Косарев - Николай Владимирович Трущенко

Девяносто два участника собрания впервые услышали на нем, что, оказывается, есть такая организация, как профсоюз, которая призвана защищать их интересы от кулаков. От уездного прокурора они узнали о советском законодательстве по охране труда подростков. То был вечер настоящих откровений. Вопросов они задали ораторам много, откуда только смелость взялась. И все же на призыв секретаря укома РЛКСМ Федянина записываться в комсомол от решительных действий воздержались. Однако после этого собрания молодые батраки без стеснения обращались в уком за советом и помощью, а вскоре начали вступать в комсомол.

Косарев поддержал почин городищенцев. Вскоре такие собрания батраков прошли и в других уездах губернии.

Под влиянием революции деревня менялась. Изменялась и деревенская молодежь. Но жизнь и быт крестьянских девушек по-прежнему строились по дедовским законам. По-прежнему не смели иметь своего суждения, до 19 лет даже на сельский сход не могли приходить. Нарушат этот неписаный «порядок» — засмеют, прохода по деревне не дадут. А попробуют встрять в спор мужиков — сейчас же обрежут: «Не твоего ума это дело».

Процесс пробуждения самосознания у деревенской девушки протекал медленно. «Его надо ускорить, — решил Косарев. — Надо собрать девчат вместе, как прошлый раз мы собирали батрацкую молодежь. Рассказать о комсомоле, об активности городской женской молодежи, и начать надо с уездных конференций».

Первая такая конференция состоялась тоже в Городищенском уезде. 8 Марта собрались здесь девчата из местных фабрик и ближайших деревень. Девушки внимательно прослушали доклад о Международном женском дне. Поначалу, правда, очень стеснялись: потупили очи долу. И только когда докладчик стал рассказывать о союзе молодежи, встрепенулись, стали задавать вопросы. Уже под конец конференции первыми оживились молодые работницы, да так, что смело заговорили о неравной оплате их труда на предприятиях. Молодые крестьянки с испугом смотрели на бойких фабричных девчат.

Косарев же, общительный и веселый по натуре, временами даже балагур, подмигнул лукаво гармонисту Сереге Степкину и запел:

Увезли мово милого За Советы воевать, А я в вишенках останусь: Буду лучшей жизни ждать…

Девушки дружно рассмеялись и окружили гармониста, а Саша, улыбаясь своей доброй, открытой улыбкой, продолжал:

Ты культура, ты культура, Просветительный кружок! Просветила ты, культура, Деревенскую молодежь…

Эту частушку девчата, оказалось, знают, потому что конец ее стали подпевать. Вдруг Косарев как-то весь подобрался, посерьезнел, положил руку на мехи разошедшейся гармоники и, когда наступила тишина, запел задушевную, совсем незнакомую собравшимся песню:

Там вдали, за рекой Загорались костры, В небе ясном Заря догорала. Сотня юных бойцов Из буденновских войск На разведку в поля поскакала.

Степкин быстро подобрал на гармонике ее мелодию, и теперь она плавно, настраивая слушателей на лирический лад, разливалась по клубу. А девчатам, видно, вспомнился тот, уже быстро удаляющийся в прошлое, восемнадцатый год, когда в округе Пензы свирепствовали солдаты восставшего белочешского корпуса. Судьба юного буденовца, «закрывшего свои карие очи», как-то ненароком и сразу полонила их; притихли девчата, пригорюнились.

— Что, красавицы, запечалились, понравилась вам песня?

— Очень! — воскликнули девушки хором. — Откуда вы эту песню, Саша, знаете, сами сочинили?

— Нет, девчата, я песни петь люблю, а сочинять их, извините, талантов нема… А слыхал я ее в Ходы неких лагерях, под Москвой. Я в эти лагеря летом прошлого года к красноармейцам ездил. Там эту песню во всех батальонах пели, и я вместе с ними. — И, обращаясь к Степкину, Косарев сказал наставительно: — Ты, Серега, вот что: собери-ка местных гармонистов, да разучи с пи-ми наши, советские песни. Да не такие, «Как родная меня мать провожала», а — «Наш паровоз, вперед лети!», «Взвейтесь кострами, синие ночи!», другие… С песней-то дела лучше спорятся.

— Саша, а что это за «Взвейтесь кострами»?

— Это песня юных пионеров. И написал ее мой тезка, Сашка тоже, поэт наш — комсомольский, Александр Жаров. — И опять Косарев, не дожидаясь просьб и новых вопросов, запел вдохновенно:

Взвейтесь кострами, Синие ночи! Мы — пионеры — Дети рабочих…

Долго в тот вечер звенел молодыми голосами клуб.

Конференция приняла обращение ко всей женской молодежи вступать в ряды комсомола. Такие встречи прошли и в других уездах. В итоге около трех тысяч девушек губернии вступили в комсомол в 1925 году.

Организовал Косарев и шефство городских организаций над сельскими ячейками. На работу в деревне губком рекомендовал многих городских комсомольских активистов. Работа среди крестьянской молодежи оживилась. Заметно повысился ее интерес к комсомолу. Около десяти тысяч молодых крестьян вступили в том году в РЛКСМ.

Губком активнее стал работать среди молодежи национальных меньшинств. В этническом отношении Пензенская губерния была как пестрое полотно. Большинство среди нерусского населения составляли мордва и татары. Косарев сразу же обратил внимание на то, что в комсомольской организации их мало.

— Недооценка работы среди национальных меньшинств — опасна, — говорил он в феврале 1925 года на пленуме губкома РЛКСМ, — еще опаснее приклеивание различных национальных ярлыков и так далее. Нам надо добиться того, чтобы вся организация занималась этой работой, чтобы по-настоящему руководила ею.

Проявленное губкомом внимание к молодежи национальных меньшинств, массовые мероприятия, которые он стал проводить с участием нерусского населения, не замедлили положительно сказаться и на ее отношении к комсомолу. Только в 1925 году в комсомол было принято 954 мордовских юношей и девушек и 294 молодых татар. Росла и их политическая активность.

В редкие свободные часы Косарев поднимался