Кони - Сергей Александрович Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Речь адвоката:
— Господин председатель, господа присяжные заседатели!
Мне странно было слушать речь прокурора, пронизанную одною лишь мыслью — изобличить подсудимого. Неужели ни разу не вспомнил он заветов человека, которого обвинил, человека, так много сделавшего для русского правосудия и в те времена, когда он был прокурором! Неужели не вспомнил он нравственного завета Кони прокурорам: «Судебные уставы дают прокурору возвышенные наставления, указывая ему, что в речи своей он не должен ни представлять дела в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значения доказательств и улик или важности преступления».
В своем стремлении доказать пристрастность, предвзятость резюме председателя суда прокурор ни словом не упомянул о том, что Кони, обращаясь к присяжным заседателям, особо остановился на предумышленном характере преступления Засулич: «Каждый день, в течение долгого приготовления и обдумывания, человек… может негодовать на свою будущую жертву, каждый день воспоминание о ней может возбуждать и гнев и раздражение, и все-таки, если это продолжалось много-много дней и в течение их мысль о будущем деле созрела и развивалась, — закон указывает на предумышление».
Больше того — заканчивая свое резюме, Кони обратил внимание присяжных только на два возможных исхода: «Если вы признаете подсудимую виновною… то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела». Если он и предполагал, как показала его беседа с Паленом накануне суда, оправдательный вердикт, то в своем резюме он исключил даже намек на такой исход. Он говорил лишь о снисхождении: «Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич. Быть может, ее скорбная, скитальческая молодость объяснит вам ту накопившуюся в ней горечь, которая сделала ее менее спокойною, более впечатлительною и более болезненною по отношению к окружающей жизни, и вы найдете основания для снисхождения».
Факты, которых мне предстоит теперь коснуться, были приведены и в речи прокурора. Но напрасно вы станете искать малейшего согласия в том, как мы оценили эти факты.
Да, Кони воспитывался в демократической обстановке, под влиянием взглядов своего отца. Я могу даже добавить — отец его, Федор Алексеевич, состоял под надзором полиции за несколько острых стихотворных строк, осуждавших существующий порядок.
Ах, господа! Если бы люди «мыслящие демократически» еще и действовали сообразно своему мировоззрению, мы жили бы в золотом веке…
Председатель: — Господин присяжный поверенный, я прошу вас держаться ближе к существу дела и не касаться вопросов политики.
Адвокат: — По мнению прокурора, «демократический образ мыслей» предосудителен уже сам по себе. Достаточно его иметь, чтобы нарушать присягу, потворствовать террористам и склонять присяжных заседателей к неправому решению. Нет, господа, в подлинной демократической семье, а именно такой была семья Кони, детям с малых лет прежде всего прививают самые простые и человеческие истины — не укради, не лжесвидетельствуй, не убий, не завидуй. Да, истины эти просты и бесхитростны, но только тот, кто их усвоит, способен честно прожить всю свою жизнь, не теша гордыню и не унижаясь. Грош цена любому учению, которое усвоит человек на университетской скамье или в тишине библиотеки, если он сам — личность безнравственная. Рабовладелец — сам раб, а если он стоит так высоко, что над ним нет ему подобного, он раб своих наклонностей.
Высокая нравственность — черта демократическая. Именно ее ценю я в своем подзащитном. Именно высокая нравственность укрепила его в роли беспристрастного судьи. Кони — человек. Как у каждого из нас, у него есть свои симпатии и антипатии, есть свои пристрастия. Но когда он занимает кресло судьи — все это уходит, становится несущественным. Он держит свои пристрастия в крепкой узде, его волнует только один вопрос — истина.
Здесь говорили о кандидатском рассуждении Кони, о заявленном им праве на защиту против неправого правительства. Лишь опыт может подтвердить…
Председатель: — Еще раз прошу вас не касаться вопросов политики.
Адвокат: — Мы все об этом думаем, но молчим. А он нашел в себе смелость и сказал.
Прокурор считает, что главное свидетельство пристрастности Кони заключается в том, что он умышленно привлек внимание присяжных заседателей к нравственному авторитету свидетелей. А свидетели обвинения, и прежде всего майор Курнеев, сам отдававший приказ сечь политических заключенных, был человеком безнравственным…
Господа присяжные заседатели, удалившись в свою комнату для вынесения приговора, не забудьте спросить себя: смогли бы вы полностью довериться судье, который, как человек, не упоминавший о хромоте из-за того, что в зале находился безногий, вдруг забыл бы слово «нравственность» только потому, что среди свидетелей есть люди безнравственные? Посчитали бы вы такого судью беспристрастным и не усомнились бы вы в его правдивости? Ибо мы знаем — единожды солгавши… А умолчание — тоже ложь, только более изощренная.
Каждый, кто знаком с предшествующей деятельностью Кони на судебном поприще, каждый, кто читал его обвинительные речи, знает, что всегда видел он в подсудимом человека, всегда хотел понять причины, которые привели его на самое горькое место в зале суда. Вспомните, что говорил прокурор Кони на процессе по делу о ввозе в Россию фальшивых кредитных билетов в 1870 году: «…естественно является желание познакомиться с личностью подсудимых, узнать свойства и характер самого преступления. Быть может, в их личности, быть может, в свойстве самого преступления можно почерпнуть те взгляды, которыми необходимо руководствоваться при обсуждении дела…»
Отношение к подсудимому, как к личности, — вот что характерно для моего подзащитного. Относясь с особым вниманием к подсудимой, Кони имел все основания подчеркнуть «отсутствие личной выгоды в преступлении, решимость принять его неизбежные последствия, без стремления уйти от правосудия». И в этом не было тенденции, не было предвзятости, — скрупулезно, факт за фактом развернул судья перед присяжными заседателями всю картину преступления, ничего не забыв и не утаив, не исказив ни одной, даже случайной детали.
Честно
