Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская

— Мама, — с нежностью произнес Александр, — впредь, желая увидеться со мной, уведомь меня заранее.

Антипатр поднялся и остановился около окна. Душная ночь впитала запахи, окутав ими все. Пахло прогоревшим лампадным маслом, теплой пылью вперемешку с утомленными лилиями, жареной рыбой и конским навозом. Мир невидимо жил в ночи, обозначенный лишь этими проявлениями.

Антипатр потер занемевшие пальцы. На правой руке, на среднем пальце он нащупал перстень. Массивное золотое кольцо с плоским округлым камнем. Голубой топаз хранил профиль царя и надпись: «Антипатр, волей царя Македонии Александра». За тринадцать лет перстень врос в кожу, став частью тела. Старик погладил камень. Власть, заключенная в голубой овал, теперь стала просто украшением. Чье имя будет начертано перед словами «царь Македонии»? Надо биться. Жестоко биться. Наследника нет. Огромная империя вот-вот рухнет тяжелой глыбой, раскалываясь на куски. Осколки взвихрят густую пыль, и лишь тот, кто вовремя подставит щит, останется неуязвим.

Тем временем за тысячи парасангов(4) в Вавилоне сердце Александра тяжело отсчитывало последние удары.

Шесть…

Пять…

Четыре…

(1) Пеплос — женская верхняя одежда из легкой ткани в складках, надевавшаяся поверх туники.

(2) Артеми́да — древнегреческая всегда юная богиня охоты, плодородия, женского целомудрия, покровительница всего живого на Земле.

(3) Миртала — имя матери Александра до замужества.

(4) Парасанг — расстояние приблизительно в 5,5 км.

Пердикка.

Пердикка вздрогнул от прикосновения. Рука, на которой он дремал, тупо заныла в предплечье. Хилиарх сжал веки, стараясь отогнать наваждение недолгого сна. Молодой перс поклонился.

— Что? — сонно спросил Пердикка. — Что случилось?

— Прости, господин, — юноша еще раз поклонился. — Ты так стонал во сне, что я решился потревожить тебя.

— Стонал? — недоуменно переспросил македонец. — У меня такое ощущение, что я набит чужими костями.

— Ты не спал уже столько времени, — юноша говорил тихо, словно боялся потревожить тишину. — Позволь, я помогу тебе лечь в постель.

— Лечь? — переспросил, недоумевая Пердикка. – Ну, да. Лечь. Погоди, дружок. Какое там лечь? Где Птолемей?

— Он только что справлялся о тебе. Приказал, не будить.

Пердикка откинулся на высокую спинку и вновь мгновенно провалился в сон, потом так же внезапно встрепенулся и застонал.

— Пожалуй, ты прав. Надо лечь.

Слуга потянулся, желая расстегнуть кирасу хозяина, но македонец остановил его:

— Я лягу так.

— Позволь, я хотя бы заберу меч.

— Нет. Тут в любую минуту произойдет все, что угодно. Не будешь знать, за что хвататься.

Пердикка тяжело поднялся, навалившись всем весом на худощавое плечо слуги.

— Пока я спал, ты, случайно, не подменил мне ноги? Эти какие-то чужие и не гнутся вовсе.

Не сразу разобрав, что говорит хозяин, перс встревожился, но после улыбнулся по-детски широко.

— Хочешь, я их разомну с маслами, и они снова станут твоими.

— Я — как старая телега. Не смажешь, не поедешь?

Пердикка сильно изменился за несколько последних дней: осунулся, заметно похудел. Глаза устало смотрели из темных впадин, на кистях рук проступили синие, нервно напряженные вены. Казалось, даже волосы потускнели, как-то внезапно потеряв юношеский задорно-рыжий цвет. Эти дни он почти ничего не ел, и перстень-печать Александра неприкаянно болтался на тонком пальце, готовый вот-вот соскользнуть.

Обстановка во дворце становилась все напряженнее и напряженнее. Неразбериха еще не началась, но неопределенность уже правила опасным спокойствием. Александр был плох, он боролся с болезнью, но слабел на глазах. Беспокойство пенилось и за пределами дворца. Тонкий, едва уловимый запах надвигающейся бури просачивался в сознание людей. Александр до сих пор не назвал преемника, и власть, лишенная имени, теперь лежала лакомым куском перед сворой истекающих слюной хищников.

Пердикка уже не раз обдумывал исход различных ситуаций и понимал все отчетливее, что вряд ли сможет удержать все под контролем. Александр — величайший из царей, и власть принадлежит ему всецело даже сейчас, когда он с трудом может приоткрыть глаза. Даже прозрачный и немощный, он остается силой, и никто не смеет колыхнуться в попытке усомниться в этом.

Пердикка встрепенулся, почувствовав, что рукоять меча выскальзывает из ладони. Вскочив, он перепугал мальчонку, сидящего на корточках возле его ног.

