Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Дуло оружия направляется на меня, и я чувствую, как мои яйца становятся мизерными.

— Ты проклят? — Делает шаг, палец на курке. — Скажи, что ты проклят!

— Нет, чёрт возьми, мама, убери это! Ты же меня убьёшь!

— Может быть, и сделаю!

Колетт встаёт. Наверное, на случай, если мама в меня выстрелит.

Мама на секунду отворачивает оружие.

— Ты стой там. — Мечет в меня взгляд и снова направляет оружие на меня, ещё раз покачав его. — Ты пил с неё?

— Нет, мама. Я не превращусь, ладно? Это был всего лишь маленький укус. — Поднимаю руки в жесте мира. — Можно уже, пожалуйста, убрать это, мать твою?

Папа шагает вперёд и кладёт руку на её плечо.

— Изабель… — просит он. — Давайте все немного успокоимся.

Мама ворчит, но в конце концов нехотя опускает оружие. В этот момент я бы поцеловал папу в яйца. Потому что у него огромные яйца, и он спасает мои.

— Ладно… — Думаю, теперь моя очередь. — Раз уж все здесь… — Я оглядываю свою семью и свою вампиршу. Мы ещё не обсудили это, но, похоже, нам с ней придётся пожениться, потому что, если не так, мне, наверное, придётся стать лысым и с голосом, который поднимется ещё на октаву выше на всю жизнь. Я хлопаю в ладоши. — Ну, так вот, представляю вам…

— Колетт.

Появляется мистер Питер, на сей раз опережая меня. Я смотрю на него и фыркаю.

— Чёрт, кого же ещё не хватало, — ворчу себе под нос.

Ну да, добро пожаловать на семейную встречу. Конечно, красавчик.

Он не отрывает глаз от Колетт. А она — от него. Она моргает, ошарашенная, затем закрывает рот руками, шагнув вперёд.

— Колетт. — Мистер Питер снова произносит её имя и достаёт пистолет, чтобы прицелиться в неё. Ну да, мы все прям такие спокойные сегодня утром.

Она замирает на месте. Они удерживают взгляд друг друга. Колетт опускает руки и расправляет их по бокам.

— Я не буду с тобой сражаться.

Так, что-то здесь происходит, и мы, видимо, не в курсе. Немного контекста, пожалуйста.

Но ни контекста, ни хрена. Мистер Питер нажимает на курок, и серебряная пуля пробивает Колетт грудь. Её тело вздрагивает от удара. Она отклоняется назад и прикрывает рану рукой. Кровь начинает сочиться, окрашивая её джемпер в красный.

Проходит несколько секунд, в которых никто не дышит, и она поднимает голову, глядя на него — больно, усталой, но живой.

— Ты же знаешь, что это не сработает.

— Ну, тогда я буду продолжать пытаться, пока не сработает. — И целится ей в голову.

— Эй! Всё, хватит! — Я выбиваю у него оружие, ударив по запястью, и ногой отбрасываю его, когда он падает на землю.

— Наглый сопляк!

Он пытается ударить меня, но я отталкиваю его. Он сталкивается со стеной, и с неё падает картина, ударяя его по голове. Стекло разбивается, и осколки падают на него.

— Папа!

Колетт бежит к мистеру Питеру с тревогой на лице.

— Папа? — повторяет Доме.

— Папа? — повторяю и я.

— Папа! — настаивает она, игнорируя нас, потому что эта беседа — самая умная и самая не повторяющаяся за всю историю.

«Отлично, Хадсон. Ты только что напал на своего тестя. Учитывая это и маму, решившую разнести тебя на куски, твои первые серьёзные отношения стартуют просто на ура. Очевидно, что это тебе даётся, как по маслу».

Колетт пытается помочь ему, но он отстраняется и стряхивает с себя осколки стекла.

— Не тронь меня, тварь! — рычит он. — Клянусь, я затащу тебя в ад, даже если это будет последнее, что я сделаю! Ты забрала у меня всё!

Она отступает с жестом, который должен был бы успокоить его. В её глазах — разрывающая боль.

— Папа…

— Ты не моя дочь! — ревёт он. — Ты всего лишь обитаешь в её теле. — Достает серебряный нож и целится в неё. — Я не успокоюсь, пока не дам ей тот покой, который она заслуживает. — Слеза катится по его глубоким морщинам. — Моя бедная девочка…

— Это я! — вскрикивает Колетт. — Я здесь! — Она бьет себя в грудь и делает шаг вперёд. — Посмотри на меня! Посмотри на меня!

Они встречаются взглядами, в тишине. Питер так крепко держит нож, что его рука начинает дрожать.

Колетт вздыхает, стараясь успокоиться.

