Заслуженный гамаковод России - Алексей Иванников

Однако в любой реальности восходящий тренд всегда сменяется обвалом, а иногда и полным дефолтом, и именно так и случилось у меня: отправив меня в пионерский лагерь на месяц, родителям вдруг вздумалось сменить в моей каморке обстановку, в результате чего старый вонючий матрас оказался на помойке – на радость местным бомжам и собакам. Его даже не удосужились проверить и потрясти, так что собранные с таким трудом семьдесят или восемьдесят рублей пропали навсегда из поля моего зрения и привели к первому в моей жизни банкротству.

С высоты моего нынешнего положения можно было бы конечно посмеяться: потерять половину месячной зарплаты среднего жителя страны – разве это страшно? Однако какими ещё законными и легальными путями в подростковом болезненном возрасте мог я зарабатывать деньги? Криминал безусловно не привлекал меня, да и какие способы получения приличных незаконных денег могли процветать в нашей глуши в те отсталые времена? Наркотикам ещё было далеко до столь широкого распространения – как в окружающей нас нынче реальности, никому ещё не приходило в голову воровать железные рельсы или срезать вольно раскинувшиеся электрические провода, а торговля палёной водкой или сивухой быстро пресекалась, да и кто бы допустил в столько выгодную сферу одинокого нищего подростка? Лишь могучие семейные цыганские кланы позволяли себе вторжение на свободный привилегированный рынок, пользуясь для защиты в случае необходимости всеми возможными средствами. И лишь обычная поножовщина, хулиганство да мелкое воровство были широко представлены в списке повседневной уголовной хроники.

На какое-то время я расстроился и затаился: если уж даже отсталость и примитивность собственных родителей могли привести к таким печальным последствиям, то можно было представить себе: какие трудности ждали меня дальше. Обстановка в стране явно не благоприятствовала таким вольным устремлениям и желаниям, зажимая всех в твёрдый кулак. Лишь из фильмов про западную жизнь можно было узнать, что всё то, чего я так жаждал, существует где-то на свете, свободно и неподконтрольно живя по своим собственным законам. При любой возможности я просматривал все залетавшие в наш глухой угол фильмы, рассказывавшие о прелестях и трудностях западной жизни, пытаясь хоть так мысленно представить себе: что меня ждёт там. Даже не думая о самой возможности навсегда уехать отсюда, я всё-таки старался прикинуть – а справлюсь ли я с наверняка серьёзнейшими трудностями и препятствиями, которые я или любой другой должен преодолеть, чтобы прорваться в заветные места и стать тем, кем должен. Глядя с тоской на дрожавший экран в кинозале, я видел именно себя на заднем сиденье роллс-ройса, в компании с молодой красивой девушкой, слушавшей каждое моё слово и выполнявшей все мои желания, так же как и водитель: отгороженный от мягкого салона сплошной переборкой. Я вершил не только их судьбы, но и судьбы десятков тысяч людей, которых я мог выгнать в любой момент или наоборот – осчастливить одним простым лёгким приказом, и, в зависимости от настроения, делал и то и другое. Но я был добрым, и я почти всегда улучшал и облегчал их участь, сводившуюся к необходимости работать на меня, получая за это достойное воздаяние.

Но мечты хороши были лишь время от времени, позволяя скрасить гнетущее однообразие окружавшего меня тогда мира, в котором я почти случайно наткнулся на большое светлое пятно. Возобновив сбор лекарственных растений и прочих даров леса, я однажды познакомился в очереди с человеком, ставшим для меня учителем. Я говорю не про учёбу в обычном традиционном смысле, когда один человек даёт знание, а другой его просто получает – нет! – Марк Игоревич стал для меня учителем жизни, позволив дорасти до моего нынешнего положения и статуса.

Болтая с ним однажды об очередном – огорчительном для нас – понижении закупочных цен на некоторые широко распространённые и часто собираемые травы – я вдруг обнаружил в нём родственную душу, одиноко жившую в маленьком уральском городке на пенсию по инвалидности. Все родные Марка Игоревича давно оставили этот несчастливый мир, и ему приходилось в одиночку тянуть лямку, вспоминая былое давнее профессорство в далёком крупном городе.

