Толкин и Великая война. На пороге Средиземья - Джон Гарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но знание не наделяет силой. Напротив, когда развеивается разъединяющая тьма, прозрение причиняет боль. В финале для Турамбара и Ниниэли правда оказывается невыносимой.
«Сказание о Турамбаре» не имело бы успеха, если бы герой был просто-напросто марионеткой в руках Мелько. Проклятие божества, по всей видимости, действует не только через внешние обстоятельства – «невезение», преследующее всю семью, – но и через упрямство, заблуждения и ошибки, а также подчас смертоубийственные порывы самого Турина. В то время как Берен благодаря врожденной стойкости исцеляется от ран физических и душевных, Турину помогает выстоять ожесточенное упорство, но травмы оставляют неизгладимый след в его душе. Сперва он становится воином, чтобы «утолить скорбь и ярость своего сердца, которое неизменно помнило, как Урин и его народ отправились на битву с Мелько»; позже он обращается к воспоминаниям о Битве Бессчетных Слез, чтобы убедить родотлим отказаться от скрытности – что чревато катастрофой. Тем самым, проклятье зачастую неотличимо от, как сказали бы мы сегодня, психологической травмы.
Толкин, по его собственному утверждению, задавался целью создать мифы и волшебные сказки, но здесь представлены и тревожные ноты более современного репертуара. И первая – это натурализм. Безысходность мира Турина зачастую убедительно изображается посредством скупых, но красноречивых картин: его детский плач, когда он семилетним мальчуганом расстается с матерью; гомон ласточек под крышей ее дома, когда Турин возвращается много лет спустя и обнаруживает, что матери нет; его обагренная вином ладонь после убийства на пиру. Вторая – это неоднозначность. Победу Турина над Глорундом можно воспринимать как его финальную победу над судьбой, но вследствие этой победы проклятие сбывается в полной мере: к Ниэнор возвращается память. Упорная борьба Турина с чередой трагедий исполнена доблести, но в результате оборачивается тяжкими страданиями. Таковы же и дерзкие слова Урина к Мелько: «По крайней мере, никто не пожалеет его за то, что отец у него – трус».
«Сказание о Турамбаре» – это не столько волшебная сказка о фэйри, сколько история человека, пересказанная смертным обитателем Домика Утраченной Игры и проникнутая тем, что впоследствии Толкин назовет термином «дискатастрофа». Ее единственный крупный недостаток – это сюжетный поворот в самом конце, когда дух Турина и дух Ниниэли проходят сквозь очищающее пламя и оказываются причислены к Валар. Этот поворот слишком похож на кульминацию «Сказания о Тинувиэли» и противоречит мрачному настрою «Турамбара»: довольно неуклюжий способ изобразить утешительную Радость, приберегаемую Толкином в других текстах для тех, кто ушел не просто за пределы жизни, но и за пределы сотворенного мира.
Продолжая работу над историей Турина много лет спустя, в 1951 году, Толкин утверждал, что этот персонаж, «как сказали бы (те, кому нравятся такого рода рассуждения, хотя толку в них чуть), унаследовал ряд черт Сигурда Вёльсунга, Эдипа и финского Куллерво». Однако тем самым Толкин высказывается относительно литературных интерпретаций, а вовсе не отрицает возможности влияния; более того, к тому времени как он это написал, он далеко ушел от концепции «раскапывания» утраченных сказаний. Через рассказчика «Сказания о Турамбаре» он признает, кому и чем обязан, и выстраивает вымышленный контекст для всей «Книги утраченных сказаний» в целом:
И поныне рассказывают люди множество таких историй, а еще больше рассказывали встарь, особливо в королевствах Севера, что я знавал некогда. Может статься, деяния других их воинов примешались сюда и много всего другого, чего нет в древнейшем сказании, – но теперь я поведаю вам истинную и прискорбную повесть…
Для Толкина-филолога вычленить целую историю из этих частично совпадающих, но обрывочных и фрагментарных повествований, по всей видимости, казалось ничуть не более странным, чем реконструировать не зафиксированный в письменных источниках индоевропейский корень по родственным словам в разных языках. Однако это не плагиат и никоим образом не реконструкция, но свой особенный индивидуальный творческий замысел. Такие персонажи, как Белег, беглый раб Флиндинг и ясноглазая Файливрин, входят в «Сказание о Турамбаре» не из каких-либо толкиновских первоисточников; фон и переплетение мотивов целиком и полностью созданы им самим, и, сшивая воедино разрозненные заимствованные элементы с множеством своих собственных задумок, автор доводит сюжет до наивысшей точки напряжения и ужаса – мало где ему удавалось превзойти достигнутый эффект. А самое главное, вероятно, то, что Толкин усиливает те черты этих мифов и преданий, что находят самый непосредственный отклик в его собственной эпохе, исполненной трагедии и горькой иронии.
Несомненно, Толкин задумывал продолжение истории Турина, «Сказание о Науглафринге», как «утраченное сказание», стоящее за невнятными упоминаниями в скандинавских мифах о загадочном Брисингамене, ожерелье, которое отковали гномы, носила богиня любви Фрейя и похитил плут Локи. Возможно, именно эта схема изначально подсказала идею Сильмарилей, их легендарного сияния (соотносящего Брисингамен с древнеисландским brísingr ‘огонь’), похищения их вором-Мелько и их связи с полубожественной Тинувиэлью. Как бы то ни было, проклятье Глорунда, наложенное на сокровища, навлекает на Артанор гибель: Тинвелинт приказывает отковать из золота ожерелье и вставить в него Сильмариль, вырезанный Береном из короны Мелько.
Сделка эльфийского короля с гномьими кузнецами и его двурушничество – один из самых неубедительных эпизодов в «Утраченных сказаниях». Своекорыстная жадность могла бы обострить ум Тинвелинта, но вместо того, по всей видимости, его притупляет. Однако в действительности единственный художественный изъян заключается в том, что гномы, уродливые телом и душой, слишком карикатурны. Повествование ненадолго обретает былую силу, когда Тинвелинт, блистая великолепием, появляется в Ожерелье Гномов:
Се! Король Тинвелинт выехал на охоту, обличием великолепен как никогда прежде; над струящимися по ветру кудрями блещет золотой шлем, золотом изукрашена конская сбруя, и лучи солнца, пробившись меж дерев, падают на лицо его, и тем, кто его видит, кажется оно подобным великолепному лику солнца поутру…
Выстроенная последовательность предложений без подчинительных союзов, так называемый паратаксис, – сплав летописной отстраненности и напряженного, волнующего ожидания, – это уникальная особенность толкиновских текстов. Равно как и последующий резкий переход от главной сюжетной линии к другому эпизоду, многократно усиливающий напряженность и предчувствие надвигающейся опасности в преддверии развязки. Мы узнаем о судьбе Тинвелинта, только когда потрясенной королеве вручают его голову, все еще «коронованную златом и в золотом шлеме». Его великолепный выезд на охоту оказывается лебединой песней Фаэри в Великих землях.
Сдержанный тон оставшейся части сказания подразумевает, что магия иссякла. Артанор переживает бесславное падение. Даже Берену и Лутиэн не дозволено избежать упадка, когда они появляются вновь и возвращают себе Сильмариль. Во второй жизни, им отпущенной, воскрешенные влюбленные стали смертными, и Ожерелье приближает смерть Тинувиэли; Берен же становится одиноким скитальцем. Лишенный даже величия трагического финала, их уход отражает то, что
