Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

— Не удивляюсь, что ты это не часто делаешь.

— Да. — Я киваю, краснея.

Потом чувствую, как её рука нежно касается моего лица. Так как я смотрел в землю, не заметил, как она подошла. Поднимаю глаза и вижу её улыбку, прежде чем она встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щёку.

— Мне нравятся цветы. Спасибо.

Может, это из-за ночи вокруг нас и тишины, которую нарушают сверчки, но её близость, её поцелуй и слова оставляют после себя вкус интимности, сродства… в этот момент я бы отдал за неё свою жизнь. И это, чёрт возьми, не может быть хорошим знаком.

Я кладу свою руку на её, чтобы она не убирала её с моего лица, потому что мне нравится чувствовать её на своей коже. Целую её ладонь, и мои веки закрываются, чтобы вдыхать её запах вишни. Когда открываю глаза, и вижу ее взгляд, моё сердце, которое я отметил для себя созвездиями своей семьи, вздрагивает. Я чувствую, как оно сжимается, и мне больно.

Её взгляд ломает меня и тут же собирает заново, но остаётся внутри. Глубоко.

И звучат слова моего брата: «Ты потратил двадцать восемь лет, чтобы найти своё сердце».

«Да не переживай», — добавил он.

А вот хрена.

Потому что Колетт не умирает, но я, чёрт возьми, немного умираю.

Вот почему я притягиваю её к себе, беря её лицо в обе руки.

— Чёрт, Колетт, — стону, прежде чем прикоснуться к её губам, чтобы не утонуть в этом море, которое меня качает на волнах.

— Ты в порядке? — Она отодвигает мои волосы, чтобы изучить меня, озабоченная тем, что моя усталость проникла в её поцелуи.

— Нет. — Я качаю головой, прикусив губу. Слезинка предает меня. — Я не в порядке.

Голос предательски ломается, и она вытирает мои слёзы.

Конечно, я не в порядке. Я охренел. Потому что я понимаю. Потому что мне ясно. Может быть, я знал это давно, но только сейчас могу себе это признать. Или, точнее, мне уже некуда убегать и не осталось оправданий для себя.

— Колетт, — шепчу, смотря ей в глаза, — ты моя Ф…

Удар лёгкого ветра качает деревья вокруг, в воздухе закружились листья, и мы с ней оба ощущаем это одновременно. След от Мариам на моей коже и в волосах; привкус её кондиционера с бананом и ванильного крема для рук.

Я ощущаю это чётко, и понимаю, что она тоже, потому что, сделав шаг назад, её взгляд тускнеет. Она вдыхает, и её развитый нос хищника улавливает всё остальное: прикосновения и поцелуи.

Она отворачивает взгляд, сжимает челюсти и кулаки.

— Колетт. — Я подхожу к ней, открываю рот, чтобы произнести первое извинение, которое приходит мне в голову.

Но она не даёт мне шанса. Её глаза встречают меня с жестокой решимостью.

— Побежим?

Она кладёт цветы на ближайшую могилу и, не дождавшись меня, резко устремляется вперёд.

Я следую за ней.

Она не на секунду мне не поддается. Сегодня ни шуток, ни улыбок, ни игривых взглядов. Сегодня она заставляет меня потеть до последней капли, с глазами, устремлёнными вперёд, и выражением, сосредоточенным только на том, чтобы двигаться дальше.

Я задыхаюсь, ноги пылают от напряжения, но она всё равно вырывает у меня пару метров, прежде чем остановиться у привычной цели. Когда я догоняю её, пытаюсь улыбнуться, задыхаясь. Чёрт возьми, кажется, сейчас блевану. Она отталкивает меня.

— Если бы я хотела тебя поймать, ты бы уже был мёртв, охотник.

— К счастью, мне обычно нравится, когда ты меня ловишь, — пытаюсь пошутить с самым дерзким выражением лица, которое я могу позволить себе в этот момент.

Её лицо мрачнее ещё сильнее. И вот, наконец, она взрывается, как давно уже должна была:

— Пошёл в жопу, Хадсон.

— О, это тоже можно сделать, если тебе нравится. Мы этого ещё не пробовали.

Моя улыбка встречает новый толчок с её стороны, как будто она решительно хочет вытолкнуть меня из своей жизни. Она вырывает из себя ругательство, полное чистого раздражения.

— Ты…! Ты…

Она рычит и поворачивается спиной, готовясь уйти.

