Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

— Даже если это против её воли.

— Но, если мы его убьём… она тоже умрёт?

Отец кивает. По выражению его лица я вижу, что он понимает, что я чувствую сейчас.

Я провожу рукой по волосам, беспокойно растрёпываю их.

— Чёрт. Это не… это не… — я делаю несколько беспорядочных кругов. Затем мои глаза ищут его, умоляя найти решение. — Это игра, в которую невозможно выиграть. Нет выхода.

Отец качает головой и вздыхает.

— Колетт никогда не будет свободной. Не без того, чтобы не рассыпаться в пепел.

— Вот поэтому ей лучше держаться от нас подальше, — заключает мама, не отрывая взгляда от меня, уверенная, что я понял это. — Злая она или нет, она не хозяйка своей жизни.

Меня охватывает чувство предательства, когда отец кивает, соглашаясь с ней.

— Её поступки могут перестать ей принадлежать в любой момент, и мы не можем этого предсказать или контролировать.

Я смотрю на них. На всех троих. Доме опускает взгляд в пол. И я понимаю их. Правда. Даже Колетт на их стороне.

Всё просто: психопат-вампир может приказывать ей делать всё, что захочет, а мы не можем его убить, не убив её тоже.

Значит, всё просто: Колетт уходит, и я не должен ей в этом мешать. Ради всех.

Но сила внутри меня отказывается отказаться от того, чего я искал всю свою жизнь, не осознавая этого.

— Чёрт возьми!

Глава 54. Ну вот мы все и собрались

— Колетт!

Когда я врываюсь в её дом, уже наступает вечер, и гостиная залита оранжевым светом уличных фонарей, а небо потухло, как усталый зевок. Она поворачивается ко мне с сумкой, почти полной, но с пятнами засохшей крови, которые пересекают её щеки и глаза, следы какой-то невыразимой печали по всему лицу. На ней всё ещё моя толстовка.

— Хадсон… — Её взгляд рушится. От боли, страха, сомнений. Губы подрагивают. — Дурак.

Но она бросается ко мне, и я прижимаю её к себе.

— Колетт. — Я глажу её волосы, когда она всхлипывает.

— Хадсон!

Конечно, моя семья пришла следом. Я же вам говорил, что у семьи Мюрреев-Веласкес всё всегда вместе, и, разумеется, самый важный момент моей жизни не стал исключением.

Но я их игнорирую, сосредоточившись на ней.

— Колетт, — шепчу ей, — ты мой Френк.

Она поднимает лицо, чтобы посмотреть на меня. Я держу её за подбородок и вытираю слёзы большими пальцами.

— Пожалуйста, останься со мной. Мы найдём способ.

Потому что да, все эти речи о том, что «я никогда не смогу тебя любить», но такая умная и сильная женщина, как она, не могла бы терпеть такого идиота, как я, без малейшего чувства.

— Смотри, я тебе принес… — Показываю ей её серебряный кинжал, тот, с рунами, который она использовала против анзу, и который я всё никак не возвращал ей. — Чтобы ты помнила, кто ты есть. Потому что вот она, Колетт. Охотница с головы до ног. Ты не совершенна, как и все мы, но мир становится лучше, когда ты в нём. И там, прямо там, я тоже хочу быть.

Ладно, может, в моей голове это звучало лучше, потому что Колетт напрягается, делает шаг назад и смотрит на меня с чистым ужасом.

Я слышу лай Постре — видимо, родители снова оставили её в машине, следуя за моим такси. Лай глубокий, долгий, как предупреждение, которое заставляет мои волосы встать дыбом.

Фонари начинают мигать. В воздухе раздаётся щелчок, и выбивают предохранители.

Колетт смотрит на нас с паническим выражением, бледная, съёженная, как будто сама сжалась в себе.

— Она здесь, — шепчет она, без голоса. — Вам нужно уходить. — И вдруг как будто оживает. — Быстро!

Доме шагнул вперёд, чтобы схватить меня за руку и потянуть к выходу.

Но времени не хватает.

Мы успели отступить лишь на несколько шагов, когда звонкий и нарочито сладкий, почти игривый голос наполнил каждый угол дома, как если бы он полз от самых фундамента и забивал весь воздух, которым мы дышим.

— Коолеетт… — Тонкий, медовый, липкий, как стекающая по стенам жидкость. — Коолеетт…

Фонари снова начинают мигать. Холодный, влажный ветер создаёт сквозняк.

Смех. Детский и пронзительный. Неестественный.

Все двери захлопываются одновременно.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Колетт, но она уже вся сосредоточена на пороге кухни.

— Жаклин.

