Польское Наследство - Владимир Романовский

– Вот, как ты просил, беатиссимо падре, вот список. Список.

– Вижу. Не дыши так часто и глубоко, у тебя изо рта плохо пахнет, – сказал Бенедикт, проглядывая список и качая головой. – Какие имена, однако! Какие люди!

– Так вот уж, стало быть, беатиссимо падре, мы, значит, в расчете с тобой? Ты на меня больше не держишь зла?

– Это несерьезно! – Бенедикт строго на него посмотрел. – Я всегда на всех держу зло. Я злопамятный очень. Но в ближайшее время никаких мер против тебя и твоих друзей принимать не буду … скорее всего … Впрочем, ты можешь дополнительно укрепить свои позиции … обелить себя в моих римских глазах…

– Что еще! … – простонал Доменико.

– Ничего страшного, и сделать это можно прямо сейчас. И стоить это тебе ничего не будет.

– Говори.

– Ты, видимо, немалые деньги заплатил, чтобы сей свиток заполучить.

– Ох, даже не спрашивай, беатиссимо падре!

– Не из церковных средств, надеюсь?

– Пощади! Все, что у меня было, все, накопленное на старость – все отдал.

– Священнику не к лицу копить на старость. Что за стяжательство! Стыдись, Доменико. Ладно … Однако, список ты получил ловко и быстро, и это, вроде бы, даже не копия, а оригинал, поскольку я узнаю руку…

– Беатиссимо!

– Мне хотелось бы узнать … просто из любопытства, Доменико … Кто тот человек, который доставил тебе этот список?

– Зачем тебе, беатиссимо падре? Зачем?

– Да просто так! А может я сам его нанять захочу, со временем. Как его зовут?

– Пощади!

– Перестань разыгрывать комедию. Иначе я отлучу тебя от церкви и порекомендую в какой-нибудь комедийный театр. Имя!

– Мишель.

– Мишель? Хмм … Мишель … Франк?

– Вроде бы да.

– Что-то знакомое … Молодой, лет двадцати двух?

– Да.

– Как ты его нашел?

– Беатиссимо…

– Не серди меня, это несерьезно.

– Мне его порекомендовали.

– Ага. Ну, что ж, кажется, я знаю, кто это. Заплатил ты ему, я думаю, щедро. Поскольку выхода не было. Но, правда, парень на этом не остановится. Копит деньги для какого-то значительного предприятия, с лихоимством связанного. На что это он нацелился, вот бы узнать. Ожерелье знаменитое какое-то, или перстень, или что? Красный Дракон? Реки Вавилонские? Литоралис? Что-то в этом роде. А тебе не кажется странным, Доменико, что у тебя, священника, есть знакомые, могущие порекомендовать тебе вора, пусть даже такого высокого класса, как Мишель?

– Всякий прихожанин…

– Да знаю, знаю. Не всякий, но многие. Воров развелось в христианском мире – не перечесть! Хорошо, теперь о деле. Мне тут грамота пришла с польского пограничья. Требуют, чтобы я послал в Глогов священника, по случаю венчания будущего повелителя Полонии. Выбери кого поплоше, там его наверняка дикие поляки убьют.

– Да как же, беатиссимо…

– Делай, что тебе говорят! Чтоб священник нынче же к вечеру выехал в Глогов! Все, иди.

– Благословение…

– Благословляю тебя, иди.

Доменико поковылял через площадь. С другой стороны площади к повозке Бенедикта широким шагом приближалась женщина, закутанная, несмотря на теплый день, в длинное мантелло.

– Я готова, – просто сказала Эржбета, подходя.

– Замечательно. Свита моя уж на пароме, рать ждет на берегу. А где сопляк?

– Сейчас будет. Он что-то дописывает там. Уже одетый.

– Ты читала, что он там пишет?

– Нет.

– Ну, это ничего. В дороге переведешь мне, для развлечения. А дочка твоя где?

– Она решила остаться здесь.

– Окончательно?

– Вроде бы да. В крайнем случае, она знает, где меня найти. В Риме сейчас опасно, пусть лучше она здесь…

– Не слишком опасно. Увидишь, как с ратью подойдем, так все шелковые станут, мирные, тихие.

– Драки не будет?

– Скорее всего нет. Но если будет, то, что ж … Ну, выгонят меня … Поедем мы с тобою в Константинополь, и я стану там патриархом.