— Что, Колетт? — требую я, преследуя её, потому что мне осточертело, что она молчит и уходит, вместо того чтобы сказать мне в лицо всё, что я заслуживаю. — Давай, скажи мне! — Я стучу себе по груди, чтобы показать, что я здесь, готов выслушать её. — За бороды Мерлина, первого стража, рассердись на меня наконец!

Наверное, я тоже злюсь. На себя. На неё. На эту ситуацию. На то, что я хочу её и не хочу, и на то, как я облажался теперь, когда наконец это осознал.

— Скажи мне, чёрт возьми, что я заслуживаю, вместо того чтобы позволять мне обращаться с тобой, как с грязью!

Потому что, чёрт возьми, тысяча девушек, намного хуже её, прочитали мне мораль за гораздо меньшее, и её недостаток самоуважения выводит меня из себя. Она должна знать, что стоит гораздо больше, чем какой-то урод, как я. Она должна любить себя так, как я люблю…

Я тяну её за руку, и вдруг оказываюсь на земле, сжёвывая пыль. Она сделала идеальный захват.

Я смотрю на неё с земли, чувствуя боль. И в этот момент, увидев её, очерченную на фоне луны в тёмной тренировочной одежде с хвостом, я понимаю. Карусель изображений проносится в голове, как молнии:

Я сражаюсь с гипорагном, с копьём в руках.

Принимаю смерть с твёрдой решимостью.

Двух оборотней казнят за их преступления.

Её стиль боя, её уклонения и игра с оружием. Её хитрость, её удары ногами, её тренированные рефлексы и выпрямленная стойка.

«Мир тебе» на могиле Рони.

Руны смерти и прощания в её руках.

Серебряный кинжал против демона.

— Ты — охотница.

На мгновение даже ветер замирает после моих слов.

— Ты была частью Альянса, — настаиваю я. Вдруг это так очевидно… — Ты была одна из нас.

Она застывает, едва поворачивая ко мне лицо. Затем медленно, её взгляд сливается с тьмой.

— Нет. — Тишина. — Я была лучшей.

Я поднимаюсь, стряхивая с себя грязь. Она вонзает каждое слово, как нож в ночь:

— Лучшее оружие Альянса, Хадсон. Его главное обещание. Его гордость. Самое яркое будущее.

Теперь в её голосе есть ярость. Она стоит от меня на расстоянии вытянутой руки, её кулаки сжаты. Она трясётся.

— Вычищать тварей тьмы с лица Земли было смыслом всей моей жизни. Я собиралась выйти замуж за другого охотника, почти так же хорошего, как я. Мы бы завели детей и готовили новых воинов, сильных, умных и храбрых, для нашей благородной миссии. Чтили бы мой род, мой народ, мою семью. — Кровавые слёзы начинают скользить по её лицу. Голос становится ниже. — Мстить за смерть матери, истребляя одну за другой тех тварей, которых я всегда ненавидела. Пока не уничтожу всех.

— И что же произошло?

Она смеётся с горечью.

— Что произошло? Посмотри на меня!

Она сжимает кулаки, закрывает глаза и с яростью, с отчаянием, начинает тереть лицо, как будто хочет стереть все воспоминания. Потом снова говорит:

— Я облажалась. Джекки оказалась лучше меня. Она меня победила. — Каждое её слово будто вытаскивается из груди, как колья, вонзающиеся в тело. — Но она не убила меня. Сказала, что я слишком красивая, чтобы умирать. — Она смеётся, но смех без радости. — Она сделала меня своей. Превратила меня. — Выдыхает. — Это была её месть. Её гениальный ход. Мы охотились на её стаю прислужников. В Париже. Настоящая охота. Война. Мы проникли в сердце её стаи. Я убила многих её людей. Старых вампиров, могущественных, на её службе. А Джекки поймала меня. Лучшее оружие Альянса, превратившуюся в её худшего врага. — Она пинает камень с яростью. — Пятно на моём роду. Позор моего народа. Стыд для всех них, потому что они не смогли меня поймать.

Она смотрит на меня, и я проглатываю комок в горле. Её взгляд не нуждается в клыках, чтобы быть ужасным.

— Я их убила, Хадсон. Своих. Это была месть Джекки. — Она отворачивается, смотрит вдаль. — И моё вечное наказание.

— Вот почему ты хочешь умереть, — вырывается у меня шёпот. Горло сжато.

Её улыбка становится жестокой.

— И даже для этого ты не пригодился, охотник.

— Но я послужил тебе в качестве наказания, не так ли?