Царская тень - Мааза Менгисте

Вечером перед Днем Георгиса Хайле Селассие встает из-за своего рабочего стола. Надевает туфли. Разглаживает воротничок рубашки, подтягивает ремень. Он заводит граммофон, усиливает звук, становится по стойке смирно. Он слушает слова Аиды: O patria mia, O patria mia[64]. Он слышит гортанные звуки, издаваемые миллионом солдат, ворвавшихся во двор, чтобы забрать ее домой. Он слышит ветер, которые треплет пальмы, и хрип перенапряженного горла. Он слышит, как сотня вооруженных солдат издает оглушающий звук. Он слышит названия его возлюбленных городов: Адуа. Аксум. Мекелле. Гондэр. Харар. Дэссе. Аддис-Абеба. Они выстраиваются, как исполняющие свой долг солдаты, и целятся в его направлении, выкрикивая его имя. Хайле Селассие закрывает глаза.

O patria mia. Ora basta[65]. Ora basta. Император Хайле Селассие упирает руки в бока и стоит, широко расставив ноги. Он произносит это для себя, сначала на итальянском, потом на французском, потом на английском, потом на амхарском. Ora basta. Хватит. Достаточно. Прекратите. Смысл все тот же. Хайле Селассие прислушивается: Настоящий вождь — не камень, неподвижно лежащий на меняющемся приливе. Настоящий царь не прячется в себя, как зверь по ночам. Эта война не будет войной между двумя неподвижными силами. Это будет состязанием между божественной силой и безжалостной корыстью.

Ad atti Guerra risponderemo con atti di guerra! На военные действия мы ответим военными действиями!

В тусклом мерцании свечей в пещере император отслеживает собственную тень. Он крутится перед этой нечеткой фигурой и выставляет вперед челюсть. Он опускает подбородок. Он складывает руки на груди и двигает головой из стороны в сторону. Он хмурится и переступает с ноги на ногу. Он — постоянное движение. Он — раскручивающаяся энергия. Он — агрессия, воплощенная в человеческой форме. Он проговаривает в темноте то, что должно быть произнесено при свете дня: Теперь все и начинается. Он повторяет эти слова снова и снова, руки то сложены на груди, то опущены; ноги то расставлены, то вместе; грудь выставлена вперед, спина прямая; челюсти плотно сжаты. Теперь все и начинается.

Глава 21

Есть клятвы, которые не дают этому миру распасться, обещания, которые невозможно отменить или не выполнить. Существует связь между правителем и его народом, между народом и землей, между землей и солнцем и между солнцем и земледельцем. Существует этот бессловесный обет, который приводит реку к дереву, а дерево к его небу, небо к птице, которая летит в новые земли и к другим царям. Но эта птица: она сворачивает в сторону, уходя от облаков дыма, когда маленький мальчик смотрит с вершины холма и дивится всему тому, что натворил человек. Потому что все опустошено: горящие города и горы в огне, руины домов и обрушающиеся церкви, кипящие реки, отравленная земля и поваленные деревья, взрывающиеся бомбы, задыхающиеся люди, разорванные на части тела и проникающие в долину облаченные в военную форму колонны, многочисленные и бессчетные, их винтовки стреляют, их штыки колют, их голоса возвышенны в песне Giovinezza, Avanti, O patria mia[66]. В хаосе и руинах император приказывает, приказывает, приказывает, и его солдаты встают, и падают, и снова встают, а ядовитые дожди все проливаются на пошедшую пузырями землю, а поскольку были даны клятвы, обещания и обеты, люди Хайле Селассие продолжают сражаться, хотя идут часы, напитанные кровью, а солнце медленно соскальзывает, чтобы укрыться за горизонтом, но император и его армия продолжают действовать, схватка, бросающая вызов смерти, продолжается, пока, наконец, не поступает приказ: Отступаем. Отступаем.

Глава 22

В убийственном зное послеполуденного солнца бежит Ворку, его ноги как крылья, его сердце — распухшая боль, что растет в его груди. Где-то под голубым пятном неба земля пульсирует равномерным эхом от поезда, который уносит императора еще дальше от его народа. О чем Ворку скажет в первую очередь? О плачущих солдатах, стоящих в строю перед их императором, прямых, как лезвие ножа? Или о грустных царских внуках, которые держат свои маленькие чемоданы и покорно ждут команды их няньки? Может, о походке императора — такой размеренной и неторопливой — расскажет он в первую очередь, о том, как император шагал от царской машины до поезда, а его тяжелые туфли царапали землю? Император убыл. Джан Хой уехал. Тэфэри Мэконнын сел в поезд и покинул страну. Может быть, об этом он скажет в первую очередь, дыша обожженными легкими, перекрикивая вздохи удрученных ангелов: Наш величайший воин оставил свой народ после поражения в Мейчеве и кровавой бойни у озера Ашанги. Он уехал. Он нас оставил.

Книга вторая. Сопротивление

Глава 1

Кидане видит Хирут и Аклилу — два стройных силуэта, вытравленных в сером свете, они разговаривают, возражают друг другу с вежливостью недавних друзей. Кидане слышит проникающую сквозь полутьму переливчатость в голосе Хирут и более низкий ответ Аклилу. Они встряхивают одеяла, скидывают с них листья и землю, аккуратно накрывают раненых. Они выворачивают наизнанку шамму, чтобы сделать из нее более удобную подушку для одной из женщин. Они проверяют бинты на раненых. Они идут вдоль ряда, не прерывая разговора. В их ритмах не слышно напряжения, в жестах не видно нервозности, никакого страха, который обычно проявляет Хирут, находясь рядом с Кидане. И хотя он допустил, что поведение с ним Аклилу было честным и спокойным, он видит теперь, что этот человек всегда относился к нему с уважительной, но холодной сдержанностью и между ними никогда не существовало настоящей близости.

До того как Кидане был втянут в военные союзнические отношения, он и его люди любили друг друга, как братья. Они были людьми, которые понимали его без объяснений. Друзья детства, которые знали, что такое оказаться в ловушке долга и ожиданий, и которые поддерживали все это, перемещаясь глубже в их знакомые круги, используя привилегии, поскольку все это доставалось такой высокой, невидимой ценой. Алкилу и Хирут не могут представить себе ничего этого. Они простые люди, земледельцы. У них нет ничего дорогого, кроме того, что находится непосредственно перед ними: пища, и вода, и основные средства, необходимые для выживания, а потому они не могут вообразить, что он наблюдает из-за дерева, где всего несколько мгновений назад получил послание от Ворку: Речь императора в Лиге наций никоим образом не остановила итальянцев. Лига нарушила собственные обещания. Они оставили нас один на один с итальянцами в этой войне. Муссолини объявил о своей победе, но Эфиопия