Царская тень - Мааза Менгисте

Хирут закрывает лицо руками, но Фучелли кричит что-то, и Ибрагим ударяет ее по рукам, опуская их.

Пленная, говорит Фучелли и показывает на Астер. Он показывает на Хирут: Пленная, повторяет он.

Какой-то soldato протискивается из стоящей с раскрытыми ртами толпы и начинает неумело танцевать рядом с Астер. Он подражает жуткой, жестокой версии эскесты, из-под его потной рубашки проступают тонкие ключицы. Мужчины свистят и улюлюкают. Он переполнен нетерпением, его тонкие губы вытянуты, его бледные и узкие черты искажены острым голодом. Астер поворачивается, она переносит тяжесть своего тела с пятки на носок, с носка на пятку, она пытается увернуться, когда другой солдат впрыгивает в круг и обхватывает ее рукой за талию. Его движения расхлябанные и уродливые. Он хватает Астер за груди, закидывает ей голову вверх. Глаза Астер заплыли от побоев, нижняя челюсть отвисла, а вдоль изящной кривой ее ключицы видны глубокие фиолетовые синяки. Солдат поднимает ее руку и машет ею Хирут, это вызывает всеобщий смех, который прокатывается над их головами, сваливается в пропасть и умножается эхом.

Астер! Хирут бросается к ней, к морю мужчин, воющих в пропасть, и веревка на ее шее натягивается под подбородком, пресекает ее дыхание и крики. Она кашляет, хватает ртом воздух. Пустите меня, говорит она. Пустите меня к ней.

Потому что в этом мире есть милосердие, которое должно быть даровано тем, кто жил безупречной жизнью. Есть негласные правила для тех, кто родился, чтобы продолжить великие истории и благородную кровь. Мир должен жить по правилам, чтобы все оставалось в неприкосновенности, и девушки со шрамами должны понимать свое место по отношению к тем, кто оставляет на них эти шрамы. Хирут подается вперед, от шока, и отвращения, и глубинных эмоций, которые распарывают ее, как острое стекло, она теряет связь с реальностью. Потому что, если такое может случиться с Астер, женой Кидане, возлюбленной дочерью Эфиопии, то что может ждать ее?

Астер! Хирут выкрикивает это слово, как имя, связанное с тайной. Я здесь, хочет сказать она. Я здесь, и мы живы, хочет добавить она, но она более не уверена, что понимает значение слова «жить». Она подозревает, что жизнь может оказаться одной из форм смерти.

Хирут протягивает руки, но Ибрагим туже затягивает петлю на ее шее. Затягивает с такой силой, что веревка обжигает ее кожу.

Прекрати дергаться, шепчет он. Прекрати, или он разозлится еще сильнее.

Она как может опускает голову. За Астер какой-то человек в гражданской одежде со странной камерой смотрит сквозь линзу. За их плечами ниже по склону стоят палатки. Хирут ищет глазами Кидане или Аклилу, ищет мерцание света, которое возвестит о ее приходе, но не видит ничего.

Хор

Мы пытаемся встать перед Астер. Мы пытаемся говорить, чтобы она услышала: Дочь Эфиопии, благословенный солдат, возьми руку, которую протягиваем мы, и учись жить. Но она все еще девочка, все еще молодая невеста, оставленная одна в спальне ее нового мужа, она прижата спиной к стене. И потому, когда ей говорят Иди, Астер, потанцуй с нами, что может делать Астер, если не танцевать? Мы видим ее. Мы видим эту женщину, которая стала той молодой невестой, что выросла из своего свадебного платья. Мы видим, как она пытается стоять, с разбитым лицом, и не только лицом, с поднятыми кулаками и дрожа от ярости. Посмотрите, как она в темноте размахивает своими узловатыми руками, с вызовом закидывает назад голову, выкрикивая имя Кидане. Приглядитесь, как она смотрит на себя, смущенная тем, во что превратилась. Послушайте, как она осыпает проклятиями то, что привело ее сюда, как она проклинает давно забытые имена. Как она смотрит в огромный гулкий зал, где ее отец готовит очередной свадебный тост, — и она проклинает и его тоже. Там она видит свою мать и других женщин с согнутыми спинами, с прижатыми к животам руками, и она слышит их шепот, похожий на богохульные обеты:

Она привыкнет к этому, как привыкли и мы.

Она научится любить его, как пришлось научиться и нам.

Она научится покорности как способу выживания.

Она видит кухарку, отрывающую взгляд от тарелки с едой, которую она ставит на стол. Она видит, как кухарка поворачивается, покачивает головой и говорит: Другого пути нет. Выхода нет, кроме того, что ты создашь сама. И невеста, бывшая прежде солдатом, поворачивается к лестнице, поднимается по ней, входит в спальню мужа, ложится в кровать, раздвигает ноги и говорит себе: она будет знать, что ей нужно делать и что сделать ничего невозможно, и она позволяет себе исчезнуть, и вот уже на этой кровати с кровавым пятном не останется ничего, кроме девочки, которая в приступе ярости переделывает себя на новый лад.

Интерлюдия

Хайле Селассие снова смотрит на фотографию, подносит ее к свету. Ему нужно собираться — семья едет в Брайтон, но он видит нечто невероятное, что невозможно выразить средствами ни одного из языков, которые он знает. Он откладывает в сторону рубашку, которую хотел было уложить в свою маленькую дорожную сумку. Тут все налицо, но он не верит своим глазам: связанный человек, распластанный под солнцем, смертный, пытающийся совершить полет, какой под силу только ангелам, он обречен со своими земными сухожилиями и мышцами, его предают кости и плоть, его удерживают только веревка и безжалостный ветер. Это новая жестокость, которая выволакивает себя на свет божий и ложится тяжестью на его плечи, вторая кожа, которая загоняет его в ловушку непроходимой и пахучей бессмыслицы. Хайле Селассие ставит сумку на пол, выходит из своей спальни в коридор, спускается по лестнице, чтобы встретиться со своими советниками, которые должны сообщить ему последние новости.

Внизу лестницы он сворачивает в гостиную, а через нее выходит в сад. Он стоит под мелким дождиком, и ему кажется, что небо плачет. Он делает вдох, наполняет легкие влажным воздухом, поднимает голову. Некоторые люди имеют склонность к полетам, думает он. Некоторые люди — ангелы, которые тоскуют по бескрайнему небу. Некоторые жаждут освободиться от земных уз гравитации. Разве не того же хотел Икар? Разве его отец, великий Дедал, не сделал для него крылья, чтобы придать сыну его истинную форму? Разве только гордыня погубила Икара, а не его неестественная склонность к полетам? Но притворяться бесполезно: его люди падают с небес. Их толкают, сбрасывают, и они гибнут, ударившись о землю внизу.

А кроме того, в последнем послании присутствует эта мелкая пугающая подробность от Феррес,