Польское Наследство - Владимир Романовский

В обеденный зал вошла Мария.

– Сверды в ножны, все, – сказала она, не вдаваясь в подробности. – Если у кого-то боевое настроение, ему следует быть под Зеленой Гурой, а не здесь.

Устыдясь, воеводы вложили сверды в ножны.

– Где слуги? – спросила Мария.

Кто-то сделал знак жавшимся к стене слугам, и они, подбежав, подняли впятером стол, сгребли осколки и черепки, протерли пол вокруг стола тряпками. Мария подошла к Хелье, продолжающему стоять с обнаженным свердом.

– Сейчас не до выяснения отношений, – сказала она тихо. – Сейчас время дипломатии.

– Моему другу приказали выйти, и мне тоже.

– Это было невежливо и бестактно. Хотя, конечно, твоему другу следует переодеться.

– Может и так. Мне тоже переодеться?

– Тебе не нужно.

Хелье засмеялся. Мария улыбнулась.

– Княжна, подари мне что-нибудь на память.

– Ты … уезжаешь?

– Я здесь больше не нужен.

Она сделала вид, что огорчена. На самом деле – рада, подумал Хелье. Еще как рада. Думаю, что и любовник ее будет рад, когда вернется.

– Да, я уезжаю, – сказал он. – Могу, если хочешь, передать что-нибудь твоему брату. Какие-нибудь гостинцы. Пироги там, или … как они называют эту гадость … все что в овине, так все в один котел? Бигус.

Мария засмеялась. Целый век бы ее, гадину, смешил, подумал Хелье с грустью. И повернулся к ней спиной.

– Дир! – Подойдя к другу, он сказал тихо, – Посиди здесь. Тебя никто не тронет.

– Неудобно.

– Дир, возьми себя в руки. Кшиштоф! Подойди.

Кшиштоф подошел.

– Если кто-то здесь скажет худое слово про моего друга или просто косо на него посмотрит, торжественно обещаю тебе, что верну вашего повелителя в Париж и передам его в руки Неустрашимых. Это очень легко. Доставить его сюда было труднее.

– Хелье, Хелье, не волнуйся, – сказал Кшиштоф, краснея.

Хелье повернулся снова к Марие и кивнул ей, и она, поколебавшись, последовала за ним. Вдвоем они вышли из обеденного зала и направились по узкому, на манер саксонских, коридору замека – в спальню, в которой нежились до похода в Зеленую Гуру влюбленные. Это противоречило представлениям многих людей того времени о приличиях, но у Марии были свои представления обо всем, как и у Хелье.

Хелье бросил взгляд на ложе.

– Я понимаю, почему ты уезжаешь, – сказала Мария, подходя к сундуку, исполняющему обязанности бюро.

– Странно.

– Что странно?

– Каждый раз, когда мы оказываемся у тебя в спальне, княжна, ты выбираешь для разговора темы, от которых мне хочется спать. В прошлые два раза я уснул.

– Подойди, – сказала она.

Хелье подошел. Под крышкой сундука имелась вторая крышка, с углублениями, и в этих углублениях лежали – бусы, кокошник, ожерелья, перстни. Некоторое время Хелье рассматривал драгоценности, хмурясь, а затем посмотрел на Марию. Она улыбалась благосклонно – мол, бери все, что хочешь.

Глазами и пальцем Хелье показал на голубую ленту в волосах княжны. Она сперва не поняла, затем провела рукой по волосам, нащупала ленту, и вопросительно на него посмотрела. Он кивнул.

***

В обеденном зале меж тем завязалась светская беседа. Воеводы наперебой делали Риксе комплименты, иногда, дабы сделать ей приятно (как они думали) – на саксонском наречии. Рикса милостиво улыбалась и отвечала только по-польски. Вскоре внимание ее привлек большого роста толстяк с неопрятными остатками волос, неопрятной бородой, в рубахе, запачканной соусом, время от времени кидающий на нее взгляды, полные (как ей подумалось – вглядываться она не решалась, а глаза ее начали терять остроту) стеснительного любопытства. Что-то в этом человеке показалось ей знакомым. Сидел он далеко, на другом конце стола. Что же? И хотя ей хотелось узнать подробности о сыне и посмотреть на невесту, кою ей обещали скоро показать, первый ее вопрос был, —

– А скажи, Кшиштоф, кто этот человек в конце стола? Большой такой?

Спрошено было тихо. Кшиштоф, сидящий рядом с Риксой, не расслышал и наклонился ближе.

– А?

– Человек в конце стола. Кто это?

– О! Это очень добрый и преданный человек, – твердо и тоже тихо ответил Кшиштоф. – Он неряшлив, но он так хотел увидеть тебя, госпожа, что мы просто не смогли ему отказать.

В этот момент толстяк, неотрывно глядящий на Риксу, протянул руку, ухватил огромный кувшин, и плеснул себе в кружку – без всяких усилий, будто грамоту над столом приподнял, а потом положил. Рикса слегка побледнела.

