Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Он отходит, давая мне немного передохнуть и выдохнуть воздух.

— Судя по отчётам, вы были заняты с самого момента прибытия.

— Охотник никогда не жалуется на лишнюю работу, — говорю я, на всякий случай добавляя, чтобы не обидеть.

— Конечно. Но умный охотник, — его глаза вонзаются в мои, давая понять, что в его взгляде сомнение, что я им являюсь, — всегда задаёт вопросы. И, судя по тому, как долго вы были без прикрытия, и по тому, как срочно понадобились ваши услуги, этот город был слишком тихим. Или слишком молчаливым. Заткнутым.

— Понял. Хорошей ночи, сэр… Питер, — я тоже умею использовать такой подозрительный тон.

Он перекрывает мне путь, прежде чем я успеваю подойти к двери.

— Не будь дерзким, мальчишка. — Его зрачки снова цепляются за мои, как ядовитые шипы, вонзаясь в меня — он снова пытается вонзить свой яд, чтобы вырвать ответы, которые ещё не задавал. — Ты точно уверен, что он был один?

— Кто?

— Уильям.

Я задерживаю дыхание. Мы оба смотрим друг на друга… потому что оба знаем. Имя вампира, которого я убил; детали, на которые мы обычно не обращаем внимания, когда охотимся.

Вопрос в том, понимаем ли мы оба, кого он на самом деле искал. Имя, что висит в воздухе. Это и есть тот вопрос, который наши глаза требуют ответить, переплетаясь в молчании.

Я разрываю зрительный контакт и обхожу его.

— Спокойной ночи.

— И кто, чёрт возьми, этот тип? — требую от отца, заглянув в его библиотеку, куда я зашёл сразу после того, как разместил нашего постояльца.

— Он прислан Альянсом.

— Мне он не нравится.

Обожаю быть с отцом откровенным. Не нужно обхаживать его словами или мудрить.

Он смотрит на меня спокойно, обдумывая, прежде чем признать:

— Мне тоже.

Его поддержка приносит облегчение. Отец никогда не ошибается, хотя всегда находит время, чтобы взвесить всё, прежде чем высказаться или действовать.

— Не внушает доверия, — продолжаю я.

Отец улыбается.

— Инстинкт стража никогда не подводит.

Вау. Он только что назвал меня «стражем». Теперь у нас есть что-то общее. И он полностью доверяет моим ощущениям, даже если они противоречат тому, что говорит Альянс. Горжусь и благодарен, что я — его сын.

— Доме поправится, правда?

— Да. Я его осмотрел. — На самом деле, я поймал его, когда он забирал свои вещи. — Всё прошло эффективно и вовремя. Нам повезло. — Он закрывает глаза и тяжело вздыхает. — Хотя, боюсь, называть это «везением» — значит обесценивать помощь, которую мы получили.

Он отвлекается, смотря на амулет, лежащий на столе. Я тоже на него поглядываю, заинтересованный. Вспоминаю его слова: «Оставьте это. На случай, если однажды придётся защищаться от меня».

— Это не имеет смысла, — произношу я вслух. — Кто бы нам дал медальон, чтобы защищаться от самого себя? Разве недостаточно просто не нападать, если этого не хочется? Или не предоставлять защиту, если это действительно необходимо?

Я знаю, что отец уже думал об этом, потому что у него есть готовый ответ:

— Тот, кто не владеет своей волей.

Я нахмуриваюсь. Что это чёрт возьми значит?

Не успеваю спросить, потому что его взгляд загорается.

— Это даёт мне подсказку…

Он поворачивается к полкам, начинает возиться с книгами, тихо бормоча что-то себе под нос, и я понимаю, что теперь его точно не стоит беспокоить. Когда его охватывает идея, лучше не пытаться его остановить.

Я вздыхаю и закатываю глаза.

— Спокойной ночи, папа, — говорю я, стоя у двери.

— Ммм. — Это всё, что я получаю в ответ. Но по какой-то причине, видя его поглощённого миром слов, такого гиганта, я не могу не улыбнуться, тронутый.

— Люблю тебя, папа.

Глава 49. Третий лишний

Я быстро принимаю душ и меняю одежду, как полагается после того, как погуляешь по окрестностям, убивая зомби. Моя комната холодная и одинокая без Постре. И без Колетт. Потому что я точно знаю, где хочу быть прямо сейчас.