Помните, как Колетт дала мне маленький шлепок по губам, когда я решил, что она — секретарша, и спрашивал про её начальника? Ну вот, я тоже получаю от жизни урок за то, что верил, что тот самый «крутой» вампир был каким-то Джеком.

Потому что, когда она произносит имя почти с почтением, к нам выходит девочка лет двенадцати, с кожей такой бледной и хрупкой, как старинный пергамент, и улыбается. Улыбка такая, что при двух клыках кажется, будто она вся в остриё.

— Моя Колетитта.

Она ростом не больше метра пятидесяти. Волосы огненно-рыжие, спутанные, как после бурного дня. Ноги босые, в пышном, порванном и изодранном платье, будто она с ним не церемонилась. Она выглядит измождённой и чуждой этому месту. Линия декольте запачкана кровью, след, что стекает от уголков её губ, и который она даже не попыталась стереть. В руках она крепко держит потрёпанного плюшевого медведя, грязного и с одним глазом.

— Колетитта… — Она смеётся и подпрыгивает, подходя ближе. Танцует вокруг неё, поднимая юбки платья, ожидая комплиментов. — Радостно меня видеть? Прошло так много времени. — Берёт её за руку и трется ею. Потом делает гримасу. — Ты никогда не навещаешь меня. — Её лицо внезапно искажает злоба, и она скручивает руку Колетт. — Ты обещала вернуться! — Вцепляется в неё ногтями, прокалывая кожу до крови. — Ты так переживала, что Уильям тебя заколебал, что ты нуждалась в одиночестве… Ты была так грустна… — Снова гримасничает и лижет её раны. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Хочу, чтобы ты была довольна. — И вдруг, как будто ей пришла озорная мысль, она улыбается. — Я прислала тебе мою армию зомби, чтобы ты знала, что я иду. Получила их? — Она хлопает в ладоши и заставляет своего медведя танцевать в воздухе. — Зомби такие прикольные, правда?

— Да, Джекки. Они классные.

Девочка вытягивает язык, выражая отвращение.

— «Да, Джекки» — она подражает ей. — Ты всегда одно и то же говоришь: «да, Джекки», «нет, Джекки».

Она топает ногой, и её злость усиливает хватку на шее медведя, угрожая оторвать ему голову.

— Я не ребёнок! Я прожила гораздо больше, чем ты. Смотри на меня! — Она распахивает юбки своего платья, кокетничая. Я замечаю, что она ярко накрашена, как тот, кто украл мамину косметику, впервые, кто не может увидеть себя в зеркале, судя по тому, как у неё помада расплывается за пределы губ. — Я нарядилась для нашей встречи. Видишь, как я похожа на тебя? Ты любишь меня, Колетт? — её голос звучит как просьба.

Колетт аккуратно убирает волосы с её лица.

— Конечно, я тебя люблю, Джекки.

Девочка отмахивается её рукой.

— НЕ ПРАВДА! — Она топает ногой, и фонари на улице взрываются. Сигнализация в машине начинает орать. — Ты не вернулась! Я отпустила тебя, чтобы ты соскучилась, чтобы захотела вернуться! — Она начинает рыдать. — Уильям меня предупредил. Он тоже был обманут. Он думал, что ты его любишь, но это было ложью.

Колетт открывает рот.

— Замолчи! — приказывает она, и вдруг она становится тихой. Джекки усмехается, зло. — На колени!

И Колетт подчиняется.

Девочка смотрит на неё, качая головой, щёлкает языком.

— Колеттитта, Колеттитта… — Она проводит пальцем по её лицу, а потом царапает его сверху вниз. — Я дала тебе всё! — Улыбается и проводит языком по своим клыкам. — Ты так хорошо… — Снова лижет и целует её раны. — Ты была так хороша, когда умирала… Я должна была тебя спасти. Ты была слишком красива, чтобы отдать себя смерти. Как принцесса из сказки. Из тех, что мне когда-то рассказывали. Принцессы всегда хорошие и милые. С ними так приятно быть. А ты… ты сделала нечто потрясающее. Мы сделали это вместе. — Берёт её руки и прижимает их к груди, к медведю, которого она сжимает в локте. — Викториус. Моё самое совершенное создание. Моя рабыня. Чтобы больше не быть одной. Ты должна была стать моей лучшей подругой, Колетт. Моим доверенной лицом и моей стражницей. Всегда связанной со мной. Чтобы тени ушли. Чтобы рассказывать мне те истории, которые заставляли меня смеяться. Чтобы прогонять монстров, которые говорят, говорят и говорят. — Она закрывает уши, зажмуривая глаза. Потом её лицо становится злобным. — А Уильям? Где он? Я велела ему узнать, скучаешь ли ты по мне. Он остался с тобой? Ты его предпочитаешь? — Поворачивается в ярости. — Уильям?! Иди сюда!