Царская тень - Мааза Менгисте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она спотыкается о две ноги, падает на локоть, ударяется подбородком о грязный ботинок. Чей-то локоть находит ее челюсть, голова у нее дергается, Хирут слепнет от удара. Она вытягивает руки, старается понять, где она, как далеко упала. Целые тела разглядеть невозможно. Есть руки и ноги, торсы и колени. Она пытается встать, но Астер, которая тщится вырвать винтовку у ascaro, всей своей массой ударяется о ее спину. Астер осыпает солдата проклятиями, превращая звук в стену, и Хирут чувствует, что прижата к земле, распластана, и она знает, что так и умрет: придавленная множеством ног. Она выкидывает вверх свою винтовку, пытается высвободить ее, потом чувствует, что не может дышать, начинает ловить ртом воздух, ощущение удушающее и знакомое: темная ночь, она прижата к земле тяжелым телом Кидане, лежащего на ней. Хирут охватывает паника. Грудь ее стеснена, она начинает работать локтями, толкаться, лягаться, потом ее хватает чья-то рука и тянет, а она позволяет себя тащить, потому что девушки вроде нее ничего не знают о бунте, потому что девушки вроде нее ничего не знают о сопротивлении, потому что девушки вроде нее не знают ничего, кроме как жить, подчиняться и помалкивать, пока не придет время умирать. И потому она ничуть не удивляется, когда, подняв наконец голову, видит Кидане в пропитанной по́том форме. Он притягивает ее к себе, к своей груди, схватив ее за руку на тот знакомый ей манер. Хирут подается назад, видит его смущение.
И когда он снова берет ее за руку, показывает, что она должна уйти подальше от этого месива сражающихся тел, и говорит, А если ты носишь ребенка? Ты должна находиться в безопасности; Хирут чувствует, как ее охватывает свежий безупречный ужас, и она воображает себя абсолютно бессильной и достойной немедленной смерти.
Другого языка, кроме этого, нет:
Бабах, говорит она. Она поднимает винтовку, лежащую у ее ног, стучит себя в грудь и изображает нажатие на спусковой крючок. Бабах. Убей меня. Она отирает слезы со щек и произносит эти слова: Застрели меня. Бабах.
Волна облегчения уже накатывает на нее. Тугой узел, давно завязавшийся в ее животе, начинает развязываться. Чувство такое сладкое, что она не может сдержать улыбку, а потом начинает смеяться, она отворачивается от Кидане, видя, что он возвращается в схватку. Бабах, бабах, пожалуйста, застрели меня. Она достаточно близко от него, чтобы видеть его раскрасневшиеся щеки, руки в шрамах, пот на его шее, темные кудри, падающие на лоб. Она не знает, куда исчезла Астер. Она не может думать. Она здесь, где и должна быть, в центре мира, она свободна наконец-то.
* * *
Укрывшийся за баррикадой Этторе — его винтовка направлена на пустой холм за узкой полоской земли перед ним — видит эфиопа, который быстро приближается к ним. Испуганный этим зрелищем, он оглядывается на других soldati: все они ждут приказа хлынуть в долину внизу. Фучелли отправлял их волнами, удлиняя сражение для кинооператоров, растягивая атаку, разбрасывая группы по полю, разобщая точки соприкосновения. Полковника предупредили, что подкрепления эфиопов появятся в центре сражения, и теперь Этторе видит, что они будут обеспечивать кинематографический задник для ряда стычек, происходящих в долине.
Этторе устраивается у своей винтовки, наводит ее на бунтовщика. Он разглядывает эту пугающе одинокую фигуру, приближающуюся к ним, ощущает невероятность происходящего. Это наверняка актер, которого Фучелли послал на камеру, символическое напоминание о силе итальянцев.
Марио прижимается к винтовке, вены на его руках надуваются от усилия, которое требуется, чтобы сдержать дрожь в руках. Потом он медленно поднимает голову. Бог мой, говорит он, бог мой.
Группа абиссинцев на лошадях с яркими цветастыми седлами на вершине холма по другую сторону долины. Они на полной скорости несутся вниз, взрыв света и цвета: дюжина воинов с буйными волосами, их крики напоминают нестройный греческий хор. Намного опережает их та самая невероятная фигура с незащищенной от пуль грудью, она перепрыгивает через камни и траву, совершенно невероятная. Даже прекрасная.
Потом появляется еще дюжина воинов на лошадях, несущихся вниз по склону, они грозят поглотить этого грациозного бунтаря, а потому одинокий солдат вынужден освободить им дорогу.
Это взаправду? спрашивает Марио. Или все это для камеры? На лице, которое он обращает к Этторе, прежде чем повернуться назад, удивленное и испуганное выражение.
Глухой удар копья — и soldato в конце строя за баррикадой кричит от боли. Солдаты подаются вперед, они напряжены и ждут приказа Фучелли открыть огонь. Они целятся в сторону холма, в обескураженного и обескураживающего солдата, который уворачивается от лошадей и всадников.
Но новые абиссинские воины все появляются с другой стороны долины, некоторые из них пешие, они бегут в атаку на них, но никакого приказа от полковника по-прежнему не поступает — ни приказа стрелять, ни приказа делать вообще хоть что-то, только ждать этих людей, сотни молний в человеческом обличье.
Не стрелять! Этот приказ проходит по рядам. Пусть подойдут поближе.
Фофи двигает винтовку слева направо, справа налево, голова его низко опущена. Он дышит сквозь зубы, шипящий звук, поток, журчащий над ними. На soldati надвигаются облака пыли и крещендо копыт. Они вздрагивают, слыша боевой клич эфиопов, который постепенно набирает силу, поднимается ввысь на эхах, бьет их по ушам. Этторе покачивается, вытянувшись вверх на носках. Каждый его мускул натянут до предела. Во рту сушь. Волны шума колотят его по голове, он моргает, чтобы прогнать туман из глаз, но то, что он видит, происходит в реальности.
Не стрелять! Огонь не открывать!
Что это? Этторе так быстро поднимает голову, что его каска откидывается назад. Кто она такая?
Одинокий солдат — девушка в форме с изящными чертами лица: одинокая абиссинка, плывущая над травой, без всяких усилий двигающаяся между всадниками, пленительная и фантастическая.
Фофи бросает винтовку и обеими руками сжимает каску на голове, отчего по лбу у него идут глубокие морщины. Санта Мария, она сумасшедшая.
Над этим несуразным видением открылось небо, и о ее схождении на землю возвещает заводь света. Всадники за нею подались назад. Они теперь выстроились в шеренгу, великолепные в своих белых одеяниях, их копья указуют вверх, они смотрят на молодую женщину.
Soldati ждут. Они стоят, а она излучает в долину тревожную тишину. Из соседней долины за холмом доносятся отдаленные звуки сражения — крики, выстрелы, но здесь, где плоская, поросшая травой земля лежит