Прислушиваюсь. Нет никаких признаков движения, кроме как моего отца, читающего в своей библиотеке. Быстро наполняю спортивную сумку всем необходимым и, стараясь не делать шума, выхожу из дома, как если бы под ногтями был стекло. Мчусь к своему джипу, включаю передачу, не теряя ни секунды. Прежде чем мама успеет схватить меня каким-нибудь удушающим приёмом. Я знаю, что позже мне придётся всё объяснять, но сейчас я просто чувствую усталость и мне нужна тишина.

Тишина, которую ощущаю в груди, когда звоню в её дверь, и Колетт открывает.

— Как мои любимые девочки?

Постре выходит за ней, и я глажу её, прежде чем сосредоточиться на Колетт, всё ещё стоящей у двери. На ней светлый пижамный комплект и розовый сатиновый халат с кружевами. Она пахнет шампунем, свежими простынями и тем её незабываемым запахом — вишни и мягкой кожи.

Моё сердце пропускает удар, когда я встречаю её чёрные глаза. Я не могу устоять, прижимаюсь к ней, обнимаю её лицо ладонью, нежно касаюсь щёки и шеи. Знаю, что нам нужно поговорить и многое ей рассказать. Но сейчас мне просто нужно смотреть на неё. На неё и на эти нежные, сладкие губы, которые я, кажется, не целовал целую вечность.

Моё тело тает от Колетт, от её аромата, вкуса, близости.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать её, едва касаюсь губ, прежде чем прижать лоб к её лбу и обнять её.

— Скажи, что хочешь, чтобы я остался, — прошу я шёпотом, потому что в этот момент нет никого, кроме нас двоих.

— Останься, — отвечает она в том же тоне. Жаждущем, интимном.

И все мои атомы взрываются, сливаясь с её, когда я целую её, запутав пальцы в её влажных волосах, холодных и свежих, как зимние ночи. Ночи, которые мы проводим, будучи охотниками.

Я толкаю её внутрь дома и закрываю дверь ногой. Не отпуская её, не теряя ни секунды.

В зале она встаёт на цыпочки, обвивает руки вокруг моей шеи, потерявшись в моих поцелуях. Я прижимаю её попку, которая мне так нравится, пока наши языки танцуют танец огня.

Мои руки скользят под её пижамные штаны, и я стону, ощущая её голую кожу. Чёрт! Я прижимаю её сильнее, и моя эрекция упирается ей в живот, а её грудь твёрдая и прилипает ко мне. Рычу, вонзая пальцы в её зад, прежде чем проводить ими по её телу вверх, пока не добираюсь до груди. Я кусаю её губы, когда беру её соски в рот, и снова рычу, когда мну их пальцами, чувствуя, как они становятся твёрдыми и чувствительными.

— Чёрт, Колетт, ты сводишь меня с ума.

Она тянет меня к себе, продолжая целовать, и её тело сжимается вокруг моего, тянется ко мне. Так что, думаю, я тоже её сводил с ума. Я ухмыляюсь про себя, и моя левая рука опускается снова, чтобы проникнуть под её штаны и ласкать её медленными, игривыми кругами.

Она вздыхает, откидывая голову назад, глаза закрыты. Я использую момент, чтобы лизнуть её шею, горло и края уха, в то время как она стонет, прижимаясь ко мне, увлажняя мои пальцы.

— Если я поднимусь туда, найдётся кровать? — Я указываю подбородком на лестницу — Потому что если там окажется гроб, будет тесно для всего, что я хочу с тобой сделать.

Колетт смеётся и кокетливо пожимает плечами.

— Узнай сам, охотник.

Я поднимаю её за зад, заставляя прижаться ко мне, и шагаю вверх по ступенькам, пока не нахожу спальню… и да! Там есть кровать. Большая, не совсем двуспальная, с розовым одеялом и парой игрушек, что меня довольно сильно удивляет.

— Не скажи мне, что теперь ты хорошая девочка, Колетт, — подшучиваю, прежде чем опуститься на колени и нежно положить её под себя на кровать. Я закрыл дверь, чтобы Постре не последовала за нами; у нас есть свой кодекс.

Я вдавливаю руку в её открытие, двигая ею вверх-вниз, очень медленно, пока не вырву у неё стон разочарования, а её кулаки не начнут мять одеяло.