Много лет назад … таким же жестом, точь-в-точь … полный жизненной силы, мускулистый парень огромного роста … схватил кувшин с прикроватного столика – не приподнимаясь на постели … и плеснул ей, Риксе, сидящей … на той же постели, одна нога перекинута через мощный торс любовника, другая поджата – вина в кружку.

Не может быть.

– А как его зовут? – спросила Рикса.

Но тут внимание Кшиштофа отвлек Хелье, входящий в обеденный зал.

– Посмотри, госпожа, – попросил Кшиштоф, пристыженный давешней сценой. – Этому человеку сын твой, да и все мы, обязаны многим.

Соблюдая этикет, Хелье подошел к Риксе и низко поклонился.

– Да, – сказала Рикса. – Да. Как же зовут человека, которому мы обязаны?

– Э … Хелье. Его зовут Хелье, – подсказал Кшиштоф.

– Откуда ты родом, Хелье? – спросила милостивая Рикса.

– Из Багдада, – ответил Хелье, не моргнув глазом.

– Очень рада тебя видеть, – дипломатично сказала Рикса.

– В этом нет ничего удивительного, – сказал Хелье. – Хотя вообще-то я пришел передать тебе, госпожа, что невеста твоего сына хотела бы тебя видеть и говорить с тобою с глазу на глаз. Не знаю, зачем ей это нужно.

Чуть помедлив, Рикса поднялась со скаммеля. Некоторые воеводы тут же встали на ноги. Остальные, подумав, последовали их примеру. Дир остался сидеть, рассеянно что-то поедая.

– Кшиштоф, проводи госпожу, если тебя не затруднит, – попросил Хелье.

Кшиштоф кивнул.

– Проше пани.

А Хелье сел на место Риксы, подтянул к себе блюдо, спросил, «Бигус, да? Здесь у вас все бигус, хорла…» и отрезал себе большой кусок.

– Да вы садитесь, пане, чего там, – он махнул рукой великодушно. – К чему такие почести. Не люблю, когда на меня глазеют стоя. Глазейте сидя. А то я попрошу Дира опрокинуть на вас стол.

***

– Должна тебе сказать, Кшиштоф, что я возмущена до глубины души! – сказала Рикса, шагая с Кшиштофом по коридору.

– Чем же, помилуй, госпожа…

– Мне приходит письмо. Почерк Казимира не вызывает сомнений. Сын приглашает меня на свадьбу. Ни имени невесты, ни сведений о … никаких сведений! Сплошная таинственность! Сын уехал в Париж принимать постриг, а свадьба почему-то в Глогове, где стоит войско, о котором я тоже ничего не знаю! Сын ушел в какой-то поход! Что происходит?

– Все объяснится в ближайшее время, госпожа моя.

– Я предпочла бы все-таки поговорить с тобой откровенно, прежде чем глядеть на невесту.

Кшиштоф замялся.

– Впрочем, не нужно. Потом. Кто она такая, все-таки?

– Я мало что о ней знаю, госпожа. Не знаю даже ее имени.

– Как!

– Казимир скрывает, госпожа, да и сама … невеста … не расположена говорить о себе. Но чувствую, что она из высокородной семьи.

– Как все таинственно! Когда свадьба? Я думала, что меня пригласили именно на свадьбу. Так сказал Казимир в письме. Где родители невесты?

– Свадьба, да … Казимир говорил … О родителях ничего не знаю. Возможно их нет в живых.

– Она сирота?

– Не знаю, госпожа.

– Только этого не хватало. Как она собой, хороша?

– Боюсь высказывать свое мнение.

– Выскажи, я разрешаю.

– Мне кажется, что она опережает твоего сына, госпожа … возрастом … Впрочем, у меня плохое зрение.

– На сколько лет?

– Боюсь гадать, госпожа.

– Ничего от тебя не добьешься. Где они познакомились?

– Не знаю точно. Вот дверь, госпожа. Не гневайся. С твоего позволения…

– Да, пожалуй … Позволь, это же дверь спальни!

– Да, госпожа.

– Ты в своем уме? Невеста принимает мать жениха в спальне?

– Не гневайся … Что ж тут такого, мы в походе…

– Действительно – ничего такого. Не с любовником же она в спальне. Ладно. Можешь идти.

– С твоего…

– Ты свободен.

И Рикса вошла в спальню.

Невеста стояла к ней спиной, у окна. Рикса прикрыла дверь.

– День добрый, – не оборачиваясь сказала невеста.

Голос молодой, низкий, мелодичный. И почему-то знакомый.

– Как тебя зовут? – спросила Рикса.

– По разному, – ответили ей. – Как и тебя. Например, когда мы с тобой виделись последний раз, тебя звали Дафни.

Она обернулась.

Двухмесячные сношения с Казимиром добавили ей сил, желаний, чувств, но по повороту головы, по тому, как держит она плечи, как переставляет ноги, Рикса поняла, что невесте около сорока.

Дафни! Ее, Риксу, звали Дафни – это было давно. Шестнадцать лет назад. В Венеции.

– Дике? – с неимоверным удивлением спросила Рикса.