Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Чехословакии тем временем обострилась ситуация вокруг Подкарпатской Руси. В марте 1924 г. Бенеш на заседании парламентской фракции Чехословацкой социалистической партии высказался за украинскую ориентацию Подкарпатской Руси, но члены фракции заявили, что «единственно возможная ориентация в карпато-русском вопросе – это русская», «когда Россия потребует от нас возвращения Карпатской России <…> мы должны будем вернуть ей <…> русскую, а не какую-то искусственную украинскую Подкарпатскую Русь»[897]. Подобные настроения были распространены в чехословацком обществе. Так, доктор А. Гаин в докладе, прочитанном в Пражском университете, утверждал: «Международное значение Подкарпатской Руси вытекает из ее географического положения. Она была, есть и будет препятствием в соединении Польши с Венгрией. <…> наше государство лучше обеспечено, если тамошнее население будет русским, чем украинским <…> Россия, если и станет в будущем хозяином восточной Галиции, никогда не перешагнет Карпат, ибо этим самым она потеряла бы естественные горные границы»[898].
Тем временем в Подкарпатской Руси росло влияние коммунистов: КПЧ получила там 40 % депутатских мест на парламентских выборах в марте 1924 г. Поэтому, по словам преподавателя-русина из Ужгорода, чехи «пытаются использовать сохранившиеся еще в Карпатской Руси словацкие влияния», «открывают словацкие школы, назначают всюду словацких чиновников (в Словакии они этого не делают) – словом, через “словакизацию” надеются прибрать страну»[899]. Чешские дипломаты связывали усиление влияния КПЧ с «левым» сдвигом во внешней политике СССР, который продемонстрировали выступления делегатов V конгресса Коминтерна и резолюция по национальным вопросам Средней Европы[900]. Сталин даже посоветовал секретарю ИККИ Д.З. Мануильскому внести в резолюцию «изменения в тех пунктах, где говорится о присоединении украинских и белорусских территорий к СССР». И далее: «Иначе могут обвинить конгресс, что он заботится <…> о приращении территорий России»; «все равно все эти разорванные части сомкнутся в свое время с СССР»[901].
О «левом» сдвиге заявил в июне 1924 г. советник МИД ЧСР Я. Папоушек заведующему отделом стран Центральной Европы НКИД С.С. Александровскому. Дипломат отверг «рецидив радикализма» в советской внешней политике, но согласился, что произошла определенная радикализация внутриполитической борьбы в СССР в связи с НЭПом. В августе Папоушек сказал Александровскому: «У Политбюро <…> два оружия – Соввласть и Коминтерн, мирное и боевое <…> РКП на 5-м съезде Коминтерна взялась снова за боевое оружие». Этот поворот, по мнению советника, может иметь тяжелые последствия для Чехословакии: произойдет ослабление социалистических партий, усилятся правые, компартия перестанет играть положительную роль в борьбе с реакцией[902]. В сентябре Папоушек заметил в беседе с Якобсоном: резолюция по национальному вопросу «оттолкнула от КПЧ многие оппозиционно настроенные элементы из среды чешской интеллигенции. Предстоит “грандиозная кампания” в печати против коммунистов как государственных изменников и врагов нации». «Составители резолюции, – заметил Папоушек, – не имеют никакого понятия о делах Средней Европы». Член ИККИ и ЦК КПЧ Б. Шмераль в разговоре с Якобсоном также выразил «озабоченность судьбами Коминтерна <…> наблюдается отлив от партии сочувствующих элементов, коммолодежь деморализуется». Однако Якобсон указал Шмералю на «революционные настроения коммолодежи в Прикарпатской Руси», которая просит нас «помочь в организации партизанских дружин и даже дать средства на террор в Польше». Правда, мы указали на «провокационность террористических замыслов /тут видимо работает польская агентура/»[903]. Вместе с тем 3 ноября и. о. завбюро прессы МИД ЧСР Бутр заявил Якобсону: «.ответственные политики Мининдела никогда не усматривали в этой резолюции [по национальному вопросу] серьезной угрозы для Чехословакии, зная априори, что Москва в этом вопросе силою вещей будет вынуждена отступить <…>. Кроме ослабления КПЧ, других результатов быть не может»[904].
Политические дискуссии в Чехословакии совпали с назначением в июле 1924 г. новым полпредом в Праге В.А. Антонова-Овсеенко, к кандидатуре которого в ЧСР отнеслись положительно. Руководитель чехословацкой миссии в Москве Й. Гирса и Антонов-Овсеенко вспоминали участие красногвардейцев и чешских легионеров в боях против германской армии на Украине. Будущий полпред заметил, что если бы чешские легионы не перебросили на восток, то общая ненависть к германскому милитаризму и национализму могла тогда привести к соглашению с большевиками[905]. Чичерин надеялся, что приезд Антонова-Овсеенко поможет началу переговоров о признании СССР де-юре со стороны ЧСР, но уже в октябре нарком писал полпреду: Бенеш «рассчитывает на восстановление у нас буржуазного строя и готовит к этому моменту государственных людей из белогвардейцев. Бенеш жертвует интересами чехословацкой промышленности ради любви к эсерам». Как антисоветский шаг в НКИД расценили включение в торговый польско-чехословацкий договор, подписанный в апреле 1925 г., специальной статьи о транзите через Чехословакию оружия и военных материалов во время войны Польши с третьей державой[906]. Вместе с тем, указывал Й. Гирса, большую роль играет вхождение в Политбюро ЦК РКП(б) членов ИККИ, а успехи КПЧ – довод для Коминтерна, чтобы чешские коммунисты шли на более радикальные шаги[907].
С другой стороны, серьезные опасения в Чехословакии вызвало наметившееся советско-венгерское сближение, о чем сообщали полпред в Австрии О.Х. Ауссем (в октябре 1924 г.) и сменивший его Я.А. Берзин, писавший в августе 1925 г. Литвинову: «Венгрия, как и Австрия, будучи страной <…>, окруженной со всех сторон государствами-захватчиков и грабителей, не скоро помирится с последними, и ее политика <…> будет направлена против наших “исторических” врагов – Румынии, Польши, также против Чехословакии <…>. Именно с этой стороны нам легче всего будет вбить клин в блок Малой Антанты»[908]. Не случайно официоз МИД ЧСР «Prager Presse» полемизировал в сентябре 1924 г. с советским журналом «Международная жизнь» по поводу опубликованной в нем статьи «Распад Малой Антанты». Некоторые тезисы статьи, по мнению Антонова-Овсеенко, трудно примирить с высказываниями Чичерина: «основная ошибка – вопросы Средней Европы рассматриваются с точки зрения Вены и Будапешта». Шеф бюро печати МИД ЧСР Гаек заявил: «…политика Наркоминдела по отношению к средней Европе снова начала сближаться с политикой Коминтерна»; по мнению Чичерина, «в венгерском вопросе политика НКИД, стремящаяся вызвать в Венгрии надежды на помощь Совроссии в борьбе против Трианонского договора и нашедшая себе выражение в интервью Бела Куна, равно как и политика Коминтерна, занявшая в национальном вопросе явно мадьярофильскую линию <…> находятся под <…> воздействием мадьярских коммунистов»[909]. Й. Гирса также сообщил в Прагу, что «Коминтерн
