Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

куда? Неизвестно. Следуем за самолетом командира. Через несколько часов увидели под собой море. Высота – тысяча двести метров – значит, летим над своей территорией, потому что над вражеской высота полета должна быть не меньше пяти тысяч.

Видим, в стороне плывет такой маленький, красивенький пароходик. А на нем, оказывается, были зенитные орудия, и он открыл по нам огонь. Мы поняли это, когда вокруг нас начали расцветать светлые вспышки разрывов. Летчики резко пошли на высоту, начали менять курс, но было уже поздно. Соседний «Ил» получил осколок в элерон крыла и стал заваливаться в сторону и вниз. Сесть негде. Из воды торчат только каменные глыбы. Еще минута и самолет упал в воду. Мы долго видели на волнах красные точки. Это плавал на жилетах экипаж сбитого «Ила». Помочь ничем было невозможно. Эскадрилья улетала все дальше и дальше и скоро кроме серых волн мы ничего уже не видели. Вот и все. Прощайте, друзья!

Александр Федорович действительно привстал и помахал рукой, как будто сейчас видел эту трагедию. Немного помолчав, он снова заговорил тихим, вкрадчивым голосом.

– Это была первая наша потеря. Причем неожиданная. Поэтому особенно запомнилась. В дальнейшем такие события стали обычными. И друзей теряли и сами на изрешеченном осколками самолете возвращались, но как говорят, Бог проносил – остались живы.

Немало я слышал рассказов о подвигах в небе, но в жизни все было прозаичней и грубей, особенно в нашей авиации дальнего действия.

Летали, как правило, по ночам. Курс и маршрут заданы, скорость, высота, время и цель определены. Идем только по приборам. На земле нет ни огонька. Короче, висим много часов в полной темноте.

Вдруг неожиданно забегают кругом белые, слепящие полосы прожекторов от земли до неба. Значит, обнаружили нас и ищут. А мы как лом – только вперед! Наконец какому-то прожектору удается высветить один из наших самолетов. И сразу десятки лучей как хищники кинутся на него со всех сторон. А мы? Летим также спокойно. Начинают на земле работать зенитки – как искорки впыхивают, а вокруг нас вздуваются такие легкие, красивые облачка. Это рвутся снаряды. Чаще всего ошибаются зенитчики по высоте и первые разрывы всегда высоко над нами. А мы все гудим и вперед. Этот объект нам не нужен, идем к своей цели. Часто освещенный самолет вдруг сорвется и уйдет в сторону, а через несколько минут видим на земле огромный взрыв, далеко за нами. А мы улетаем строго по курсу и скорости, потому что на цель в одно и тоже время иногда должны выйти сразу несколько эскадрилий с разных аэродромов. Опаздывать нельзя.

Среди пациентов поднялось какое-то волнение и Александр Федорович, вернувшись к действительности, прервал рассказ, вопросительно глядя на очередь. Когда люди снова успокоились, он с грустной улыбкой произнес:

– Вроде уж начали отвыкать от очередей, а тут опять они появились. Врачей не хватает. Разбежались по частным поликлиникам – там заработки хорошие. Здесь остались самые преданные своей профессии, или самые бездарные. Я бы пошел в платную, но направление сюда дали. Деньги у меня есть. На пенсию не жалуюсь. Получаю четыре с половиной тысячи. Что мне еще надо? Каждый месяц даже экономлю. Думаю, может, накоплю и на какой-нибудь курорт съезжу, если доживу.

Я постарался возвратить его к событиям военных лет.

– Так чем же закончился ваш полет над морем.

– А-а-а! Дальше все обошлось благополучно. Долетели мы до Эстонии и приземлились на острове Сааремаа. Он был небольшой, всего тридцать шесть километров в поперечнике.

Недалеко от аэродрома на берегу моря располагалась брошенная купеческая усадьба. В ней мы и отдыхали после полетов. Здесь же располагались моряки с соседнего аэродрома. Мы-то улетели, а семьи остались в казармах. Что с ними будет? Куда денутся? Правда, позднее узнали – к ним хорошо отнеслись. Всех обеспечили билетами, увезли на вокзал в машинах, дали паек на дорогу и отправили в Сибирь. Кого куда, а мою жену, конечно, в Тюмень к родителям. Когда нам об этом сообщили, сразу на душе спокойней стало, а то мысли туда-сюда рвутся – ни дела, ни работы.

После обустройства поступила команда готовиться к дальнему боевому полету. Загрузились бомбами, снарядами к пушке. И вот, этого не знает теперь никто, в ночь на 16 августа 1941 года мы совершили первый налет на Берлин. Гитлер заявлял немцам, что ни одна бомба не упадет на столицу Рейха, а мы прорвались сквозь всю оборону, отбомбились неплохо и к утру вернулись без потерь. Эту бомбежку немцы свалили на англичан, а о нас даже не подумали. Так продолжалось около месяца. Каждую ночь мы посещали Берлин. Наконец, немцы раскусили, что это не английский почерк. Налеты проводились очень организованно и хитро. Сначала мы выбрасывали на парашютах осветительные бомбы и весь город как на ладони. Но вскоре нас выследили, и началась интересная игра. Мы улетаем на Берлин, а немецкая авиация бомбит в это время наш аэродром. Утром пригоняют отряды эстонцев, и они засыпают землей все воронки. Тогда садятся наши «Илы». И так целую неделю, а потом немцы решили взять остров штурмом. Подошли корабли с десантом, и начался бой. Оборону держала наша морская пехота и вся обслуга аэродромов.

Стало ясно, что немцы вот-вот прорвутся. Полк получил приказ покинуть остров, а у нас у одного самолета пропороли колесо. И заменить нечем. Командир говорит:

– Киселев, остаешься старшим. Может, что придумаете, а если нет – самолет врагу не сдавать. Я улетаю с другим механиком.

Остались мы. Давай кумекать. Чего только не перепробовали? Даже веревку вместо камеры на диск наматывали, но ничего не вышло. Заносит самолет в сторону при стартовом разгоне. А бой все ближе и ближе. И мы начали готовиться. Решили снять с борта оружие, самолет сжечь, а самим – на помощь к морякам. Просто сказать: «уничтожить самолет», а выполнить команду нелегко. Каждый болтик знаком, каждый прибор и деталь. «Ил» наш тоже пригорюнился, без колеса-то склонился на бок, винтами чуть земли не касается. Как большая раненная птица. Но делать нечего, немцы уже на поле появились. Слили мы горючее из бака. Летчик говорит:

– Давай, механик,