Толкин и Великая война. На пороге Средиземья - Джон Гарт

Том Шиппи назвал (применительно к судьбе Фродо во «Властелине Колец») «неприметной ноткой жестокости» у Толкина.

Но теперь, вероятно в 1919 или 1920 г., Толкин обдумывал крупномасштабное повествование, безусловно печальное, и все же пронизанное великолепием и волшебством. Он дошел до самого длинного запланированного сказания из всех, для которого «Науглафринг» должен был послужить всего-то навсего прологом. Если бы замысел был осуществлен, по подсчетам Кристофера Толкина «все “Сказание об Эаренделе” целиком оказалось бы примерно в половину длины всех сказаний, которые в итоге были написаны». Помимо прихода Эльвинг, внучки Тинувиэли, в прибрежное убежище Туора и изгнанников Гондолина, все остальное в «Книге утраченных сказаний» составляют не более чем заметки и наброски. В этом сказании предполагалось поведать о многих опасных путешествиях Эаренделя на запад и о его последнем плавании в звездные небеса – когда его преобразило страдание: теперь это куда более суровая фигура, нежели беспечный бродяга, изображенный Толкином в стихотворении в сентябре 1914 года. Между тем эльфам Кора предстояло выступить с походом в Великие земли и ниспровергнуть Мелько в час наивысшего его торжества.

Прежде чем книга завершится, в ней планировались еще две главы, следующие за сказанием об Эаренделе. Для рассказа о том, как мятежный архангел наконец-то лишится всей своей силы, Толкин предполагал углубиться в «ту первобытную поросль» фольклора, которой так восхищался в «Калевале». Мелько предстояло вырваться на волю и посеять рознь среди эльфов, к тому времени в большинстве своем собравшихся на Одиноком острове. Спасаясь от погони, Мелько вскарабкается по гигантской сосне в Тавробеле (Грейт-Хейвуд) в небеса и станет воплощением зависти, «грызущим пальцы и в гневе взирающим на мир». Первозданная магия Солнца им осквернена, а род людей неуклонно растет и множится, так что «утраченные сказания», поведанные Эриолу, должны были завершиться, а хронология повествования – дойти до времен, современных германскому страннику.

В эпилоге с участием Эриола (или, по некоторым предположениям, его сына Хеорренды) волшебный остров фэйри предстояло перетащить на его нынешнее место у побережья Великих земель Европы, но в результате очередной схватки морских божеств он разломится надвое, на Ирландию и Британию. Островные эльфы выступят в великий Исход – на помощь своей материковой истаивающей родне в войне против прислужников Мелько. Невзирая на надежды нового золотого века, после того как снова будет зажжено «Волшебное Солнце» или даже Два Древа, по всей видимости, предательство людей повлечет за собою полный разгром эльфов, и люди начнут вторжение в Британию.

Финальный кризис просматривается во впечатляющем эпилоге, набросанном Толкином на бумаге: предполагается, что таковы были слова Эриола, прежде чем он запечатал свою «Книгу утраченных сказаний» в Тавробеле:

И теперь отрадные те времена близятся к концу, и се! – вся красота, что оставалась еще на земле, – обрывки немыслимого очарования Валинора, откуда давным-давно явился эльфийский народ, – все развеялось в дым.

Эриол, который пишет с непосредственностью автора дневниковых записей, бежал прочь в преддверии страшной битвы между людьми на Высокой Пустоши поблизости – это явно Кэннок-Чейз с речушкой Шер (древнеанглийское scír ‘яркий’), струящейся вниз, к Грейт-Хейвуду.

Се, к вечеру ушел я крадучись с разоренной пустоши, и дорога моя, петляя, стремительно увела вниз по долине Стеклянного ручья, но закатное солнце почернело от чада пожарищ, а воды потока осквернила людская война и копоть сражения. <…>

И ныне скорбь… объяла эльфов, опустел Тавробель, и все бежали, [?страшась] врага, что воссел на разоренной пустоши менее чем в лиге отсюда; того, чьи руки обагрены кровью эльфов и запятнаны убийством собственной родни, того, кто стал союзником Мелько…

В словах, что эхом вторят последнему выезду Тинвелинта, Эриол вспоминает кавалькаду Гильфанона, старейшего из эльфов Одинокого острова, осиянную светом, распевающую песни; и народ Тавробеля, танцующий «словно облаченный в грезы» вокруг серого моста и слияния рек. Но теперь, записывает Эриол, островные эльфы тоже истаивают, или, может статься, это люди постепенно слепнут. Его последние слова предрекают, что чары развеются: люди в большинстве своем станут высмеивать саму мысль о фэйри – «лживые россказни для детей». По крайней мере, некоторые станут думать о них с теплотой как о метафорах природы – как о «призраке исчезающего очарования среди дерев». Лишь немногие будут в них верить по-прежнему – и смогут видеть, как эльфы заполоняют свои древние города осенью – а это их время года, – «достигнув, по сути, осени своих дней».

Но се, Тавробель забудет свое имя, и вся земля преобразится, и даже эти записанные мною слова, верно, все будут утрачены, так что я откладываю перо и не стану более рассказывать о фэйри.

Возможно, это не более чем совпадение, но «Весенняя жатва» – посмертно изданный сборник стихотворений Смита, составленный Толкином и Кристофером Уайзменом, – завершается таким секстетом:

Пусть отдохнет перо,Мы рифмами играть повременим:Да будет дух наш непоколебим,     Покуда зла не победит добро.Начнется Новый Век – и дай нам БогСвершить все то, что не свершили в срок.

Однако столь же вероятно, что здесь, в задуманной концовке «Утраченных сказаний», Толкин предполагал ненавязчиво выразить свою признательность Дж. Б. Смиту, который так мечтал их прочесть.

Вследствие угасания эльфов – явления, со всей очевидностью предназначенного «объяснить» шекспировское и викторианское представление о фэйри, – мир и его судьба оказываются в руках людей. На первый взгляд, такой финал весьма мрачен: из заключительных слов Эриола следует, что человек «слеп, и глуп, и знает лишь разрушение». В «Утраченных сказаниях» Толкин не слишком далеко продвинулся с рассказом о том, как с наступлением эры солнца пришли второрожденные дети Илуватара; но из того немногого, что он успел написать, следует: Мелько в самом начале склонил их ко злу. Утратив свой первый дом в результате происков Мелько, люди так и не нашли нового Эдема, в отличие от Валар и эльдар. Между тем «Сказание о Турамбаре» может восприниматься как квинтэссенция идеи о несчастной судьбе людей; и даже после того, как Мелько был изгнан в небеса и лишен своей земной власти, он способен сеять зло в человеческих сердцах.

Казалось бы, есть все причины позавидовать эльфам, одаренным сверхчеловеческой искусностью, красотой и долгожительством – им суждено жить до самого «Великого Финала», почти в полной мере сохраняя энергию юности, и если они даже умирают насильственной смертью или от горя, они возрождаются как эльфийские дети. Толкиновские эльдар ничем не схожи с бессмертными струльдбруггами из «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта, чья жизнь – это бесконечное нисхождение в бездну физического и интеллектуального одряхления.

Однако без содействия людей вселенская драма Илуватара не достигнет завершения. В то время как космогоническая Музыка предопределила судьбу эльфов и даже Айнур, людям дарована «свободная способность» действовать вне ее пределов, так что «все в деянии и форме будет исполнено, и завершится