Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская

Толмач выполнил поручение. Орсил начал медленно, но вскоре затараторил, забыв о приказе.

— Спроси его, сколько диалектов он знает.

Мальчик залепетал в ответ.

— Я точно не понял. По-моему пять или шесть, и не все местные.

— Интересно, — Пердикка погладил медную бороду.

— Переведите, что я готов взять его в услужение, но если он вздумает бежать, я лично выпущу ему кишки, а заодно и тому, кто за ним не усмотрит. Когда отмоете и накормите это явление, сообщите. Я хочу с ним поговорить.

После Орсил расскажет Пердикке, что родом он из Персиды, что отец его погиб в битве с Александром на реке Пиндар, а мать, обнищав и опустившись, нанялась к торговцу в караван тягловой силой. Ухватившись за подол, мальчик протопал с ней полсвета через Персию, Памфлию, Арахозию, перевалил через Гинду-Куш. В Бактрии, оставшись сиротой, Орсил осел в какой-то деревне, зарабатывая миску жидкой похлебки, нанимаясь на самую грязную работу. Местные так и не приняли его. Никто ни разу не спросил, есть ли у него имя, издевательски называя сыном грязной суки. Наверное, никто бы и не заметил, если бы в один прекрасный момент мальчик исчез. Терять Орсилу было нечего и некого, и это, в конечном счете, спасло его жизнь. Видя склонность мальчишки к воровству, Пердикка первое время подбрасывал пару мелких монет, улыбаясь, всякий раз обнаружив, что они исчезли. Способность Орсила на лету схватывать чужой язык, была кстати. Неприметный тощий и юркий мальчонка терся среди солдат, подслушивая и подглядывая, а, после рассказывал македонцу о том, что узнал. В последнее время большое беспокойство у Пердикки вызывал Мелеагр, и Орсил из кожи вон лез, стараясь разузнать новости во вверенных Мелеагру пехотных подразделениях.

Орсил вздрогнул. Показалось, что прошла вечность. Пердикка еще не вернулся, а в коридоре слышалась суета. Юноша поднялся и тихо выскользнул из зала. Тень тронула дрожащие от светильников стены и затаилась за крылатым львом. Двери в покои, где лежал Александр, были открыты. Плавящиеся от жары охранники вытянулись, завидев эскорт, сопровождающий высокого старца. «Жрец Мардука (2) », — шепот змейками пополз по коридору. Орсил проскользнул в зал вслед за делегацией.

Старец подошел к царю и простер над ним ладонь. Он стоял неподвижно некоторое время, а после спокойно произнес:

— Поздно. Врата открыты.

— Что? — переспросил Пердикка, выслушав толмача.

Смерив македонца величественным взором, жрец повторил:

— Смерть — врата. Врата Александра почти открыты.

— За такие слова, — взорвался Антигон, — тебя бы надо вздернуть!

Не взглянув на обидчика, старик произнес:

— Ничто не в силах прервать его путь. Я могу лишь унять страдания.

— Постойте! — воскликнул Птолемей. — Кто может быть уверен, что он не убьет Александра?! Никто не знает, что у него на уме!

 — Дважды убить нельзя, — неспешно ответил жрец. — Его уже убили. Я могу лишь облегчить страдания. Вы послали за мной.

— Что значит «убили»?! Да, этот старик не в своем уме! Или…

— Все, что я могу, лишь унять боль, — не обращая внимания на выкрики, спокойно продолжил жрец.

Военачальники недоуменно переглянулись. Они знали, что жрец слыл в Вавилоне божественным целителем, но решиться не могли. Наконец, Пердикка несмело кивнул головой. Старик приложил два пальца ко лбу, второй рукой прикоснувшись к груди Александра. Царь протяжно вздохнул, лицо его разгладилось, распустив складки страдания. Проходя мимо Пердикки, жрец произнес:

— Завтра.

Вечером, явившись в храм Мардука, Пердикка попросил о встрече со старцем.

— Я ждал тебя, — произнес жрец, выйдя к македонцу.

— Что ты имел ввиду, сказав, что Александра убили?

— Только то, что сказал.

— Кто? — глядя исподлобья, спросил хилиарх.

— Алчность правит миром. Врата его не успеют закрыться, когда вы забудете все, чем обязаны друг другу. Лишь немногие останутся, чтобы править веками. Бойся тех, кого считаешь близкими себе.

Жрец поднялся, давая понять, что сказал все, что хотел.

— Постой! — взмолился Пердикка, но старец ушел, так и не обернувшись.

