Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский

немецкую революцию путем уступок Польше за счет Германии исчезала: «Поездка Коппа, – по мнению руководителя IV отдела МИД Германии В. Вальрота, – не принесла желаемой поддержки коммунистическому движению в Германии»[769]. Аналитики НКИД отметили, что у нас «правы были те, кто добивался <…> постановки перед поляками вопроса об отношении Польши к германской революции». Польша не займет прусское побережье и Данциг, «пока в Германии не разыграется гражданская война», но в случае ее начала широкое толкование Варшавой франкопольского договора, подписанного в феврале 1921 г., возможно[770].

Опасения Польши в связи с вероятностью нового революционного подъема в Германии развеялись не сразу. Министр иностранных дел Дмовский заявил на заседании сейма: Коммунистический переворот в Германии или восстановление монархии могут быть опасными для нашего государства. Надо быть готовыми к обороне[771]. В то же время посланник Австрии в Польше, информируя в ноябре Вену о миссии Коппа, отметил: ни Троцкий, ни Ленин не намерены (при поддержке немецких коммунистов) воевать с соседями, видя в войне опасность для своей власти. Алармистские настроения присущи только радикальным большевистским кругам, надеющимся способствовать победе коммунизма в Германии[772]. С другой стороны, латышский министр иностранных дел З. Мейеровиц писал в инспирированной им статье «События в Германии, Россия и балтийские государства» (рижская газета «Яунакас Зиняс» за 4 декабря): «Что станет с проектами Коппа? <…> несмотря на смятение большевиков, Московское Правительство намерено продвигать реализацию этих планов вперед <…>, подготовляя обстоятельства к будущим событиям в Германии»[773]. Вероятно, он был прав, поскольку Советская Россия делала ставку на Литву в случае нового революционного подъема в Германии.

Оккупация Францией Рура создала прецедент, использованный Литвой для решения проблемы Мемельской области, которую в январе заняли отряды литовских «повстанцев». Чехословацкое консульство в Риге констатировало: литовцы отплатили полякам «тактикой Желиговского», что выгодно и Германии, и России[774]. Польша в ответ мобилизовала войска на границе с Восточной Пруссией и Данцигом, что вызвало тревогу в Германии. 15 января 1923 г. Радек информировал Сталина о встрече с Сектом, сообщив, что тот «готовится защищать Восточную Пруссию с оружием в руках». Радек также отметил, что в Германии «распространено убеждение, что мы толкнули литовцев на захват Мемеля, дабы не допустить поляков <…> Я лично думаю, что или это есть обыкновенная политика – лови момент со стороны литовцев, или они действуют в тихой сделке с Пилсудским <…> получив, как компенсацию за Вильно – Мемель»[775]. 17 января Крестинский информировал Литвинова о своей беседе с Мальцаном, который, по словам дипломата, считал, что «литовцы заняли Мемель не без согласия французов <…> Это <…> тревожит Мальцана в связи с <…> переговорами о заключении торгового договора между Литвой и Германией», который делает Литву дружественным нам и немцам государством. Поэтому Мальцан приостановил подписание договора[776]. Литвинов ответил 29 января полпреду: «Польшу науськивает на Мемель <…> Англия, заинтересованная в сплаве леса, закупленного ею у Польши»[777].

После занятия литовскими отрядами Мемеля советская политика в регионе активизировалась, что обусловило расхождения между НКИД и ИККИ. По указанию ИККИ КПЛ распространяла листовки в «оккупированной Литвой Мемельской области»[778]. Член коллегии НКИД Я.С. Ганецкий писал 15 января в полпредство в Каунасе: «“Правда” <…> ругает это (литовское. – В.З.) движение. Соответствующие разъяснения и инструкции идут по линии Коминтерна. Правительство, однако, иначе к этому относится <…> для нас сейчас желательно присоединение Мемеля к Литве». Чичерин заявил 28 февраля литовскому послу Балтрушайтису, что и для Германии «присоединение Мемеля к Литве гораздо выгоднее <…> чем присоединение его к Польше, которое <…> произошло бы, если бы Литва не поспешила с этим делом». Посол попросил наркома помочь Литве восстановить с Германией хорошие отношения, высказался за соглашение между Германией, Литвой и Россией[779].

В феврале конференция послов передала суверенитет над Мемелем Литве, начались переговоры о пользовании портом другими странами. Премьер-министр Франции Р. Пуанкаре считал решение Мемельского вопроса более важным, чем Рурского, поскольку в возможный польско-литовский конфликт мог вмешаться СССР[780]. Для советского правительства главным в то время являлся учет его интересов при решении вопроса о Мемеле и судоходстве по Неману[781]. По мнению заведующего экономико-правовым отделом НКИД А.В. Сабанина активность СССР «в Мемельско-Неманском деле» объяснялась тем, что в пределах Мемельской области Неман втекает в море: «В случае учреждения в самом Мемеле международного Settlements a la Шанхай, мы <…> можем требовать в таковом своего участия, ибо Мемель <…> имеет важное мировое значение в области торговли лесом»[782]. Интерес СССР к Мемелю возрос после подписания 1 июня германо-литовского торгового договора, предусматривавшего свободный транзит в третью страну[783].

За Мемель Польша ожидала более значимой компенсации, чем возможное предоставление ей льгот в порту. Еще в 1922 году она требовала замены в Виленщине нейтральных полос временной демаркационной линией. Совет Лиги разделил 3 февраля 1923 г. буферную область между Литвой и Польшей. Каунас выступил против этого решения, но польские войска вошли в нейтральную зону и вступили в бои с литовскими частями. Литва обратилась с жалобами в Лигу наций[784]. Свое мнение по этому поводу Домбский озвучил в газете «Kurier Lwowski»: «.решение Литвинова оказать сопротивление Польше при занятии ею нейтральной зоны <…> диктуется Москвой и Берлином»[785]. За передачу Мемеля Литве, говорил Балтрушайтис Чичерину 28 февраля, Польша получает проходящую по нейтральной зоне железную дорогу Вильно – Гродно[786]. 1 марта Нарком заявил польскому поверенному в Москве: захват железной дороги «может вызвать представление, что это есть создание стратегических коммуникационных линий на случай наступления на Россию»[787].

В феврале – начале апреля состоялся обмен нотами советского и польского правительств[788]. В связи с этим аналитики ОДИ НКИД писали, что первая «наша нота <…> является серьезной политической ошибкой», поскольку накануне ее опубликования польский МИД констатировал: получение Польшей железнодорожной линии Варшава – Вильна убеждает польское правительство в том, что «опасность вооруженных конфликтов на востоке Европы окончательно устранена» и это отвечает «пожеланиям Совнаркома»[789]. 10 марта Совет Министров Польши дал указание министру иностранных дел добиваться от Антанты согласия на окончательное присоединение к Польше Виленского края[790]. 15 марта конференция послов постановила положить в основу польско-литовской границы намеченную Лигой наций демаркационную линию. Невзирая на протесты Литвы, Совет Лиги подтвердил это решение, которое Советский Союз не признал. Литва, поблагодарив СССР за поддержку, отметила, что «получила полную свободу действий в разрешении виленского территориального вопроса»[791].

После решения вопроса о Мемеле в пользу Литвы Советский