Косарев - Николай Владимирович Трущенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По-ленински изучить всю нашу историю и, в частности, ее октябрьские страницы — вот наша третья задача. И на этом пути ни прежние выступления Троцкого, пи его новая книга «1917 год» не станут для нас проводником.
Именно так, товарищи, ответили на новую вылазку Троцкого московские и ленинградские комсомольцы. И вы должны поддержать их — не на словах, а на деле!
— Поддержим!!!
Зал сотрясали дружные аплодисменты. Кто-то из делегатов выскочил на сцену, горячо тряс в рукопожатии косаревскую руку. А он стоял разгоряченный, щеки пылали, а глаза горели, словно он только что одержал победу над сильным и серьезным противником, но схватке с ним еще быть.
Очевидцы вспоминают, что партийная страстность, какая-то особая наступательность в выступлении Косарева произвели на делегатов конференции огромное впечатление. Они увидели в нем выдержанного коммуниста, непримиримого и решительного противника троцкизма, способного умело и твердо проводить ленинские идеи в жизнь.
В перерыве делегаты оживленно обсуждали выступление Косарева и сходились на том, что из Москвы к ним приехал хорошо подготовленный руководитель, принципиальный коммунист. Не было ничего неожиданного в том, что делегаты единодушно избрали его в состав губкома, а на организационном пленуме и ответственным секретарем губкома РЛКСМ.
Через несколько дней журнал «Юный коммунист» в хроникальной заметке сообщил, что Пензенский губком комсомола заявил о своей солидарности с письмом ЦК, Московского и Ленинградского комитетов РЛКСМ «Комсомол и Октябрь» по поводу выступления Троцкого.
НА БЕРЕГАХ СУРЫ
В Пензу Косарев прибыл 22 ноября, а уже 25 ноября начала работать комиссия по проверке непролетарского состава губернской организации РЛКСМ.
— Значит, так, Ужонков, — Косарев испытующе посмотрел на инструктора ЦК комсомола. — Порядок проверки составлял сам губком комсомола, Центральный Комитет его утвердил. Это и тебе и мне ясно.
— Ясно, так чего же ты медлишь, начинай проверку…
— А то медлю, что надо нам с тобой сейчас решить: какие ячейки проверять будем? Есть предложение: изучить состав только школьных ячеек, затем в госучреждениях и те смешанные ячейки, в которых непролетарский элемент составляет большинство.
Ужопков нахмурился и принял нарочито независимый вид. Сейчас он в Пензе представлял «верховную» комсомольскую «власть». А Косарев? Что — Косарев? Он просто секретарь губкома, и от него, Ужонкова, зависит, пройдет это предложение или нет. В ЦК комсомола Ужонков пришел с низовой работы, как говорится, «под горячую руку» взяли. Уверовав в свою особость, быстро приобрел командную осанку.
— Им политические физиономии, Косарев, почистить бы не мешало…
— То есть?..
— Оптимист ты, Косарев. Тут же классовые противники кругом, троцкисты! А ты — «то есть»!
Лицо у Саши побелело, глаза сузились.
— Послушай, Ужонков, ты вчера с обеда до ужина что делал? В гостинице спал, а я в ячейках был, кое с кем удалось встретиться. В организациях напряженно проверку встречают, говорят о ней как о чистке в комсомоле. Чистки допускать не следует, понял? В губкоме партии меня поддерживают. Чтобы комса сгоряча дров не наломала, обещали во все тринадцать комиссий дать уполномоченных от каждого уездного комитета партии. И не просто уполномоченных, а коммунистов со стажем пять-шесть лет, рабочих по социальному положению.
— Ну, если уж губкомпарт согласился… — пошел на попятную Ужонков.
— И еще, — сказал Косарев уже тоном, не допускающим возражения. — Проверке не подвергать членов партии, работающих в комсомоле. Здесь летом был Муранов — инструктор Центральной Контрольной Комиссии РКП(б). Он рассказывал мне, что сам ими занимался.
Сообщение о том, что Косарев и в ЦКК побывал и там ему, а не Ужонкову все инструкции дали, задело представителя ЦК за живое. Хотел было снова заупрямиться, но, подумав: «А ну его, Косарева… Настырный и обегал всех…» — сопя, согласился.
В дни проверки Косарев мотался по городу и уездам, сидел в комиссиях, приглядывался к людям. Шутка ли, прошло через него полторы тысячи человек! Почти третья часть организации. За плечами каждого, хотя и короткая, но — биография, судьба… Перепроверили и результаты работы некоторых комиссий, завершивших работу ранее, до приезда представителей ЦК. Кое-кого исключенных из комсомола несправедливо восстановили в членстве РЛКСМ. Среди них было много крестьян. Но встречались и молодые люди, не скрывавшие своих враждебных комсомолу взглядов. «И как только такой чуждый элемент проникает в комсомол», — размышлял Косарев.
Итоги работы обсудили на пленуме губкома, а в феврале 1925 года Ужонков доложил их на бюро ЦК РЛКСМ.
Косарев приехал в Москву на два дня. Рассказал о результатах проверки Муранову. По совету Матвея Константиновича Цекамол принял резолюцию и довел ее до сведения ЦК РКП(б).
Главный результат проверки, как того и добивался Косарев, состоял в оживлении работы в комсомольских ячейках, усилении интереса юношей и девушек к ней, освобождении организации от чуждых элементов. «Одновременно следует признать, — записал ЦК РЛКСМ в резолюции, — недочеты проведения проверки, выразившиеся в представлении ее как чистки». «Это в адрес Ужонкова надо отписать. Говорил ему, чтобы в его докладе и намека на чистку не было… Все наоборот сделал, упрямец», — с огорчением воспринял Косарев эту запись, но с трудом сдержался и на объяснения не полез.
Первоочередной заботой нового секретаря губкома стало укрепление пролетарского ядра в губернской организации. Сашу многое объединяло с комсомольскими активистами из рабочих: тяжелое детство, изнурительный труд на частного предпринимателя, радость борьбы за новое общество. Все они были товарищами по классу, осуществлявшему свою диктатуру — диктатуру «его величества — рабочего класса».
Еще необходимо было добиться усиления партийного руководства комсомольскими организациями. Коммунистов в губернии было куда меньше, чем комсомольцев. От их связи с комсомольскими организациями, умелого руководства ими зависела широта партийного
