Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Я осматриваю его рану. Края всё ещё гнилые, но уже не расползаются. Она смогла остановить процесс.

Колетт подносит свое запястье ко мне, отступая чуть-чуть, чтобы выплюнуть и отдать команду:

— Вампирская кровь поможет ему восстановиться.

Она снова вонзает клыки, и я встречаю её взгляд, прежде чем достать кинжал. Она зарычала, когда я порезал её вены серебряным лезвием. Кровь намного бледнее, чем у нас, и с меньшей вязкостью, и я позволяю ей капать на рану брата. Наверное, она обжигает, потому что он стонет и корчится, почти теряя сознание.

Но, видимо, я решил довериться.

Именно поэтому я заставляю Колетт снова отпустить запястье, чтобы она продолжала лить кровь прямо на рану Доме.

Она близка к потере сознания, когда снова отходит, чтобы вырвать. Большая часть выходит с кровью.

— Думаю, инфекции больше нет, — пыхтит она, дрожа от рвотных спазмов.

Она не врала: кожа и мясо начинают восстанавливаться.

— Я проверю, не попала ли кровь в основное кровообращение.

Слабыми движениями она ползёт, и мама напрягается, а папа крепче её держит, когда она кусает его в область шеи и плеча.

— Чисто, — говорит она после того, как несколько секунд попила.

И она опускается на землю. Дрожит, её снова трясёт от рвоты. Тем не менее, она протягивает мне своё запястье, теперь почти возле лица брата.

— Пусть он пьёт, — говорит она, слабо. — Моя кровь окончательно его исцелит и поборет любую инфекцию.

Я пытаюсь подчиниться, но брат сжимает губы и отворачивает лицо.

— Ты меня не превратишь! — злится он.

— Не превратишься, если не собираешься вскоре умереть, — рычит она в ответ.

Они обмениваются взглядами. Доме, наконец, открывает рот, и я поддерживаю ему голову и помогаю пить.

Когда он заканчивает, Колетт встает и отходит, опираясь на дерево с головокружением.

Только когда она уже ушла, мама падает на колени рядом с Доме и начинает внимательно его осматривать. Он крепко сжимает её руку, давая понять, что с ним всё в порядке.

Так как я всё ещё держу его на коленях, папа бежит к машине, которая стоит ближе, за аптечкой. Мы всегда оставляем машины открытыми во время охоты, чтобы быстро получить нужные вещи.

Вернувшись, он очищает рану Доме, которая теперь выглядит намного лучше, и перевязывает её.

Мама встаёт и подходит к Дьяволице, с выражением смешанных эмоций, которые трудно понять. Я задерживаю дыхание.

— Ты спасла моего сына? — спрашивает она, между недоверием и сомнением.

Колетт просто смотрит на неё. Ничего не говорит; мама рычит.

— На, — она кидает ей амулет. — Всё равно не работает.

С этим жестом, вместо благодарности, она поворачивается и возвращается к нам, помогая Доме подняться. Мы идём к папиной машине, поддерживая его на плечах, пока он двигается медленно.

Колетт бросает на нас взгляд от дерева, на которое она опирается, вероятно, притворяясь более стойкой, чем на самом деле, потому что, если бы это было не так, она бы давно исчезла из нашего поля зрения. Она не любит показывать слабость.

— Моя кровь поможет тебе вылечиться, но постарайся не умереть, пока твоё тело её не очистит, если не хочешь оказаться по ту сторону этой жизни. — Она улыбается, но в её улыбке нет радости. — Нормально, если через пару дней будет повышенная температура. Может, будут галлюцинации. Может, захочешь крови, и, возможно, почувствуешь связь со мной, но ты не превращаешься, и скоро это пройдёт.

Доме кивает и глотает слюну.

— Не сдохну через пару дней. Принято. Постараюсь сопротивляться искушению. — Затем у него напрягается челюсть. Он кивает и говорит очень тихо: — Спасибо.

Колетт кидает нам амулет.

— Он работает, — её тело дрожит от лёгкого тремора. Рвота, которую она успевает сдержать, заставляет её сделать паузу. — Я бы остановилась, если бы попыталась напасть на вас. Он заколдован кровью вампира, который меня создал, и не позволяет мне вредить его владельцу. Оставьте его.

Папа наклоняется, чтобы поднять амулет, и Колетт кивает.

