Царская тень - Мааза Менгисте

на холм по склону, после чего начать атаку. Они должны преодолеть немалое расстояние, и по пути с ними может случиться что угодно, с ними может произойти все.

Спокойней, спокойней. Голос Аклилу как касание прохладного ветерка. Будь сильной, бравый солдат, я рядом с тобой.

А потом резкая вспышка света, упавшая звезда, луч, играющий на поверхности воды.

Кидане разворачивается и бежит в сторону врага, потом бросается вниз по склону холма, изящный и легкий в своих движениях, его ноги как крылья, убийственная корона его длинных кудрей полощется на ветру. Отряд поворачивает в его сторону, подается вперед и беззвучно бросается следом, долина внизу все еще дрожит в предвкушении.

Аклилу тащит ее, и вскоре Хирут оказывается в хороводе облаков пыли; вокруг нее, вплотную к ней, рядом другие толкают ее, спеша добраться до врага. Ей кажется, что она бежит одна, одинокая фигура, пытающаяся сохранить равновесие на скользких камнях. Потом она перебегает на траву и оказывается беспомощной пленницей собственной инерции. Она чуть не падает, но выравнивается. Ее толкают сбоку, и со спины, и спереди, и она не видит Аклилу. Она вытягивает руки, несясь вниз по склону, но его нигде не видит.

Подожди, тихо говорит она. Подожди меня.

Она ничего не видит, кроме земли перед собой, и ноги несут ее вперед. Она знает, что бежит, она знает, что не издает ни звука, но она не может сообразить, как ей это удается, когда внутри она вся парализована. Она пытается выкрикнуть имя Аклилу, пытается подать голос и пронзить тишину, пронзить эту странную немоту, эту неконтролируемую инерцию, но она издает лишь тихое гудение, проходящее через ее голову, потом по позвоночнику, отчего у нее перехватывает дыхание, а весь этот мир медленно раскрывается перед ней. Стреляй, говорит она себе. Стреляй по врагам. Но она ослеплена и оглушена этой странной внутренней какофонией, а мир превращается в свои тусклые очертания, пульсирующие в пыли.

Хирут бежит на шум. Она бежит от шума. Она несет себя в дым и вихри, исходящие от него. Она слышит свое имя, потом не слышит ничего. Она прыгает на линию огня и резко сворачивает в сторону. Она чует запах пролитой крови и удушающий аромат новых цветов. Она крутится в хаосе, ведомая инстинктами, направляемая чем-то, находящимся вне ее. Я поднялась внутри себя, эмама, слышит она собственный голос, я поднялась и бросилась на врага, как солдат, и увидела, что там никого нет, увидела, что я убила их всех без единого выстрела. Потом Хирут закручивается в вихре, созданном ею самой, она одержима яростью и страхом, одинокая фигура, плетущаяся по теперь пустому склону вдали от действия, в удалении от своего отряда, она двигается к отдельному, другому сражению.

* * *

Она едва не натыкается на него, ей приходится балансировать руками, чтобы остановиться, потому что двигается она очень быстро. Она представляет себе узловатый прут, потом кучу затвердевшего навоза, оставленного выбеливаться под солнцем. Круглолицый ферендж откидывает назад голову, чтобы посмотреть на нее, он настолько ошарашен ее неожиданным появлением, что у него нет времени подняться и натянуть брюки. Его винтовка лежит у его ног, как выброшенная рубашка, в руке он сжимает горсть листьев. Он аккуратно балансирует на носках среди запаха, висящего вокруг него, вонь такая резкая, что Хирут приходится закрыть рот рукой.

Она делает несколько коротких шагов назад, ее винтовка косо висит на спине, а он смотрит с отвисшим от неожиданности ртом, он неспособен ни на что, кроме того извержения, к которому уже приступил, он беспомощен, застигнутый во время отправления естественных потребностей.

Я уйду, бормочет она, но не может оторвать от него глаз. Она всегда считала, что ференджи какие-то ненастоящие. Эти иностранцы — таинственные животные-убийцы, лишенные доброй воли и сострадания, бессердечные, бескровные машины.

Он роняет листья и хватает винтовку, его действия медленные, неуверенные. Он кричит, и его мягкий розовый рот открывается, его гланды шевелятся под панику слов.

Она делала это много раз в своих снах: выхватывала винтовку из-за спины, целилась и стреляла в Кидане. Она топила единственную пулю в его груди, нагибалась, чтобы убедиться, что он мертв. Она убивала его много раз, день за днем, ночь за ночью, в пути, во сне, во время еды, ухаживая за ранеными. Она научилась противостоять тупой силе кишечника. Она нацарапала черточку на стволе — знак уничтоженного врага. Она столько раз тренировалась делать это с Аклилу, когда ложилась спать и когда видела сны, что ее тело знает, как себя вести. Она представляет себе Кидане и нажимает спусковой крючок. Бабах, говорит она одновременно с выстрелом. Бабах.

Потом она отступает, чтобы он не задел ее дергающимися ногами, кровь лужицей собирается на листьях, появляется новый запах — мочи, запачканной формы и ботинок. Бабах. И она берет его винтовку, набрасывает себе на спину и бежит.

Хирут несется на шум, на крики боли. Она подгоняет себя, пока у нее не остается никаких ощущений, и она только может не отставать от этого послушного тела, несущегося по холму, жаждущего окончательного разрешения. Чем ближе подбегает она к занавесу пыли, тем громче клацают винтовки на ее спине. Они ударяют ее по позвоночнику, стукаются друг о дружку, создают шум, эхом отражающийся от холмов.

Хирут! Сюда, сюда. Осторожно!

Аклилу стоит в шаге от этой какофонии, он подзывает ее к себе, грудь его рубашки забрызгана кровью. Он размахивает руками, проводит грязным рукавом по лбу, чтобы убрать падающие ему на глаза волосы: они слипаются от крови, текущей из раны близ уха. Он смотрит на нее взглядом, полным паники, прикрытой суровым блеском жестокости, эмоций, которые схлестываются в крике во весь его распахнутый рот, когда он выкрикивает ее имя. Он отходит от клубка тел: в форме и белой одежде, в касках и простоволосых, и Хирут на мгновение кажется, что он раскрывает ей свои объятия, зовет, чтобы крепко обнять, защитить от смерти. Потом ее взгляд ловит Астер в переплетшихся телах, на ней грязь и кровь, она то поднимает, то опускает руку, то поднимает, то опускает, клинок сверкает с ужасающей скоростью.

Помоги мне! Астер являет собой ярость и страх, вплетенные в одно простое тело, узел бешенства, склоненный над бездвижным и сломленным человеком.

Аклилу показывает, что она должна держаться подальше от схватки, а Астер зовет ее вперед. Хирут тянет к безопасности, но одна из винтовок соскальзывает с ее спины и оказывается в крюке согнутой руки, и она, у которой не осталось ничего,