Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

Атмосфера, царившая во время концерта, крайне огорчила ее, развеяла последние надежды. Некоторые дамы, правда, внимательно слушали, задумчиво кивая головами, и в глазах их сквозило выражение тоски, тоски по утраченному. Но мужчины оживленно перешептывались по углам, решая какие-то свои проблемы, а несколько юношей вообще вышли из зала как раз тогда, когда она исполняла «Я помню чудное мгновенье», романс, который был очень дорог ей и исполнением которого она надеялась произвести самое сильное впечатление.

После концерта Вырубов надолго задержался возле графини, после чего та сделала знак Марии подойти, похвалила ее голос и внешность, но этим, насколько она поняла, все и ограничилось.

Вернувшись в чужую, неуютную и запущенную квартиру, Мария сразу же замкнулась в себе, как делала часто в последнее время, когда ее начинали одолевать неуверенность и сомнения. Молча сняла нарядное платье, молча надела домашний халат, молча легла на узкую кушетку в салоне, заложив за голову руки и устремив взгляд в пустоту. Вырубову не хотелось беспокоить ее, но молчание слишком затягивалось, становилось угрожающим. Он тоже был не в духе. Концерт, на который возлагал столько надежд, оказался, по сути, бесполезным. А он так мечтал об успехе! Хотя на что, собственно, можно было надеяться? И сейчас он просто не знал, о чем говорить с Марией… Но нельзя было и оставлять ее в таком состоянии… Он присел на край кушетки.

— Машенька, прошу тебя: не сердись на меня. Отныне я послушен и покорен тебе во всем. С прежним покончено…

Мария словно не слышала этих слов. Взгляд ее оставался пустым и безнадежным.

Разумеется, он чувствовал себя виновным перед нею. Хотя бы потому, что давно уже понял: она не удовлетворится праздной жизнью, даже если он будет в состоянии обеспечить ей безоблачное существование. Хочет трудиться. И не только для того, чтоб заработать кусок хлеба. Какое-нибудь занятие всегда можно найти — и здесь, в Париже, и в Вене, в Праге. В Европе хватало артистических трупп, которые плохо ли, хорошо ли, но сводили концы с концами, и это будет длиться до тех пор, пока будет иметь успех русская экзотика с загадкой мистической славянской души. Даже бывшие соотечественники благосклонно примут ее, доказательством чему может служить хотя бы сегодняшний концерт. Впечатление она произвела, тут сомнений быть не может. Однако это было не тем, чего хотел он и чего заслуживала Мария. Она способна на большее. Значительно большее. Но чтоб добиться успеха, нужно многому научиться. Хотя бы несколько лет в консерватории, пройти выучку и шлифовку. Получить признание в кругу больших, выдающихся артистов. И все это ей даст консерватория. Но кто захочет сейчас тратить деньги, оставшиеся от былых времен?

Мария опустила руку — она затекла оттого, что долго держала ее под головой, — и свернулась калачиком на кушетке.

— Саша, — хмуро начала она. — Чего мы здесь ищем? Зачем впустую тратим время? Давай вернемся в Прагу. Опять буду работать у вас. Что хочешь, что скажешь буду делать, только уедем отсюда!

Он грустно, на одно лишь краткое мгновение улыбнулся.

— Впервые вижу человека, который хочет убежать из Парижа.

— И я бы не убегала, если б был какой-то смысл. Красоты города ничего для меня не значат. Я хочу работать.

— Тебе нужно учиться.

— А где ты видишь такую возможность?

— Попробуем еще раз.

— Не хочу никаких новых попыток. Новый круг светских визитов? Мерси! Слышать не могу. Избавь меня от них. Тошно.

— Но мы не для удовольствия их совершаем. Я все же надеюсь…

— Саша, милый, прости меня, но ты словно ребенок, который все еще верит в существование Деда Мороза. Говорю это не для того, чтоб обидеть тебя. Просто констатирую факт. Таков ты есть. И пойми меня, пожалуйста, — я ничего от них не хочу. Хватит уже, пересиливала себя, больше не могу. Я задыхаюсь в этой атмосфере взаимной неприязни и злобы. Ты, видевший моих родителей, знающий, из какой среды я вышла, должен был бы понимать…

— Хорошо, хорошо. Но они-то всего этого не знают.

— Не имеет значения. Достаточно, что знаю я! И не потому, что меня волнует их болтовня. Давно уже узнала ей цену — у них ничего нет за душой. Но мне страшно за себя. Боюсь, что когда-то в один прекрасный день не смогу справиться с собой, начну отстаивать, как сказал бы неня Миту, классовые интересы.

Мария давно уже поднялась с кушетки и сейчас стояла у окна, прислонясь к радиатору центрального отопления. Волосы у нее растрепались, глаза так и пылали. Вырубов с удовольствием отметил про себя, что она вполне справилась бы с ролью леди Макбет.

— Это было бы сенсацией, — вынужден был признаться он. — Я ведь так много говорил им, какой ты культурный, тонкий человек.

— Именно поэтому. Боюсь показать истинное лицо, лицо девушки из бедной городской окраины, и тем самым поставить тебя в неловкое положение. Представляешь, какие рожи начнут корчить?

В глазах ее что-то изменилось. Видно было, что перспектива подобной сцены забавляла и ее, поскольку в ее хмурых доселе глазах заиграли игривые бесенята, а лицо просветлело. Одним из свойств характера Марии было умение быстро преодолевать злость.

— Вот так ты выглядишь куда лучше, — признался Вырубов и прижал ее к себе, чтоб поцеловать в висок, в то место, где пульсировала голубоватая жилка, свидетельствующая о буре, которую переживала она в душе. — Ты, пожалуй, права. Но пойми и меня. У меня есть обязанности по отношению к тебе, и я должен их выполнить.

— С помощью этих привидений ты все равно ничего не добьешься, милый мой. Неужели не видишь, что они всего лишь призраки? Призраки, живущие единственно за счет воспоминаний о прошлом. Если бы, правда, позволили, питались бы и кровью врагов. И имей в виду — я как раз могу и оказаться среди этих врагов.

Вырубов вздрогнул. Лицо его смертельно побледнело, он удивленно и озабоченно посмотрел на нее, словно его ударили.

— В конце концов… Если ты так их воспринимаешь, то тогда и я всего лишь призрак? — грустно улыбнулся он. —