— Если я не твоя дочь, почему я выбрала тот город, где родилась мама? Почему я каждый день ношу ей цветы на могилу?

Я вспоминаю это. Свежие цветы на могиле: Анджела Миллер.

«Пусть твой свет ведет нас через тьму», гласит надпись на могиле.

Семья охотницы, молящаяся о её защите из того мира.

— Мою жену убила арпия, — с ненавистью произносит Питер. — Существо вроде тебя.

— Да. Когда мне было семь. И той ночью, когда мне исполнилось шестнадцать, я сбежала и вернулась только через две недели, с её головой. — утверждает Колетт. — Я отомстила за маму и принесла тебе убийцу к ногам! Ты гордился мной… И всё равно наказал, за то, что не послушалась, что действовала по своему усмотрению. Ты бил меня на глазах у всей академии, которой ты командовал. В Оттаве. Дома. В единственном доме, который я знала. И я приняла это с гордостью. Ни слезы, ни вздоха. А потом я плакала одна в своей комнате, вытирая кровавые следы. Но мне было все равно. Я гордилась этими ранами, потому что они были символом того, что я достигла.

Вот как воспитывает Питер. Настоящий отец. С публичными порками. При нём моя мама с её автоматом начинает казаться милейшим существом.

Кровавые слёзы — единственные, которые может пролить вампир — выступают в глазах Колетт, и она торопится вытереть их. Но он видит их. Видит и крепче сжимает нож.

— Ты проклята.

Но Колетт не останавливается:

— Я тренировалась сильнее всех! Я старалась больше всех! Чтобы заполнить ту пустоту, которая осталась с момента смерти мамы. Чтобы исцелить твою боль. Чтобы наконец-то ты стал смотреть на меня, а не на неё. Чтобы в твоих глазах была гордость, а не печаль, когда ты сталкиваешься со мной. Я была лучшей! Твоей лучшей ученицей, твоим лучшим солдатом. Твоей единственной дочерью, даже если ты был больше генералом, чем отцом.

Она делает шаг вперёд и вытирает ещё одну слезу.

— Я обещала себе этому мужчине, которого ты выбрал для меня, что отдам тебе своё будущее, свою жизнь, своё тело, целое поколение лучших воинов. Я ловила всех монстров, которых ты мне велел, и даже больше. — Она указывает на картину с лепестками роз. — Я продолжаю это делать! Пусть ты меня признаешь, я по-прежнему остаюсь той охотницей, которой ты меня научил быть. Я защищала этот город и его окрестности годами. Для мамы. Куда бы я ни шла, я ищу, преследую и ловлю. Я продолжаю это делать ради тебя! Потому что это единственный способ жить. Всё ради тебя!

— Есть кое-что, что ты могла бы сделать для меня, — Питер делает шаг вперёд с ножом, в его голосе нет ни капли сострадания. — Умереть. Освободить душу моей дочери, чтобы она могла наконец-то покоиться с миром.

Чёрт, похоже, я не один в этой комнате, кто сейчас хочет вогнать кулак Питеру прямо между глаз, чтобы, может, он хоть немного задумался. Но, конечно, ждать его благословения, чтобы поиметь его дочь без тормозов, это всё-таки влечёт за собой определённые трудности.

Колетт закрывает глаза. Когда она снова открывает их, её слова звучат, как будто из самых глубин её души, сломленной и усталой.

— Я пыталась. Клянусь, я пыталась. — Она смотрит на него, и её взгляд как будто сквозь годы. — Я сама вонзала в грудь кол. Один раз, два… десять. Я подожгла себя. Отсекла голову, и моё тело вернуло её. Каждый раз, когда я пыталась, Джекки выдумывал для меня всё более страшные наказания. Она собирала меня, ждала, пока я заживу, а потом снова начинал меня пытать за то, что я осмелилась не подчиняться. За то, что разрушила ее любимую игрушку. И я терпела. И снова пыталась. Я прыгнула в Сену и провела тридцать семь дней с тридцатью семью ночами, закованная в цепях под водой. Одна, в ожидании. И думала о тебе. О том, что, возможно, ты найдёшь моё тело, когда продолжишь меня искать, и возьмешь его в свои руки с гордостью, прежде чем похоронить. — Она делает паузу и тяжело вздыхает. — Но это не сработало. Ничего не сработало. — Она касается раненной груди, которая уже не кровоточит. — Прости, что не смогла умереть ради тебя, папа. Потому что ты знаешь, я всегда была готова. Отдать тебе свою смерть, как я отдала свою жизнь. Прости, что Джекки не убила меня той ночью, когда погибли многие из наших. Прости, что я стала твоим разочарованием.