Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

и с балкона. Не приходилось сомневаться, что Вырубов не располагал столь значительными суммами, чтоб позволить себе подобную расточительность. Однако ей и в голову не могло прийти, что ложа ангажирована на весь сезон одним из его многочисленных высокопоставленных знакомых, который не собирался приходить сегодня на спектакль и мог появиться в театре лишь значительно позднее, к концу… Какое-то время Вырубов оказывал ей всяческие знаки внимания, которые постепенно стали раздражать ее:

— Тебе удобно? Видишь все? Бинокль не требуется?

Однако ощутив интуитивно, в каком она состоянии, успокоился и больше не приставал.

Ставили «Манон» Массне. И когда рассеялись первые, самые волшебные мгновения, когда ей удалось собраться, справиться с калейдоскопом мгновенно нахлынувших впечатлений, сосредоточившись наконец на главном — на музыке и игре актеров, она поняла, что Манон особого восторга у нее не вызывает. Зато Грие сразу же покорил. Имя Антонио Кортес, стоявшее в программке, ничего ей не говорило. Как, впрочем, ничего не стояло и за другими приведенными там именами… Тем не менее пройдет всего несколько лет, и они встретятся на сцене «Ла Скала» — она, девушка, явившаяся из небытия, и он, премьер театра «Реал» из столицы Испании, известный во всем мире певец.

Но посреди этого волшебства, пребывая в состоянии, граничащем с экстазом, она чувствовала, что радость ее омрачает горькая и болезненная, точно острая колючка, мысль. Такое великолепие! Такая таинственная колдовская сила! Никогда, никогда ей не удастся подняться на столь высокую ступень!

Она вышла из театра с пересохшими губами, с сердцем, бьющимся в силках острой горечи и боли. А в ушах все еще звучали аккорды музыки и сладкие, неповторимые голоса. И внезапно ощутила себя столь одинокой среди всей этой шумной, весело настроенной толпы, торопившейся поделиться впечатлениями, а затем перейти к другим, более сильным и возбуждающим удовольствиям.

Вырубов настаивал, чтоб они пошли куда-нибудь в бар или ресторан, но ей не хотелось этого, хотелось скорей попасть домой, и потому она сказала, что у нее разболелась голова. Единственным желанием было остаться наедине, закрыть глаза и еще и еще раз пережить только что увиденное, вновь услышать в душе прекрасную музыку и голоса певцов.

В целях экономии они жили в пустующей квартире одного из приятелей или друзей Вырубова, который не то переехал в другое место, не то вообще отправился куда-то в дальние края. Это был старый дом в глубине одного из садов Рю Лериш, несколько удаленной от привилегированных кварталов города. Из многих заброшенных комнат они выбрали более или менее уютную спальню и небольшой салон, в котором был телефон. Кухней почти не пользовались, в столовой никакой необходимости не было: ведь дома почти никогда не ели. Таким образом, начала и она жить той беспорядочной жизнью эмигрантов, которая весьма коробила ее еще в Праге. Но разве не была она женой эмигранта — что ж тут сетовать?

Вырубов не сдержал своего обещания, очень скоро забыл о клятве, которую давал в поезде, когда подъезжали к Праге. Здесь, в Париже, вернулся к прежним привычкам и, как всегда, намеревался кончить вечер в одном из баров.

— Что случилось, Машенька, голуба? — спросил он, стараясь скрыть недовольство. — Утомил спектакль?

— Как может утомить такое великолепие? Ничего подобного в жизни своей не видела. Но это ужасно, Саша, просто ужасно! — внезапно жалобным голосом проговорила она.

Встревоженный Вырубов пристально посмотрел на нее. Сначала ему подумалось, что это не совсем удачная шутка, но вскоре он понял: говорит всерьез. Кажется, по-настоящему подавлена чем-то, глубоко огорчена.

— Что с тобой, голуба? — он обхватил руками ее слегка подрагивающие плечи. — С какой стати предаваться отчаянию? Если причина во мне, не стоит переживать. Приехать в Париж и немного не повеселиться?

— Ах, Саша, не об этом я думаю. Дело в спектакле, только в нем… У меня словно глаза открылись. С небес спустилась на землю и трезво понимаю, до чего самонадеянной была. Черт знает что вообразила о себе… Как же это глупо! Можно ли было хоть на минуту вообразить, что и я способна на такое!.. Хотя, может, вина не только на мне, было много других людей, которые поддерживали это заблуждение. Среди них с какого-то времени и ты. Да, и ты. И, может, больше, чем другие, — поскольку тебе тоже верила больше, чем кому другому; думала: знаешь, что говоришь. Талант. Голос. И вот сегодня поняла, что никогда, никогда в жизни не поднимусь на высоту, которую постигла на спектакле. Никогда. А делать хуже — просто не имеет смысла…

Вырубов невольно вздрогнул. Столько страсти, столько уверенности в ее годы! Ведь она совсем ребенок. И притом полностью права. Наверное, часть вины ложится и на него. Какие чувства им двигали, когда он звал ее за собой в широкий свет? Одна лишь убежденность в том, что наделена талантом, требующим поддержки и опоры, или же обольстился тем, что девушка влюбилась в него и готова была, как и многие до нее, броситься к нему в объятия? И он просто убаюкал ее сладкими сказочками?

Он легонько прижал ее к себе, пытаясь отогнать черные мысли. И сердце его снова пронзила нежность, которую он испытывал каждый раз, когда заглядывал в ее большие глаза с поселившейся где-то в глубине печалью, — она, эта печаль, каждый раз вновь и вновь заставляла его давать себе клятву, что он жизнь отдаст, лишь бы было счастливо это юное существо.

Правдой было то, что любовь ее оказалась даром, на который он уже не мог рассчитывать. «Но свидетель бог — не только поэтому я взял ее с собой! — восклицал он в глубине души, все еще нежно поглаживая холодные руки Марии. — У девушки несомненно большой талант. И сама эта вспышка, этот взрыв отчаяния — не являются ли они доказательством силы и настойчивости ее характера? Я обязан и дальше поддерживать в ней веру в то, что она добьется своего. И обязан сдержать данное ей слово. Тем более что талант ее этого заслуживает. Может, в том и заключается мое призвание, роль, которую должен сыграть в ее жизни?»

Такая мысль даже приободрила его.

— Послушай, Машенька, то, что ты говоришь, — глупости! Разумеется, не так-то просто подняться на подобную, как ты выразилась, высоту.