Польское Наследство - Владимир Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бьярке лежал на полу возле ложа, голый до пояса, в крови, а из груди у него торчало копье. Рикса подбежала, упала на колени возле него, боясь дотронуться, схватилась за голову. Глаза Бьярке, широко открытые, стеклянные, смотрели в потолок. Он показался ей меньше ростом.
Раздались шаги. Это невозможно – это верх цинизма. Убийца пришел посмотреть, как над его жертвой склонилась любящая женщина. Не может быть! Нет!
Казимир остановился на пороге.
– Ты хотела, чтобы я стал королем, мать, – сказал он. – Я им стал.
Глава восемнадцатая. В Чернигове
За год до описываемых событий неожиданно погиб Мстислав, повелитель Левобережной Руси. Левобережье, граничащее со степью, и само по себе по большей части степь, отличалось от Правобережья разительно, и если у астеров и ковшей взаимная неприязнь часто походила на семейную ссору – северяне и южане прекрасно друг друга понимали, когда это было им нужно – с Левобережьем у цивилизованных земель отношения сложились сдержанные, суровые. И только самый север Левобережья, с определенным Мстиславом в столицу городом Чернигов, схож был с Новгородом и Киевом – обычаями и надеждами. Мстислав, большую часть жизни правивший в Тмутаракани, ценил цивилизацию. Ему не посчастливилось, как старшему брату его, Ярославу, иметь в окружении столько нужных, даровитых, преданных людей. Не было у него верного адъютанта, такого, как Жискар; не было зодчего Ротко, подспудно привившего киевскому властелину хороший архитектурный вкус; не было лояльного, переносящего обиду легко, с огромным опытом, полководца Ляшко; не было обожаемой жены, сведущей в вопросах церкви; не было надежного гонца, тайного дипломата, и разведывательного отряда в одном лице, по имени Хелье. Мстислав все делал один – и справлялся. И, удивительное дело – был любим народом Левобережья. Один раз пришлось ему драться со старшим братом – и Мстиславу улыбнулась, как всегда, фортуна, и Ярослав отступил, и даже собирался бежать в Новгород, когда ему сообщили, что брат, вместо того, чтобы триумфально входить в Киев, уехал домой вместе с войском. Братья поделили владимировы владения, и прагматик Ярослав, взяв себе западную часть, решил, что созидать – практичнее, чем разрушать. Мстислав по временам завидовал брату и тоже пытался строить и просвещать, и даже, собрав нескольких умников у себя в тереме, создал свой вариант «Русского Судопроизводства», ничуть не менее помпезный и вздорный, чем оригинал. Затем в Чернигове срыли часть холма возле детинца, в образовавшейся плоскости выкопали котлован, вбили сваи, и стали строить «храм невиданный». Успели возвести две стены – просели сваи. Вбили новые – снова возвели стены, начали класть крышу, а она упала. Возможно дело было в том, что храм задумывался очень большим, поэтому нельзя было просто навалить камней потяжелее, а сверху водрузить купол да крест – нужна была инженерия. Но не было инженеров. Мстислав вспомнил о Свистуне.
На севере Левобережья леса огромные, густые. Люди Свистуна границ не знали – разбойничали на обоих берегах Днепра, но базировались на черниговской стороне, где-то между Днепром и Десной. Несколько раз Мстислав пытался нейтрализовать монополию Свистуна на ночной разбой – не извести его (поскольку на его место встало бы десять других личностей, помельче, и резня бы сделалась невиданная), а наладить с ним хотя бы дипломатические отношения. И наладил. И теперь, послав к нему своих людей, по-дружески попросил его (подразумевалось вознаграждение) пойти в разведку, поскольку сам Свистун инженерии не знал. Двое из приближенных Свистуна смотались в Киев, и еще трое в Новгород, и украли из хранилищ грамоты да письмена – чертежи и расчеты. Также, похищен ими был из Новгорода один из помощников Ротко – он и расшифровал черниговским строителям чертежные тайны. Сделали замеры, вбили новые укрепленные, «распадные» сваи; в известку наколотили куриных яиц. Возвели стены по одному из чертежей – эффектные, фигурные. Повесили крышу, убрали опалубку – центральная часть храма выстояла. Оставалось достроить башни по бокам. К двубашенным строениям Ротко питал слабость – возможно, они ассоциировались у него с городскими воротами в Константинополе. А может и нет.
Также, Мстислав задумал проложить первый в Левобережье цивилизованный хувудваг. Его спрашивали – зачем. Он отвечал уклончиво, «Нужно». В год, когда не было войны, наметили план и стали откупать у годсейгаре части эйгоров, по которым хувудваг должен был проходить – на север, к Ладоге (Мстислав тайно мечтал о связи с Балтикой). Под Муромом скупщики наткнулись на препятствие, вернулись в Чернигов, и доложили о препятствии князю.