«Завтра», — про себя повторил Пердикка и вздрогнул. Надежда угасала. Завтра врата Александра откроются полностью. Он уйдет в бессмертие, так и не завершив земные дела.

(1) Двурогий Искандер — так называли Александра в дальних персидских сатрапиях. Двугорим он стал благодаря чеканке на шлеме. Рога олицетворяли родство Александра с египетским богом Амоном Ра.

(2) Мардук — верховное божество пантеона Вавилонии, верховный бог в Древней Месопотамии, бог-покровитель города Вавилона.

Продолжение следует.

Десять талантов.

Костер догорал, но воины не спешили расходиться. Болезнь Александра сплотила их, словно осиротевших в ставшей как-то по-особенному чужой стране. Они, вчерашние победители, чувствовали себя окруженными мириадами врагов, которые в любой момент могут накинуться и растерзать их. Персы и мидяне, согды и бактрийцы склонили головы перед двурогим богом, но, кто знает, разогнут ли спины, не желая власти тех, кто не равен Александру духом. Возле костров воспоминания стали ценностью, ибо помогали не утерять остатки мужества, отвлекая от скорби по умирающему царю.

— Эй, Десять Талантов, не останови тебя, ты не оставишь другим и глотка, — поддел сидящего напротив невысокого воина, как две капли похожий на него.

— Разве яйцо курицу учит? — подмигнул брат, протягивая через костер жестянку с пойлом.

— Я уж тому десяток лет с вами бок о бок трусь, а до сих пор не отличил бы яйцо от курицы, не будь на вас шрамов, — широко улыбнулся еще один собеседник

— Да, мы и сами путаемся. Я уж почти тридцать лет, как на него посмотрю, так и думаю: «О, это ж я», а потом пригляжусь: «Нет, не я. Девять Талантов».

— А почему вас все так называют, десять и девять талантов? Не отец же вам такие имена дал.

— О-о-о, это длинная история. Издали еще тянется.

— До утра долго. Может, расскажешь?

— От чего ж не рассказать. Топали мы, значит, топали, из самой Македонии все пехом и преодолели. Долго Бесса (1) гоняли по степям. Потом царь его пленил, да, и отправил в Экбатаны, а сам близлежащие окрестности подметать начал. Ну, уж больно эти скифы хитрый и подлый народ. Александр правильно делал, что не доверял им. Ну, так вот, подскреб он остатки, и перед тем, как дальше двинуться, решил основать шесть крепостей. Там холмы удачно пролегли, так что крепости от одной к другой видать было. Усмирил, значит, Александр варваров, коленом к земле пригнул, но споткнулся на последнем шаге. Была там одна скала, а наверху пещера, и источники рядом. Засел там один согдиец. Аримаз?

— Угу, — согласился брат рассказчика.

— Так вот, узнал царь, что на этой самой скале в пещере и засел триклятый перс, а при нем тысяч тридцать варваров. Провизии они туда натащили, к долгой осаде тщательно подготовились. Сидят там, злят Александра, а он злится, взад-вперед ходит угрюмый и все думает-думает. Стратеги ему что только не предлагали: и гарнизон у подножья оставить и еще что-то, но он ни в какую. Послал к ним гонца, перса Кофа, да только тот недолго ходил. Пришел и говорит, что Аримаз над Александром потешается, нагло так заявляет, что не одолеть его там ни за что. Разве, если у царя, такого из себя божественного, найдутся летающие воины.

— Летающие воины? Как это?

— А вот так. Как хочешь, так и расценивай.

— И что Александр?

— Александр? Сильно осерчал, все швырял, кричал, а потом сел напротив скалы и сидит, ни с кем не разговаривает, все наверх смотрит. А скала-то — не шутка. Высокая. Стоит — что колонна. С трех сторон не подступиться, а с четвертой — пологая тропа ведет к пещере, что на полпути к макушке. Да, только тропа такая узкая, что по одному или вдвоем только обнявшись и поднимешься.

— И что, Александр решился ее штурмовать?

— На то он и Александр. Я еще после Тира понял, что уж ежели что наш царь решил, ни за что не отступится. Умереть готов, чтоб желаемое получить. В общем, ходил он вокруг скалы, ходил, и инженеры с ним. Все ходили и думали. И так думали, и сяк, долго, в общем. А после, я, когда увидел, как он назад возвращается, сразу понял по походке, что решение он нашел. Идет довольный, лицо раскраснелось, руками размахивает.

— И как же он придумал?

— Да так, что мы, аж, ахнули. Вызвал он к себе триста человек и условие поставил, что все они добровольцами должны быть, с горами не понаслышке знакомые и ловкие. Ну, мы с братом в первых