Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

взгляде появилось оживление, а я понял, что встретил необычного собеседника и попросил его рассказать о себе поподробней. Мы пересели к окну, в стороне от очереди и он негромко, без эмоций заговорил.

– Фамилия моя Киселев. Звать Александр Федорович. Родился в большом селе на краю Рязанской области. Деревня есть деревня – с детства в труде. Кое-как три класса закончил в школе, потом на два года перерыв – учителя не было.

После семи классов сдал документы в Рыбинское медучилище, но и тут неудача – не смогли набрать учащихся. Опять вернулся домой. Услышал, что в небольшом городишке Ростове-Ярославском открылся сельхозтехникум. Туда и поступил учиться на механика. По разнарядке направили меня в Тюмень. Тогда все по разнарядке было. Раз выучился бесплатно, поезжай куда требуется, а не куда хочешь.

Управление сельского хозяйства где-то вот тут недалеко было – в центре города. Тоже направление дают – в Червишевский совхоз разъездным механиком. Пошел я туда. Железную дорогу миновал и сразу поля начались. Иду по тракту – подвода догоняет. Татарин едет. «Чемодан – говорит – клади на телегу, а сам не садись, лошадь не здоровая».

Добрались до совхоза, определили меня на частную квартиру, а с утра на работу вышел. Лошадь мне закрепили. Стал ездить по полям от трактора к трактору, с рассвета до ночи каждый день.

У хозяев, где я поселился, дочка была, почти ровесница мне. Чуть помоложе. Познакомились мы, друг дружке понравились.

Доработал я до осени, хлеб убрали, технику ремонтировать взялись.

Так и работал бы всю жизнь в этом совхозе, да не пришлось.

Приехали двое, толи из Г.П.У. толи из Н.К.В.Д., вызвали нас с агрономом говорят:

– Директор совхоза – враг народа, вы должны на него показания дать, раскрыть его преступления.

Мы говорим, что , кроме хорошего, ничего о нем не знаем и сказать другого не можем.

– А-а-а ! Значит вы с ним заодно. Понятно теперь. Ладно, будем разбираться.

В деревне был один каменный дом с подвалом, вот туда нас и начали каждую ночь таскать. День работаем, а ночь в подвале нас допрашивают. Главное ребята-то молодые, почти как и мы по возрасту, а такие настойчивые! Заставляют нас писать показания и все. Наверно бы добром это не закончилось, если бы не случай – пришла мне повестка из военкомата. Я прямо бегом бежал до самого города. Прошел комиссию и через три дня уехал служить в армию. Попал в город Нерчинск, в двадцать шестой авиационный полк. Работал в Б.А.О. – батальон авиационного обслуживания, на ремонтном заводе. Самолетов не касался, а восстанавливал для начальства легковые машины.

Примерно через полгода приходит разнарядка – направить для поступления в Иркутское Высшее Военное авиационно-техническое училище трех человек. В это число попал и я. На экзамене двое срезались, а меня зачислили. Первые два года, когда шла теория, было мне трудно, а как дошли до техники – тут я стал вроде академика. Все давалось легко. Даже отстающих консультировал.

После окончания присвоили звание техник-лейтенант и направили служить в Ярославскую область. Около города Рыбинска есть такая станция – «Переборы», там и был военный аэродром. Я попал в полк бомбардировщиков дальнего действия – «Ил-4». Это был лучший в то время в стране самолет.

Авиация дальнего действия почти не участвовала в решении оперативных замыслов, она решала стратегические задачи. Командующим был генерал Голованов – личный летчик Сталина, который летал очень редко, но только с ним.

Занимались мы в полку обучением молодых летчиков. Работали напряженно, а учеников не убавлялось. Шли группа за группой. Потом, позднее уж, я понял, что готовились к войне, а тогда удивлялись: «зачем такое количество летчиков и почему такая спешка?».

Нагрузка на нас – технарей была огромная. Летчики опыта не имеют, другой и полетает-то минут двадцать, а нам работы наделает на полдня. После каждой посадки полная проверка всей машины.

Как-то осенью поступил к нам самолет и не старый вроде, а сильно подразбитый. Его мне и подсунули: «Давай ремонтируй и принимай. На нем будешь механиком». Долго я провозился с ним, но сделал, и приготовились мы к полету в Новороссийск.

Вдруг через посыльного вызывают меня в штаб к начальству. Командир эскадрильи – майор спрашивает. ,

– Ты самолет принял?

– Принял.

– Передай Никонову, а сам давай на пароход к капитану Догадину.

Будешь техником-механиком в его экипаже. Кроме вас еще люди поедут за получением новых самолетов.

Тогда система такая была – собирали «Ил-4» в Комсомольске-на-Амуре. Дальневосточники перегоняли их в город Энгельс, а оттуда по разным аэродромам уже свои летчики.

Забежал я в казарму, мешок на плечо и на водный вокзал. Успел догнать своих. Поплыли на пароходе «Михаил Калинин». Красота! Сидим на верхней палубе, покуриваем. Тогда вместо махорки давали опилки, пропитанные никотином. Ничего! Курили за милую душу – только искры летят!

Приехали, самолеты приняли, готовимся лететь обратно. Я в экипаже командира звена. Вдруг докладывают, что у одного «Ила» шасси не работает. Командир опять на меня.

– Оставайся, делайте, а я с другим механиком полечу.

– И что вы думаете? Попали они все три самолета в грозу, а в машину командира Догадина попала молния. Все погибли. А ведь там должен был быть механиком я. И что еще потрясающе, Никонов, который полетел вместо меня в Новороссийск, тоже погиб при посадке. Летчик неопытный – совершил ошибку. Сам живой остался, а Никонов разбился.

Александр Федорович горестно вздохнул, подержал задрожавшие губы рукой, повернулся ко мне корпусом и проговорил, как бы удивляясь.

– Вот как случилось – смерть меня в одно и то же время в двух местах поджидала, а я оказался в третьем. И живой остался.

Вернувшись на базу, вновь подключились к обучению новичков-летчиков.

Не заметили, как и весна подошла. Взлетная полоса стала раскисать. С утра еще можно по заморозку подняться,