— Что, господин?! — воскликнул перс, бросаясь к македонцу.

— Меч!

— Вот он. Здесь. Рядом.

Поглаживая чеканных орлов на рукояти, Пердикка успокоился.

— Еще недолго, и я потеряю разум.

— Ты не доверяешь, — ласково произнес юноша, — хотя я предан тебе…

— Знаю, — перебил Пердикка. — Я не доверяю себе.

— Позволь, я расслаблю твое тело, и ты вновь успокоишься.

— Не сейчас. Мне успокаиваться никак нельзя, дружок. Это непозволительная роскошь. Притащи-ка лучше что-нибудь поесть, а то скоро я живот от спины не оторву. Прилип как приклеенный.

— Что пожелаешь?

— Что-нибудь попроще и похолодней.

Когда юноша был уже в дверях, македонец крикнул:

— И этого, как его там?! Сорбета розового! И давай, побыстрей! Никого не зови, сам притащи!

Прошли считанные мгновения, и перс вернулся с блюдом. Откусывая кусок козлятины с имбирным маслом, Пердикка взглянул на слугу. Тот смотрел на господина, упиваясь зрелищем, как приговоренный взирает на солнце перед смертью.

Македонец протянул кусок юноше. Тот щенком сглотнул угощение, облизав ладонь дающего.

— Ох, и хитер, — улыбнулся Пердикка, протягивая второй кусок. — Ведь не голоден, а?

Перс покачал головой.

— Ластишься, кошка персидская. Чего-чего, а разврата вам не занимать! Можно позавидовать. Вам война — не война, и болезнь царя — не болезнь.

— А что будет, если царь Александр…

— Ничего хорошего! — не дослушал македонец.

— А с тобой, господин?

— Со мной? Это уж, как кости выпадут. Кто знает, может, на коне буду, а, может, и под конем.

— И ты вернешься домой, в Македонию?

Пердикка задумался. Столько раз он задавал себе этот вопрос, но ответа так и не нашел.

— Вернуться домой, — македонец помолчал. — Месяц назад, я бы ответил тебе, не задумываясь, а теперь не знаю, что и сказать. Вернуться сейчас, представляется мне, гораздо труднее, чем было обойти пешком полмира. Но ты, я вижу, не смеешь спросить о себе? Ведь так, Орсил?

Юноша покраснел.

— Ты, господин, читаешь мысли, словно они начертаны на табличке.

— Что тебе сказать? Я не загадываю дальше вечера. Никто не знает, где мы окажемся завтра. Александр очень болен. Единственное, в чем ты можешь быть уверен, не брошу я тебя, иначе, зачем было спасать?

Орсил метнулся в порыве поцеловать благодетелю ноги, но Пердикка остановил его.

— Не люблю я эти штучки. Интересно, проживи мы еще сто лет, ты, ставший немощным и больным, так и будешь кряхтеть в этой дурацкой праскинезе?

В этот момент в комнату, опустив надлежащие церемонии, вбежал воин.

— Пердикка, прости, что так врываюсь! Александр пришел в себя и желает видеть командиров! Птолемей приказал лететь за тобой стрелой!

На ходу вытирая руки обо все что попалось, хилиарх поспешил из зала. Перс опустился на колени, подобрав недоеденный кусок мяса, облизнул его с элегантной хищностью звереныша леопарда и вгрызся мелкими зубами. Доесть за господином оставленные кусочки оставалось для него высшим наслаждением.

Несколько лет назад в Бактрии, подступив к берегам Окса, Александр отдал один из самых жестоких приказов. Спитамен, вождь здешних западный территорий, коварно нарушил с ним договор. Заключив с царем мир и сдав часть крепостей, он под прикрытием ночи обрушился и раздавил несколько македонских гарнизонов, и после отступил за Окс, уничтожив все, на чем можно было бы переправиться. Подобная человеческая нечистоплотность всегда приводила Александра в состояние необузданной ярости, и македонец отдал приказ вырезать за содействие врагу поголовно все местное мужское население, не щадя ни дряхлых стариков, ни беспомощных младенцев. Карательные отряды рассыпались по окрестностям, творя беспредельную по своей жестокости резню. Запах крови и стоны пропитали воздух, людей забивали, как скотину, и это была всего лишь работа. Обычная грязная работа.

Передовые отряды царя ушли далеко вперед. Легкие конные подразделения лучших воинов во главе с Александрам, мобильные технические части под началом Гефестиона, преследовали Спитамена в крайней спешке. Небольшой обоз с провиантом и фуражом следовал за летучими отрядами. Орсил видел их издалека, юркнув в небольшую пустующую нору степного волка. Он заполз туда, едва протиснувшись сквозь узкую щель, свернулся клубком, накрывшись ветхим выцветшим до земляного цвета платком.