Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Когда открываю их снова, её выражение сложно расшифровать. Удивление? Нерешительность? Сомнение? Думаю, она… насторожена.

Ну, логично. Представляю, каково это — быть пижонкой, которая не каждый день трётся о парня, покрытого татуировками с ног до головы.

Я улыбаюсь.

— Что такое? Не понимаешь испанский? — Я делаю движение рукой, будто указывая на музыку.

— Вообще-то, понимаю, — отвечает она с достоинством. «Ха! А говорила, что не из тех, кто ведётся.» После чего морщится, как обиженный ребёнок: — И уверяю тебя, это им не является.

Ну да, с её академически правильным испанским из элитной школы ей явно не понять ни черта. Я смеюсь.

— Детка, позволь мне объяснить: это настоящий испанский, с пуэрториканским акцентом, — я снова склоняюсь к ней, потому что расстояние кажется лишним, а предлоги, чтобы её коснуться, множатся в моей голове тысячами. — Вторая самая сексуальная вещь, которую ты услышишь в своей жизни.

— А первая?

Я улыбаюсь краем губ, мои глаза горят голодным блеском. Кусаю свои губы, прежде чем приблизиться к её уху, легко очерчивая его губами.

— Твои стоны, из-за меня.

Знаю, я в этом мастер. У меня всегда готов идеальный ответ. Можно аплодировать.

Она делает шаг назад и оценивающе смотрит на меня.

— Это угроза, охотник?

— Это обещание, кролик.

Её взгляд пронизывает меня, будто она пытается разгадать мои настоящие намерения. Давайте будем честны: я мужчина, она чертовски горячая, я потерся об неё пахом, и по мне точно не скажешь, что я тот, кто носит кольцо в кармане. Думаю, всё и так очевидно. Единственный вопрос — свободна ли у неё квартира или придётся искать отель.

Музыка сменяется, но я не замечаю этого, потому что её глаза продолжают удерживать мои. Серьёзные, задумчивые, словно ищущие истину где-то за пределами. Я вспоминаю эти же глаза под луной, окружённые тенями, и на мгновение сам застываю.

Царапина на бедре начинает саднить.

«Это была ты?»

Но это невозможно. Мы бы знали, если бы в этой зоне появились новые охотники. Она пижонка с элегантным кабинетом, а не воин. Она готовилась к вечеру с друзьями, а не убивала монстров во тьме.

Потому что это было бы слишком идеально.

Именно поэтому я уверен, что убил гипорагну сам, а её просто вообразил. Из-за яда. И своих последних фантазий.

Смотрю на своё предплечье. Если я убил её, почему у меня нет новой татуировки шипа? Если бы не мама, я бы сразу попросил Доме добавить его, как только вернулся.

Вопросов слишком много, поэтому я просто беру её за руку. На этот раз осторожно, почти застенчиво, и возвращаю нас к танцу под мягкий, медленный ритм Cultura Profética с их Ilegal:

Иметь такие глаза как у тебя, должно быть незаконно.

Мы двигаемся синхронно, почти не задумываясь.

Тем более, если, глядя на меня, ты вдохновляешь на грех.

Мы почти не обращаем внимания на свои тела, сосредоточившись на том, чтобы читать друг друга глазами, словно ведём молчаливую борьбу.

Ты вооружилась так идеально, чтобы заставить меня страдать.

Я хочу спросить её, снилась ли она мне. Если я вообразил её в тенях и серебре.

«Это была ты? Ты была там?»

Я хочу спросить, она ли та девушка, которая могла бы меня убить.

Потому что, если да, думаю, я готов ей позволить.

Глава 11. Обжигающий контакт

Её глаза задают мне новые вопросы. Я читаю в них недоверие, и внезапно понимаю, откуда мне знаком этот взгляд. Как будто пощёчина: это тот же взгляд, что у собак из приютов, с которыми я много лет работал.

Собаки меняются, их истории тоже, но этот взгляд остаётся неизменным.

Страх, из-за которого они отстраняются от твоей руки; желание довериться твоей заботе и одновременно ужас перед этим. Вечно настороженные.

Взгляд того, кто спрашивает: «А ты снова сделаешь мне больно?»

Клянусь всеми освящёнными колами!

Я притягиваю её ближе и нежно касаюсь её щеки. Оставляю руку на её лице, мягко поддерживая его, а большим пальцем поглаживаю линию челюсти.