– А ну, еще раз объясните, – сказал князь. – Кому земля принадлежит?
– Моровичам.
– И почему не продается?
– Чтобы … э … сохранить все в семье.
– Так и сказал он вам?
– Нет.
– А как сказал?
Скупщики замялись.
– Говорите, – приказал князь, забыв о завете конунга Соломона – «Не на всякое слово, которое говорят, обращай внимание, чтобы не услышать тебе раба твоего, когда он злословит тебя. Ибо сердце твое знает много случаев, когда и сам ты злословил других».
Еще помявшись, скупщики признались, что сказано было неприятным тоном, что, мол, «земля, принадлежащая древнему роду, не может быть продана выскочкам из рода олегова».
– Ничего не понимаю, – сказал Мстислав. – Моровичи – действительно древний род, но я знаю Моровича, который там живет, и он, мне помнится, вполне сговорчив.
– Он умер.
– А земля?
– А земля перешла к его племяннику.
– И что за человек племянник?
– Лютый человек, князь.
Князю стало интересно, и с небольшим отрядом отправился он в Муром.
На пороге главного дома в эйгоре, самого настоящего стенхуса (дома всех остальных землевладельцев в округе были деревянные) гостей встретил толстый детина с приплюснутым носом, миндалевидными глазами, и недовольным выражением лица.
– День добрый, гости, – сказал он сварливо и поклонился. – Проходите в столовую, я буду вас кормить.
– А господин твой где? – спросил Мстислав.
– Господин мой предается созерцанию, но скоро выйдет к вам.
Подумав, Мстислав решил, что ничего обидного сказано пока что не было, и проследовал с тремя воинами в столовую. Сварливый холоп вскоре подал им закуски невиданной мягкости и невероятного вкуса – все таяло во рту. И вино – возможно, константинопольского разлива, нежное. Воины покривились, а Мстислав сообразил, что к такому вину следует привыкнуть. Холоп, усмотрев недовольство на лице воинов, принес кувшин с брагой и отдельные кружки.
Хозяин дома действительно вскоре появился – пятидесятилетний, огромного роста, с широкими плечами, богато и утонченно одетый в дорогие однотонные ткани без узоров. Спину он держал прямо, ступал не степенно, а с естественным достоинством, а правильные черты его лица произвели – на Мстислава хорошее впечатление, а на воинов неприятное. Седые волосы над лысоватым лбом были аккуратно расчесаны, борода тщательно и коротко подстрижена, серые глаза смотрели не то, чтобы приветливо, но – радушно.
Мстислав встал, и хозяин коротко и подчеркнуто вежливо поклонился гостю.
– Добро пожаловать, – сказал ровным, красивым басом Гостемил. – Я здешний годсейгаре. Кого имею я честь принимать в моем доме?
– Я Мстислав Тмутараканский.
– Я очень рад, – совершенно естественно сказал Гостемил. – Будь добр, князь, присаживайся, да и я с тобою заодно. Нимрод!
Холоп вошел, поклонился, и молча встал рядом с Гостемилом.
– Друг мой, – сказал Гостемил, – давеча у самого дома буйствовали и что-то кричали смерды. Почему?
– По невежеству, – ответил Нимрод.
– Нет, не только.
– Я им недоплатил за…
– Вот, это ближе к делу. Пойди и доплати.
– Они меня побьют.
– Не следует фантазировать, друг мой. Не настолько они дураки, чтобы бить человека, который дает им деньги.
– Не хочу.
– Понимаю твои затруднения. И все-таки пойди и заплати. Прямо сейчас.
– Хорошо.
И Нимрод вышел.
– Странный у тебя холоп, – заметил Мстислав.
– Да, весьма, – согласился Гостемил. – Но ничего не поделаешь, такого повара больше нигде не найти.
– Так это он все это приготовил?
– Да.
– Болярин, – сказал Мстислав. – Я хочу купить его у тебя.
– Князь, его многие хотят купить.
– Я хорошо заплачу.
– Мы не на торге, князь.
Мстислав хотел было рассердиться, но вдруг ему стало забавно.
– Дело у меня к тебе такое, болярин, – сказал он. – Мы тут собираемся хувудваг прокладывать, и хотели бы купить у тебя часть эйгора, западную.
– Нет, – ответил Гостемил. – Твои торгаши у меня уж побывали, князь, и я им отказал. Не скрою, был я с ними груб, но они сами виноваты. Речь зашла о родах, кто от кого произошел, и мне стало противно.
– Не понимаю, – сказал миролюбивый Мстислав, – ты не любишь мой род?