Доктором экономических наук был когда-то незабвенный Марк Игоревич, и все винтики и шпунтики, державшие колымагу мировой экономики, были ему так же хорошо известны, как профессиональному водителю внутренности родной машины. Мысленно роясь в приводных ремнях и механизмах, он мог выдавать такие сногсшибательные выводы и оценки, что я лишь изумлённо открывал рот и просил объяснить. Вначале неохотно, но потом всё подробнее и раскованнее он вводил меня в курс мировой экономики, простыми доходчивыми словами рассказывая всё то, что наделённые высоким статусом старцы гордо произносят с трибуны, набивая себе при этом цену. В данном случае выпендрёжа не было никакого: маленький тихенький еврейчик с палочкой усталым голосом расписывал мне козни очередного президента или диктатора, приводившие к тем или иным пертурбациям на рынке, влиявшим на жителей всего мира. Стоило какому-нибудь арабскому принцу из маленькой нефтяной монархии утвердиться во власти, и в зависимости от его устремлений нефтяные цены уходили ввысь или опускались до предела: в зависимости от того, строил ли он себе новый дворец или удовлетворялся доставшимся по наследству. Климатические сдвиги или тяжёлые могучие ураганы также оказывали ясное воздействие на ситуацию: стоило попасть в прессу сообщениям о долгих затяжных дождях, поливавших в не самое удачное время Бразилию, и мой незабвенный учитель сразу же предсказал скорый дефицит кофе и его заметное вздорожание. Логика заключений, в принципе, была проста и понятна, вот только мало кто из встречавшихся мне тогда людей мог связать воедино неоднородную последовательность фактов, которые ещё и сами по себе были неочевидны и почти недоступны обычным непривилегированным людям.

Разве мог простой заурядный человек связать наступление диких африканских пчёл по американскому континенту с редкими продажами бананов в главном городском универсаме, куда – невзирая на удалённость универсама от плантаций – всё-таки добирались дохлые побитые плоды? Но как пояснял Марк Игоревич: африканские пчёлы гораздо активнее опыляли растения, в результате чего урожаи весьма заметно поднимались вверх, заставляя в свою очередь цены несколько снижаться, благодаря чему до наших краёв и умудрялись добираться жалкие почерневшие останки тропических фруктов.

Дожёвывая последний из доставшихся мне бананов, я с благодарностью думал об африканских диких пчёлах, которые в реальности оказывались совсем не добрыми мирными существами, а как раз наоборот: жестокими опасными насекомыми, портившими всем находившимся рядом повседневную жизнь. Но так уж было всегда: положительные качества – с одной стороны – компенсировались очевидными недостатками по другим направлениям, и умение лавировать и скользить между тенденциями – выбираясь в положительную зону – и стало главным, чему научил меня Марк Игоревич и чему собираюсь научить вас я: разумеется, тех, кто сможет это правильно воспринять.

На практике же для меня началось всё с наведения порядка в образе жизни. В том пятнадцатилетнем возрасте я уже слегка попивал и покуривал, чему явно способствовала, безусловно, прежде всего сама среда. При регулярно курящем и пьющем вплоть до запоев отце, а также умевшей поддержать компанию матери практически невозможно было уйти от настойчивых постоянных приглашений: и дома, и во дворе редко обходилось без постоянных возлияний в тесной компании приятелей и родственников, и лишь внятные советы моего учителя изменили ситуацию. «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт!» – раздавалось постоянно, когда я в очередной раз отказывался от сигаретки или потного гранёного стакана, по традиции заполнявшегося наполовину прозрачной жидкостью. Немало испытаний мне пришлось выдержать во дворе, рассорившись почти со всеми друзьями и приятелями, не одобрявшими странных нововведений. Но в результате я почувствовал себя лучше: и уже оформившаяся целеустремлённость наложилась на силу молодого очистившегося от табака и алкоголя организма, и я почувствовал: что могу свернуть горы!

Однако сворачивать – как объяснил мне Марк Игоревич – ничего не надо. Да и кто бы позволил подростку из нищей доживавшей последние годы семьи совершить что-то значительное и серьёзное, если даже самые могущественные и умные люди в стране были связаны по рукам и ногам, оказываясь при отступлениях от правил в местах не самых благоприятных? Именно таким образом и сам мой учитель был выдворен из университета, проведя некоторое время на лесоповале, и лишь спустя время осев в нашем маленьком городке.

Именно он рассказал мне про биржу: место, где многочисленные люди крутят колесо судьбы, пытаясь повернуть его в нужную для себя сторону, и многочисленные желания и воли – постоянно сталкиваясь – и создают окончательный результат. Каждый из них ждёт и надеется лишь на положительный результат, получая в реальности достаточно случайную величину, которую можно всё-таки некоторыми усилиями подтянуть до определённого уровня: если знать как.