Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

— Муся, — неуверенно проговорил он наконец, — я сильно скандалил вчера вечером?

Марий не ответила. Ей пришло в голову, что она впустую растратила полдня, вместо того чтоб прийти домой и сделать что-нибудь по хозяйству. А сейчас нужно еще постирать белую блузку. Другой, чтоб надеть на завтрашнюю репетицию хора, у нее не было.

— Чего молчишь? — все так же неуверенно, но явно начиная кипятиться, снова спросил отец. — Сам знаю, что низко вел себя. А маме сейчас нельзя нервничать… Наверно, досталось и тебе. Но поверь, мне тоже ох как нелегко. Работаю тяжело, а зарабатываю гроши. Когда ж выпью стакан-другой, начинаю лезть на рожон.

— Лучше бы поменьше этих стаканов, папа, — решилась она.

— Ты права, доченька. Так решил и я. С сегодняшнего дня…

Мария отлично знала, что эти слова ровным счетом ничего не значат, что ничего в дальнейшем не изменится, и все же на какое-то мгновение показалось, что это может произойти, — видимо, просто потому, что не хотелось омрачать радость, которая так и переполняла душу.

— Но когда есть работа, еще куда ни шло, — высказав самое трудное, отец оживился. — Например, сегодня. Прибыло много грузов. Торговцы запасаются товаром к праздникам. Торопились разгрузить, думали, успеют что-нибудь продать еще сегодня, нагреют руки. Так что немного перепало и нам, — пришлось купцам раскошелиться. Но что ждет дальше? А впереди зима. Неня Миту носится с планами восстания, проклинает власти. Но я думаю: это у него просто пунктик. Его-то все это как раз не очень касается.

Чем труднее людям, тем больше работы. Если нет денег на новую пару обуви, тогда десять раз отдаешь в починку старую. Сама знаешь…

Неожиданно Мария звонко рассмеялась. Но отец продолжал свою горькую исповедь и не мог понять, чему она радуется. Над кем смеется? Над ним, что ли? Что смешного в его словах? Но вместе с тем видел, что смех девушки не злой, не издевательский. Смеялась весело, открыто, и лицо ее было озарено светом непонятной ему радости.

— Что на тебя напало? — строго спросил он.

— Папа! — прошептала она, и искорки смеха внезапно погасли в ее глазах. Она очень серьезно посмотрела на отца и дрожащим голосом договорила: — Папа, отец Березовский пригласил меня петь в его хоре!

Мария увидела вдали ослепительно-красное пятно трамвая. Побежала вперед, чтоб не упустить его, и вскочила прямо на ходу, только теперь заметив, что вагон пуст. И вспомнила: уже два дня никто не ездит в трамваях. Кому улыбается перспектива взлететь на воздух? Однако выйти времени уже не было, поскольку вагоновожатый сразу же, как только она ворвалась внутрь, запустил трамвай — словно бы только ее и ждал. «А-а, будь что будет! Все эти слухи, наверно, сплошная чепуха», — сказала она себе и повалилась на скамью. По крайней мере будет ехать по-царски, не испытывая обычной толчеи и давки. В конце концов вагоновожатый и кондуктор ведь не боятся. Хотя, может, страшно и им? Но выхода нет — находятся на службе.

Вагон слегка подрагивал, потихоньку взбираясь на Павловскую со стороны Садовой. Временами, приближаясь к перекресткам, он, извещая о своем приближении, подавал веселые звонки-сигналы.

«Какая же опасность может грозить, если вагон так весело и резво бежит по улицам, если солнце посылает в мир столько света, а густая листва деревьев, под которыми пробегает трамвай, так благоухает и ослепительно сверкает?» И, оставив всякие сомнения, Мария продолжала ехать в пустом вагоне, который по этой причине казался более чистым и вместительным, чем всегда. В своем углу кондуктор в пепельно-серой форме, с кокетливым бантом на околышке фуражки, казалось, дремлет. И так, медленно покачиваясь, они добрались до Хараламбиевской, а затем, миновав ее, направились в сторону Пушкинской.

«Еду, будто важная барыня в собственном экипаже, — подумала Мария и гордо посмотрела на прохожих, которые провожали смехом пустой вагон. — Как будто я купила весь трамвай, я, а не этот дурачок».

Трамвай купил простофиля, которого перехитрил ловкий мошенник. Купил по всем правилам, получив в руки соответствующую бумагу, которая якобы сулила ему ежедневный доход, приносимый вагоном. Плут ускользнул в ту же минуту, как только получил денежки. Простофиля же, когда сообразил, что его обвели вокруг пальца, пришел в бешенство и пригрозил поднять в воздух все до единого трамвайные вагоны Кишинева. Сержанты на улицах не сводили глаз с трамваев, солдаты 30-го гаубичного полка каждое утро тщательно проверяли каждый вагон. Город покатывался со смеху, а Бельгийское акционерное общество, которому принадлежало Кишиневское трамвайное депо, несло колоссальные убытки.

Вагон, в котором ехала Мария, добрался до станции на пересечении Николаевской и Пушкинской улиц. Дежурный диспетчер вышел из кокетливого павильона, совсем недавно построенного, в котором кроме диспетчерского пункта размещались ателье фотографа и буфет с прохладительными напитками.

— Ну? — поинтересовался вагоновожатый. — Что тут у вас слышно?

— Говорят, в одиннадцать его примет д’Эстерка. Даже попросил полицию не вмешиваться.

— Думаешь, ему вернут выброшенные деньги?

Диспетчер только пожал плечами.

— А что остается делать? — хихикнул вышедший из своего ателье фотограф. И на всякий случай сфотографировал вагон с одним-единственным пассажиром. Если вездесущие репортеры сами не додумались, сможет продать снимок одной из газет.

— Да что ты! — Вагоновожатый изумленно покачал головой. — Это же целая куча денег.

— Но так теряем больше, неужели не видишь? — с многозначительной миной произнес диспетчер, будто он тоже был среди тех, кто теряет. — В итоге этот лопух все равно ничего не выиграет, только получит назад денежки.

— Перестаньте, перестаньте, не такой он, видно, лопух! — проговорила и хозяйка буфета, высунувшая из окна голову и прислушивавшаяся к разговору. — Стакан лимонада не хотите?

Вагоновожатый, однако, подал сигнал, означающий отправление. На ближайшем перегоне его уже ждал другой вагон. В нем тоже не было ни души.

Мария сошла на улице Рени и, намереваясь уже перейти ее, неожиданно в испуге остановилась. Мимо нее проскочил большой черный автомобиль, очень элегантный и дорогой, — девушку с ног до головы обдало облаком пыли. Удалось заметить только камилавку и широкую золотую цепь на