Касаюсь своим лбом её, шепчу обещание:

— Я не причиню тебе боль.

Она смотрит на меня, словно хочет поверить. Её губы приоткрыты.

— Можно я тебя поцелую? — спрашиваю, почти умоляя, жаждая прикоснуться к каждому сантиметру её кожи.

Она насмешливо улыбается:

— Ты не выглядишь как человек, который просит разрешения.

— О, но я думал, тебе нравится, когда тебя просят. — Я тоже улыбаюсь, играя. — Хотя… ты права. Это действительно не в моём стиле.

И я наклоняюсь к её губам. Если хочет, она может отстраниться. У неё есть руки, чтобы дать мне пощёчину.

Но она этого не делает.

Сначала я едва касаюсь её губ, пробуя их вкус и текстуру. Касаюсь её нижней губы своими, дразня. Её губы мягкие, влажные, принимающие, и я возвращаюсь за новым прикосновением. За многими. Я целую её коротко, пока мой язык не касается её губ, встречая её.

Чёрт, её поцелуй — как расплавленный металл в моих венах. Вся кожа покрывается мурашками, внутри всё горит. Мне кажется, что у меня течёт член.

Я прижимаю её к себе сильнее, тихо рычу и забываю о деликатности, когда мои губы требуют большего. Требуют её полностью.

Если с постелью будет так же, как с поцелуями, это будет не ночь, а пламя.

Она делает шаг назад и оглядывается по сторонам.

— Меня здесь все знают.

Ну конечно. Элегантная прокурорша не может себе позволить страстно целоваться с первым попавшимся татуированным хулиганом.

Я улыбаюсь и веду её к боковой двери с табличкой «Вход воспрещён». Не задумываясь, толкаю её спиной, не отводя взгляда от неё. Она сомневается, кусая губу. Я подмигиваю, подавая знак, и тяну за её руку, которую так и не отпустил.

Наконец, она идёт за мной.

Мы оказываемся в помещении, которое, кажется, собираются превратить в зал для частных вечеринок. Пластик на полу, лестница у стены, банки с краской, стойкий запах лака, который сквозняк от открытых окон не может рассеять. Свет пробивается только издалека, от фонарей снаружи, помещение кажется холодным и пустым.

Я не обращаю внимания на детали. Как только дверь за нами закрывается, я снова притягиваю её к себе в темноте и целую.

Моё тело буквально пульсирует, её запах заполняет всё вокруг. Быть с ней — это как заряд электричества, пробегающий по позвоночнику.

Стоп.

Один момент.

Я замер.

Чёрт.

Потому что это чувство — не только возбуждение. Это холодок, знакомый мне до боли, тот, что приходит, когда ты оказываешься в ловушке с худшим врагом.

Её близость обжигает меня, пробуждая все мои инстинкты.

Потому что она назвала меня «охотником». И я уверен, что это слово не появлялось в бумагах, которые мы принесли ей.

Потому что я всегда чувствую её за секунду до того, как она появляется.

Точно так же, как сейчас.

За секунду до того, как моя рука касается её шеи, а серебряное кольцо на моём пальце начинает обжигать её кожу, словно огонь.

Она вздрагивает и отстраняется. Смотрит на меня, а потом — на кольцо, как будто ищет другое объяснение.

Я разжимаю руку, что только что держала её за талию, и она бессильно опускается вдоль тела.

Она протягивает пальцы, пытаясь коснуться меня, но что-то в моём лице останавливает её.

Она делает шаг назад.

— Я думала, ты должен был почувствовать меня.

Её голос звучит почти извиняющимся. Это то, что спрашивали её глаза: «Ты знаешь, кто я? Ты не сделаешь мне больно?»

Но я уже обещал. И всё равно тянусь к колу в кармане куртки.

Она отступает ещё дальше.

Вся комната пропитана её сущностью. Её запах буквально витает в воздухе между нами, напряжённом, как тетива лука. Всё становится так очевидно…

«Я думала, ты должен был почувствовать меня.»

Да. Я чувствовал. Когда она прошла мимо моей машины и я не мог отвести от неё взгляда. Когда появилась в коридоре своего офиса, и я понял, что это она. Когда ветер на кладбище донёс её аромат. Когда она вошла в бар.