Польское Наследство - Владимир Романовский

Из множества псковских церквей функционировали только три, и их священники и дьяконы стремительно спивались. И управлял всем этим – или, скорее, просто присматривал за хозяйством, поскольку управлять апатией невозможно – единственный оставшийся в живых брат Ярослава, сын Владимира и Рагнхильд, именем Судислав.

Фортуна упорно не желала знать Судислава. Он не любил Псков, не любил жителей и улицы, ненавидел унылый пейзаж за окном унылого прогнившего терема, и клял себя за то, что из всех сыновей Владимира оказался самым нерешительным. Скандальный Святополк, Глеб с ореолом мученика, дебошир Борис, хитрый Ярослав, прозорливый Мстислав, умело рекламировавший свою якобы прямолинейность – братья были известны всему миру. Весь мир следил, что еще они учудят, чтобы потом годами обсуждать. И даже сестренка прославилась, именем ее пугали не только детей. И жили братья – и сестренка – в интересных, полных кипения жизни, городах. И давали хвесты. И принимали интересных людей. А Судислав скучал в своем Пскове все это время, предполагая, что подходящий момент для вступления в большую политику вот-вот настанет. А момент все не наставал.

Неожиданно, на сорок пятом году жизни, Судислав влюбился в девушку, дочь одного из унылых местных боляр. Ей было двадцать лет. Он тайно (хоть и с ведома отца) на ней женился. Ее следовало развлекать – и ведь были же у псковского князя на это средства! Что стоило Судиславу оставить в городе посадника и съездить с молодой женой – ну хотя бы в Геную! Или на юг Франции, на взморье – девушка никогда в жизни не видела теплого моря! А он все не решался, долго мучился с выбором посадника, спрашивал иногда – «А может, не поедем?» и довел жену до совершенной растерянности. Через год после свадьбы ее, с ее же согласия, похитил какой-то италийский проходимец – и увез именно на юг Франции. Тяга к Ривьере уже тогда проявлялась у многих русских девушек.

И Судислав окончательно загрустил.

Случай поучаствовать в большой политике представился ему, когда он перестал его ждать.

А было так.

Скучая после утренней службы у себя в саду – утро в дождливом Пскове выдалось почему-то солнечное – Судислав обратил внимание на троих мужчин, стоящих за оградой сада. Очевидно, полномочия, предъявленные ими страже, показались этой самой страже достаточно состоятельными, чтобы пропустить гостей в детинец. Судислав кивнул им, и они приблизились – два светловолосых здоровяка и третий, небольшой, худой, с черными как ближневосточная ночь волосами.

– Здравствуйте, добрые люди.

– Здравствуй, князь. Меня зовут Райнульф. Это – мой соратник Бьярке. А это наш хороший знакомый, именем Насиб. Мы пришли к тебе по поручению.

То, что они предложили Судиславу, показалось ему захватывающим, безумным, невероятным – и последним случаем, предлагаемым ему фортуной. Если во всех предыдущих упущенных шансах наличествовал элемент двусмысленности, то в данном случае все было ясно. Фортуна решила высказаться без обиняков.

В то же время предприятие, увы, связано было с огромным риском. Цесарь Ярослав был не из тех правителей, смещение которых напоминает возню грызунов в грязном темном углу – то сместили кого-то, то он вернулся, то опять сместили. Нет. Сместить Ярослава можно было только единым мощным ударом, а удержать после этого страну от дальнейших потрясений – только отдавая один за другим жесткие, безжалостные приказы, каждый из которых мог стоить узурпатору жизни.

И это было еще не всё!

В распоряжение Судислава предоставлялось небольшое, но слаженное, тщательно обученное войско из дальних земель. Произошла заминка.

– Магометане? – переспросил Судислав.

– Да, князь.

Чтобы повелевать этим войском, Судиславу самому следовало принять магометанство. Пока что – тайно.

– Зачем? – спросил он.

Райнульф повернулся к Бьярке. Оба посмотрели на Насиба. Насиб ухмыльнулся.

– Видишь ли, князь, – сказал Бьярке, – славяне да греки подчиняются кому угодно, ибо они рабы по натуре. Именно поэтому они и приняли учение Христа – учение, которое может нравится только рабам, которое утешает рабов, оправдывая их рабскую сущность. Магометане же подчиняются только своим.

– И что же мне нужно сделать, чтобы принять магометанство? – поинтересовался Судислав.

– Именно для этого здесь и присутствует Насиб, – объяснил Бьярке. – За две недели он берется научить тебя основам, после чего посвятит тебя в свою веру.

– Он – наставник? Учитель?

– Да.

– Обычно наставники носят с собою суму с фолиантами.