— На случай, если когда-нибудь вам придётся защищаться от меня.

Сказав всё, что хотела, она скользит спиной по стволу дерева и опускается на землю, обнимая колени и пряча голову между ними, как ребёнок, потерявшийся в темноте. Моя семья уже пошла вперёд, но я остаюсь на месте, наблюдая за ней.

— Иди, Хадсон, — ворчит мама, толкнув меня слегка в спину. — Пошли.

Я стою, нерешительный. Колетт едва поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Её авторитарный взгляд говорит мне, что мне пора идти к своим.

Думаю, она не до конца понимает, насколько она права.

— Хадсон, — снова настаивает мама.

Они остановились и ждут меня.

Я смотрю на них. Они смотрят на меня. Потом я снова смотрю на неё. На то, как мама надувает ноздри, граничащие с гневом и полным разочарованием.

Шагаю вперёд, к своей семье.

Но тут до меня доходит стон Постре. Она подошла к Колетт и касается её лица носом, уши опущены, спрашивает, всё ли у неё в порядке. Она устало улыбается ей и гладит по голове.

Я сжимаю кулаки и снова смотрю на свою семью. Молча прошу прощения.

— Увидимся дома.

И разворачиваюсь, чтобы вернуться к Колетт.

Не оглядываясь, беру её на руки и несу к машине. То, что она позволяет это, говорит о том, как слаба она сейчас.

— Что ты делаешь? — она одёргивает меня, потухшая, прижавшаяся ко мне. — Иди к своей семье, оставь меня.

Я игнорирую её. Этот мальчишка вырос и больше не нуждается в том, чтобы мама говорила ему, что делать.

Я аккуратно усаживаю её на переднее сиденье и, прежде чем закрыть дверь, убираю прядь волос с её лица, смотрю на неё, убеждаясь, что всё в порядке, и, не в силах удержаться, дарю ей медленный и тёплый поцелуй в лоб.

— Спасибо, что спасла моего брата, — шепчу, прижимаясь к её коже, вдыхая её запах. Из глаз вырвалась слеза, выражающая страх, который я так долго сдерживал, и радость от того, что теперь могу отпустить. — Спасибо.

— Я не сделала это ради тебя.

Я улыбаюсь и снова целую её.

— Знаю, — говорю без всяких недомолвок и прямолинейно, потому что не думаю, что будет лучше время для этого, чем просто сейчас, когда чувства на поверхности. — Вот почему я тебя люблю.

Глава 47. Ого, вампир с домом

— Куда тебя отвезти? — Сажусь за руль, открываю заднюю дверь для Постре, чтобы она устроилась на заднем сиденье.

Не знаю, нужна ли Колетт такая забота, но на всякий случай включаю обогрев и накрываю её пледом, который держу в багажнике, надеясь, что он поможет ей перестать дрожать.

Она не отвечает, и я начинаю маневрировать, чтобы вывести машину на дорогу.

— Домой, — наконец, с угрожающим тоном отвечает она.

Я едва не вывихиваю себе шею, так резко поворачиваюсь, чтобы взглянуть на неё.

— У тебя есть дом?

Колетт щурит глаза, превращая взгляд в два огненных прореза.

— А у тебя? Потому что про мозги тут даже говорить нечего.

— Прости, просто…

— Ты реально думал, что я храню всю свою одежду, обувь, компьютер… в гробу на кладбище? Что я трачу время, когда не занимаюсь с тобой сексом, на то, чтобы валяться в деревянной коробке на одного?

Она фыркает, как будто само собой разумеется, что я тупой, и решает, что смотреть в окно выгоднее, чем на меня. Я решаю держать рот на замке. Молчу, чтобы не накосячить.

Когда мы въезжаем в Мейтаун, она направляет меня к уютному району с маленькими домиками, белыми стенами и черными двухскатными крышами, окружёнными газонами.

— Вот здесь.

Я паркуюсь возле дома № 24.

Высаживаю Постре, и оба идём за ней, когда она проходит через деревянную калитку, огораживающую сад. Мы следуем за ней по каменной дорожке и поднимаемся по трём ступеням на веранду. Когда она открывает входную дверь, я сдерживаю дыхание — вот она, её личная территория, то место, которое я до этого даже не знал, как сильно хочу увидеть.