по-родственному близка кому-то, но не ей. Впрочем, теперь это не имело значения — за три дня слушаний судья Мастерс полностью освоилась здесь.

Она откинулась на спинку кресла, оперлась подбородком на сплетенные пальцы и задумчиво смотрела на магнитофон, который Марни Шарп поставила перед ней. Присутствовали лишь Терри, Пэйджит, Шарп и ее помощник.

— О том, чем мы будем здесь заняты, журналисты и понятия не имеют, — объявила судья Мастерс. — И не будут иметь. Именно таким образом я намерена сохранить все это в тайне.

— А о чем мы вправе сказать? — поинтересовалась Шарп.

— Ни о чем. Скажете журналистам — на этом я настаиваю, — что эти закрытые заседания устраиваются для обсуждения тех пунктов свидетельских показаний, по которым имеются разногласия. Точка. Какие это пункты, в чем суть разногласий, вы сообщать не будете.

Шарп подалась вперед:

— У меня создается впечатление, что мистер Пэйджит предпочитает избирательную гласность: для некоторых аспектов дела — телевизионная трансляция по всей стране и лишь скупо дозированные сведения о том, что может пролить свет на мисс Карелли и ее дело.

— Дело не в мистере Пэйджите. Дело в моем архаичном представлении о порядочности. — Кэролайн Мастерс по очереди оглядела юристов. — Как я понимаю, стороны намерены попотчевать меня кассетой психоаналитика мисс Карелли, кассетой, показывающей гнусную сторону взаимоотношений погибшей кинозвезды и боготворимого сенатора Соединенных Штатов, показаниями трех женщин относительно сексуальных повадок Марка Ренсома и сведениями о злоупотреблениях в использовании упомянутых кассет. Если выяснится, что материалы можно обнародовать, я разрешу это сделать. До той поры меня больше будут заботить права людей, упомянутых в этих материалах, чем «право людей знать», или, скажем, право «Нэшнл инкуайер» снабжать читателя информацией о чьих-то последних днях или о сексуальных отношениях между орангутанами и женщинами. — Она повернулась к Шарп: — Я достаточно понятно изъясняюсь?

Шарп замешкалась, как будто собираясь протестовать — почему обращаются именно к ней? Потом кивнула.

— Хорошо. Вы правы, Марни, принимая это на свой счет. — Голос Кэролайн Мастерс смягчился. — Как и пол-Америки, я смотрела мисс Карелли в «60 минутах». Но, в отличие от большинства, я знала, кто снабдил вопросами интервьюера. И невольно задалась мыслью: озабочена ли Марни Шарп сохранением тайны тех женщин, которые действительно были изнасилованы? Вот и сегодня вас почему-то удивляет необходимость хранить в тайне сведения, которые могут нанести большой моральный урон некоторым людям, если их обсуждать на открытом слушании.

Судья Мастерс взглянула на магнитофон, потом снова на Шарп.

— Я не знаю, что на этой кассете. Но если что-то появится в газетах до того, как я решу, что это можно публиковать, и если я выясню, что в этом замешано ваше учреждение, вы будете нести персональную ответственность. Это я понятно объясняю?

— Да, — раздраженно буркнула Шарп. — Понятно.

Пэйджит взглянул на Терри — ему было неясно, отчего такие строгости: из-за серьезности случая или причина глубже? Но Терри была удивлена не меньше его.

— На наших закрытых заседаниях, — продолжала судья, — будет присутствовать стенограф, будет вестись запись того, что говорится. Но я намерена создать все условия, чтобы женщины, которые станут давать показания, чувствовали себя спокойно. Это достаточно тяжелое переживание для них, и я убеждена, что суды должны приложить все усилия, чтобы ободрить тех, кто вынужден давать такие мучительные показания. Среди прочего, это означает, что вопросы в основном буду задавать я. Если кто-то захочет о чем-то спросить и сделать запись, с тем чтобы можно было использовать это при апелляции, он будет иметь такую возможность. Но если я решу, что какие-то показания не должны использоваться на открытых заседаниях, я сделаю так, чтобы расшифровки соответствующих стенограмм не попали к журналистам, чтобы не пострадали женщины, которых эти показания касаются. Что до этой кассеты, я прослушаю ее без стенографа, поскольку разговор записан конфиденциальный.

И снова судья Мастерс посмотрела на каждого юриста по очереди:

— Это приемлемо? Если нет, скажите сразу.

Ответом было молчание. Пэйджит знал, что обычно судья берет на себя роль наблюдателя, а не участника. Он видел, как колеблется Шарп, решая, не заявить ли протест, но в таком случае судья направит ее в апелляционный суд. Однако слушание слишком хорошо складывается для Шарп, чтобы можно было рисковать испортить отношения с судьей, к тому же решение Кэролайн Мастерс защищать право Марии и других свидетельниц на сокровенность их интимной жизни на существо дела не влияло.

— У нас возражений нет, — проговорила Шарп.

— У мисс Карелли тоже, — ответил Пэйджит.

— Я так и думала, — сухо бросила судья Мастерс. — Ваше предложение, мисс Шарп, о том, как нам организовать работу?

— Просто прослушать кассету, Ваша Честь, она говорит сама за себя. — Шарп взглянула на Пэйджита. — Я хотела только добавить, что это запись психоаналитического сеанса мисс Карелли у доктора Уильяма Стайнгардта, что нашли мы ее в квартире Марка Ренсома в Ки-Уэсте, и готовы установить ее подлинность, если суд посчитает, что ее содержание можно огласить на открытом заседании.

— А я, — произнес Пэйджит, — скажу только, что содержание кассеты, и это совершенно очевидно, является врачебной тайной, что единственная цель обвинения — нанести ущерб ответчице. И стоит суду заслушать ее — ущерб, считайте, уже нанесен.

— Вначале я прослушаю кассету, мистер Пэйджит. А потом вы изложите свои аргументы. Положитесь на мою ментальную дисциплину.

— Благодарю вас, Ваша Честь, — ответил Пэйджит, но слова эти были пустой формой вежливости: как только Кэролайн Мастерс прослушает кассету, она бесповоротно изменит свое отношение к Марии и ее адвокату, борьба за чувства и мысли судьи будет проиграна.

Включая магнитофон, Шарп, казалось, прятала улыбку. В этот момент Кристофер Пэйджит ненавидел ее. Чувство это коренилось не в обычной враждебности защитника к обвинителю, оно было рождено идущей из глубин души ненавистью к обвинению, возводимому с наслаждением. Он откинулся на спинку кресла, озабоченный тем, чтобы на лице его не отразились ни стыд, ни страх.