– Насибу это ни к чему, – сказал Бьярке с едва приметной улыбкой. – Насиб знает Коран наизусть. А в Коране есть все для того, чтобы человек с горячим сердцем понял, почему неверные отвратительны Аллаху.

Теперь едва приметно улыбнулся Райнульф.

– На каком же языке будет наставлять меня Насиб? – спросил Судислав.

– Я говорю по-славянски, – сказал Насиб.

Судислав кивнул и задал самый главный вопрос, —

– А кто вас ко мне послал?

– Рагнар, – немедленно ответил Райнульф. – По рекомендации твоей сестры Марии.

Судислав так и предполагал. И вспомнил про свою незащищенную спину, которая могла бы послужить в случае отказа прекрасной мишенью для стрелы, кою в этот момент, как ему подумалось, Эржбета уже прилаживает к тетиве.

И он согласился. Он прекрасно понимал, что рыжая лучница за его спиной – плод его воображения. Не такая он важная птица, чтобы к нему Эржбету посылали. Если понадобится его убить, любой из этих троих сделает это в один миг голыми руками. Он также понял, что в лучшем случае может рассчитывать лишь на роль марионетки Неустрашимых. Он мог попросить дать ему время подумать. Но он согласился сразу. История знает множество примеров, когда марионетка на престоле постепенно набирает силу и в урочный час дает понять поддерживающим ее, марионетку, что в их услугах больше нет нужды.

Насиб прожил в тереме два месяца и уехал в конце июня.

Глава шестнадцатая. Привал в Глогове

В месте, называвшемся во время описываемых нами событий Глогов, когда-то давно останавливался на привал римский экспедиционный корпус, оценивающий «сарматскую» территорию на предмет введения налога в пользу метрополии. Римлянам место понравилось – воздушные пути в регионе пересекались таким образом, что в радиусе сотни аржей образовался кокон с мягким климатом, отгораживающий место от балтийских влажных безобразий, но пропускающий в себя теплую гольфстримскую струю. В более поздние времена, в связи с этим благоприятствием, Глогов стал популярен и вырос до размеров города. Окрестные огороды давали из года в год солидные урожаи.

Но Мешко упустил власть, и через две недели после этого к Глогову привел войско чешский оппортунист. Основные военные силы города полегли в неравной схватке. Из Гнезно, пылающего тремя десятками подожженных храмов, по приказу Неустрашимых выехал отряд – выбил чехов из Глогова, но был вскоре отозван. В бесхозный Глогов потянулись со всей округи воры и вымогатели, и стали городом управлять. Горожане взвыли от поборов и разбоя. Утешаться они могли лишь тем, что почти все польские города находились в данный момент в том же незавидном положении – власть в руках воров, в столице правит непонятно кто. Ждали интервенции Ярослава, но он был занят. Ждали интервенции Конрада, но он раздумывал и тянул. Ждали, что старая аристократия в Гнезно выберет наконец короля и наладит хотя бы видимость порядка в стране – но аристократия все не решалась остановить на ком-то выбор – ждали команды от Рагнара. В городах и пригородах с остаточной старой властью, христианской, на Рим глядящей с угасающей надеждой, бушевали крестьянские бунты.

В одно октябрьское утро в Глогове услышали удивительную новость – явился после долгих раздумий защитник Полонии! Кто? Как зовут? Какая разница!

Триста конников въехало в город. Они поднялись в слотт (замек, на здешнем наречии) и повязали хвестующих там негодяев. Затем командир отряда вышел к собравшемуся перед замеком народу и сказал так, —

– Благословит вас Господь, люди добрые!

По этой фразе люди добрые догадались, что командир – из христиан, а по чистоте выговора – поляк, а не интервент.

– Волею повелителя нашего уполномочен я просить вас о гостеприимстве. Не сгинула еще Полония, жива она! И скоро, очень скоро, будет жива еще лучше. Свободнее. Здоровее. И прочее.

В гостеприимстве не отказали. А в полдень конники, объезжая город, снова созвали жителей к замеку. И жителям предстал – тот самый защитник Полонии в красивом саксонском плаще, в шлеме, с обнаженным свердом в руке.

– Здравствуйте, дети мои, – отчеканил он размеренно. – Я и мое войско рассчитываем пожить у вас до конца зимы. Вы, наверное, подумали, что мы вас объедим за это время, как делали воры, захватившие город. Но мы не воры – мы честные воины. Подумали, что разорим мы вас, как делали чехи. Но мы не чехи. Мы такие же поляки, как вы. Подумали, что бросим вас на произвол судьбы, как сделало войско, присланное вам на подмогу из Гнезно. Войско это поступило так потому, что подчиняется оно узурпаторам, которым ваши судьбы безразличны. Я – ваш законный правитель, я – плоть от плоти вашей, и я вас не брошу. Все ваши давешние обидчики будут пойманы и наказаны строго.