Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский

начало новой экономической политики стали рубежом в начавшемся медленном процессе перехода к реальной оценке международной обстановки, но внешнеполитические действия Советского государства носили по-прежнему противоречивый характер. Свою роль играло и то, что западные державы не решили проблему статуса ряда спорных территорий и конфликтная ситуация вокруг них сохранялась. Политический кризис 1923 г. возродил надежды большевиков на победу социалистических революций в некоторых странах ЦВЕ при помощи Коминтерна и советских силовых ведомств.

Но поражение революционного движения в Германии поставило на повестку дня вопрос о виновниках провала и явилось предметом острых дебатов в РКП(б), КПГ, КРПП и других компартиях в конце 1923 – начале 1924 г. Пленум ЦК КРПП 23 декабря 1923 г. направил в Президиум ИККИ и Политбюро ЦК РКП(б) письмо, в котором возлагал на ИККИ ответственность за поражение германского пролетариата. Одновременно ЦК КРПП выражал беспокойство в связи с методами внутрипартийной борьбы в РКП(б). Руководство КРПП, не высказывая своих оценок по существу разногласий, подчеркнуло: «Мы не допускаем возможности того, чтобы тов. Троцкий оказался вне рядов вождей РКП и КИ <…>. Мы считаем также необходимым, чтобы на ближайшем пленуме ИККИ был поставлен в порядок дня вопрос о кризисе в РКП»[830]. Член Президиума ИККИ К. Цеткин и видный деятель КПГ В. Пик также не согласились с оценкой Политбюро германских событий. В свою очередь, Политбюро ЦК РКП(б) на заседаниях 27 декабря 1923 г., 2 и 10 января 1924 г. утвердило проект тезисов Зиновьева об уроках событий в Германии, в которых вина за поражение возлагалась на правое меньшинство ЦК КПГ. Политбюро осудило «взгляд т. Радека на ход дальнейшей борьбы в Германии», отметив в ответном письме ЦК КРПП от 4 февраля: «Оппортунистические уклоны т.т. Радека, Троцкого и других <…> осуждены громадным большинством партии»[831]. Позиция руководства КРПП была расценена как протроцкистская и фракционная, что сыграло определенную роль в дальнейшей судьбе компартии Польши. Состоявшийся в январе 1924 г. Пленум ЦК РКП(б) одобрил постановление Политбюро «о неправильном поведении т. Радека в германском вопросе»[832]. Прошедшая затем XIII конференция РКП(б) предостерегла «товарищей из оппозиции против перенесения в Коминтерн фракционной борьбы»[833]. Й. Гирса, в частности, писал Бенешу: на XIII конференции Сталин обвинил Троцкого в двойственной политике, Радека – в многословии и несерьезности[834]. Партийные решения способствовали уменьшению влияния Троцкого, Радека и их сторонников как в РКП(б), так и в Коминтерне.

В то же время внутренний конфликт в руководстве РКП(б) осенью 1923 г. помешал Советскому государству пойти на открытую поддержку революционного движения в Германии и, не исключено, помог избежать возможного военного конфликта в регионе. Опыт поражений, подобных германскому, подталкивал лидеров большевиков к пониманию их причин как чисто внутренних, порожденных тем или иным «уклоном», что укрепляло позиции Сталина и его приверженцев в партии и способствовало усилению позиций сторонников государственнического подхода к международным отношениям[835].

Глава VI

Политика России и Германии в ЦВЕ в 1924–1929 гг

6.1. Геополитическая ситуация в ЦВЕ в 1924–1925 гг

Крах «германского Октября» стал предметом дебатов в РКП(б) и других компартиях в декабре 1923 – январе 1924 г. Так, Пленум ЦК Коммунистической рабочей партии Польши (КРПП; с 1925 г. – КПП) 23 декабря 1923 г. направил в Президиум ИККИ и Политбюро ЦК РКП(б) письмо, в котором возложил на ИККИ ответственность за поражение революционного движения в Германии и выражал беспокойство по поводу методов внутрипартийной борьбы в РКП(б). Но Политбюро ЦК РКП(б) на заседаниях 27 декабря 1923 г., 2 и 10 января 1924 г. приняло проект тезисов Зиновьева об уроках событий в Германии, в котором вина за поражение возлагалась на правое меньшинство ЦК КПГ. Члены Политбюро писали 4 февраля в ЦК КРПП: «Оппортунистические уклоны т.т. Радека, Троцкого и других <…> осуждены громадным большинством партии». Позицию лидеров КРПП оценили как протроцкистскую и фракционную[836]. Прошедшая в январе 1924 г. XIII конференция РКП(б) предостерегла «товарищей из оппозиции против перенесения в Коминтерн фракционной борьбы»[837], что уменьшило влияние Троцкого, Радека, их сторонников как в РКП(б), так и в Коминтерне.

Итак, большевики не смогли сформулировать реальную стратегию победы революции в Германии. Зиновьев, которого, по словам американского историка Р. Конквеста, все считали «высокомерным, ни к чему не способным, бесстыдным и трусливым нулем», связывал советизацию Германии с усилением собственной власти. Однако Зиновьева хватило лишь на то, чтобы переложить ответственность за поражение на лидеров КПГ и Радека[838]. Провалу советских планов способствовали также раскол в КПГ и начало конфликта в руководстве РКП(б), что помешало СССР пойти на открытую поддержку революционного движения в Германии, но позволило избежать военного конфликта в регионе. Подобные поражения подталкивали лидеров большевиков к пониманию их причин как чисто внутренних, порожденных тем или иным «уклоном».

Добавим, что и позиция компартии Польши позднее не раз подвергалась осуждению, что также сыграло свою роль в ее дальнейшей судьбе. В частности, 4 июля 1925 г. на заседании польской комиссии ИККИ ее члены (Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, И.А. Пятницкий, И.В. Сталин и другие) осудили апелляцию ЦК КПП к своим партийным низам в связи с германским вопросом. При этом Сталин рассматривал действия ЦК КПП как анархию в Коминтерне, заметив: «Резолюция т. Бухарина слишком мягка <…>, но, поскольку большинство русской делегации стоит за резолюцию, я к ней присоединяюсь. Времена меняются, подождем немного, куда торопиться, может быть, и покрепче нажмем»[839]. Заметим, что до осени 1923 г. Сталин не принимал активного участия в деятельности Коминтерна, хотя на II конгрессе был избран кандидатом в члены ИККИ. С V конгресса генсек вошел в Президиум ИККИ, и его роль в работе Коминтерна значительно возросла[840].

Крах «германского Октября» заставил большевиков постепенно вернуться к «конфликтной модели» внешней политики и традиционной дипломатии. Аналитики НКИД писали Зиновьеву в мае 1924 г., что политический интерес капиталистических держав довести «европейские отношения до <…> относительного “порядка”», определяет недавнее международное признание СССР, а этот интерес диктуется также их «борьбой за преобладающую долю влияния на Европейском Востоке»[841]. XIV конференция РКП(б) в апреле 1925 г. отметила: «В 1923 г. в Германии наблюдалась непосредственно революционная ситуация <…> не перешедшая в революцию. В 1925 году в Германии нет непосредственно революционной ситуации, но общая революционная ситуация остается». Однако конференция признала и начало частичной стабилизации капитализма в Европе[842].

Попытка возвращения СССР к реальной политике проявилась, в частности, в возобновлении переговоров о транзите по Неману. Поскольку река протекала по оккупированному Польшей Виленскому краю, Литва запретила транзит по своей части Немана, что наносило ущерб интересам СССР. Позднее транзит по Неману запретила и Польша. Варшава в качестве средства давления на Каунас и