Глава семнадцатая. Свадьба

Прибывший из Венеции священник непрерывно чихал и кашлял, латынь знал плохо, временным нефом и алтарем остался доволен, кривился, глядя на бигус, и много пил. Узнав, что предыдущего священника Глогова сожгли вместе с церковью восставшие рольники, пришел он в уныние, и даже пытался доказывать Казимиру, что северным народам церковь ни к чему. Казимир привел в пример Землю Новгородскую и Данию – севернее Полонии, на что священник, кашляя, сказал, что сии географические данности являются на самом деле выдумкой язычников. Казимир велел священнику взять себя в руки, обвенчать его с Марией, а затем убираться восвояси. Сделалась заминка – Мария оказалась некрещеной. Прелат, чихая пуще прежнего, объяснил, что крещение взрослых – дело не одного дня, а шести месяцев. Нужно проводить ежедневные душеспасительные беседы, читать псалтырь, и помогать нищим. Казимир возразил, что вырывание ноздрей клещами займет не больше минуты, и священник стал меньше чихать, реже кашлять, и в присутствии двух свидетелей крестил княжну по католическому обряду. Мария восприняла обряд серьезно, позабавив жениха, человека верующего, но к обрядам относящегося скептически.

Хелье, не находящий себе места, с утра окунувшись в Одер (или в Одру, как называли эту реку поляки) и надев чистое белье, ворчал себе под нос, огрызался на Дира, готов был драться со всем светом, успел за короткий срок оскорбить всех воевод вместе и каждого по отдельности, и провел остаток дня в поисках подходящей в такой момент женщины, но почему-то все женщины в Глогове казались ему непривлекательными, грубыми, и глупыми. Он решил съездить в Саксонию, и даже дошел до переправы, и позвал перевозчика – когда собственное малодушие предстало ему во всей своей неприглядности. «Неделю буду страдать, а потом пересилю себя» – вспомнил он слова Гостемила.

Лучик мой, где ты, Лучик, как же мне тебя не хватает, подумал Хелье.

Он вернулся в замек, рявкнул на Дира, и завалился спать, и всю ночь не сомкнул глаз.

Под утро, злой, с кругами под глазами, с дрянным привкусом во рту, он оделся в почищенное и починенное местными умельцами саксонское платье и пять часов до полудня – время венчания – провел, точа сверды, ножи и кинжалы, какие мог найти в замеке. Повар, которому он заточил четыре ножа, пришел в восхищение. Любым из замековых ножей теперь можно было хоть бриться.

Ударили в колокол. Народ потянулся к церкви. Жених и невеста, оба бледные, торжественные, в длиннополых свадебных нарядах, встали перед священником. Прелат, чихая, прочел молитву. Рикса, стоя в первом ряду, смотрела в пространство. Хелье, у противоположной стены, пригляделся и многое понял. Красивая женщина, подумал он. И чем-то напоминает Марию. Чем-то они похожи. И что-то между ними произошло. Впрочем, все это меня больше не касается.

– Я согласна, – услышал он низкий голос Марии.

И увидел Казимира, скрепляющего марьяжный контракт страстным поцелуем, принятым и возвращенным с неменьшей страстью невестой, будущей королевой Полонии.

Перекрестившись на алтарь (не Создатель ведь, хозяин дома сего, обидел Хелье, а Мария), варанг смоленских кровей пошел к выходу.

Вернувшись в спальню, которую он делил с Диром, Хелье сказал другу, —

– Все, собирайся, едем в Киев.

– В Киев?

Дир нахмурился.

– Да. А что еще делать в этой дыре? Молодожены в безопасности – десять тысяч войска у них под рукой.

– Мне нельзя в Киев, – сказал Дир. – Мне, заметь, Ярослав припомнит … многое, разное.

– Ничего он тебе не сделает. Даю тебе слово. А ежели будет грозно на тебя смотреть, мы опрокинем на него стол.

В дверь постучали. Хелье открыл. Лех поклонился ему очень вежливо.

– Хелье, король прости тебя зайти к нему. У него к тебе есть дело.

– Король? – переспросил Хелье насмешливо. – Венецианский поп – шустрый малый, как я погляжу. Крестит, женит, коронует – все это одновременно. А то, может, Казимир ваш расчетлив стал, и за несколько услуг сразу вышла ему скидка.

Лех терпеливо слушал и ждал.

– Позволь, – сказал Хелье. – Ты, Лех, не схватить ли меня пришел? Меня посадят в острог, как неудобного свидетеля? А Ярославу сами новость доставят, в том виде, в котором она всех устроит? Мол, жил себе Казимир монахом, а потом вдруг решил выйти снова в мир, и его тут же благородные соотечественники на престол посадили?

Лех молчал.

– Сверд брать? – спросил Хелье.

– Зачем? – удивился Лех. – Впрочем, как хочешь.

Хелье тщательно приладил бальтирад, поправил сверд, накинул сленгкаппу, и сказал Диру, —

– Дир, друг мой, если я не вернусь через час, всех тут убей, а город подожги, и присоединись к Неустрашимым, на чьи деньги этот сопляк купил себе корону.

Дир с серьезным видом кивнул, а Лех смутился.

Явившись в королевскую спальню, Хелье застал там только Казимира. Спальню за один день переоборудовали в кабинет, ложе скрыли занавесью. Казимир что-то писал, сидя за грубой отделки, но с тщательно разровненной поверхностью, столом. Вживаясь в роль, он не поднял головы до тех пор, пока не дописал строку.