Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Вернулся я в Фарсал уже к вечеру. Фарсал – маленький городок, в котором уцелело всего два или три дома. Положение города очень красивое, у подошвы высоких гор, на вершине которых виднелись остатки крепостей времен Гомера. Какой оттуда вид – это просто диво. С другой стороны Фарсала была равнина, тянувшаяся верст на 15, а в отдалении виднелся Олимп, который особенно был хорош по утрам.

Населения в Фарсале не было в то время никакого, кроме батальона турецкой пехоты и раненых. Я очень опасался пожара, т. к. почти ежедневно где-нибудь загоралось. Поэтому я принимал всевозможные меры. У нас бессменно при госпитале стоял караул, и часовым было вменено ночью никого не подпускать ближе чем на 20 шагов.

Интересные порядки были на железной дороге, когда я ездил в Воло за покупками по восстановленной железной дороге, Банковский-паша сказал мне, что поезд от Фарсала отойдет в 6 часов утра. Поэтому я встал в 5 часов и поехал с ним на вокзал. Пришлось сидеть на станции до 6 часов вечера, почти ничего не евши, на солнце, станция была разрушена албанцами. В 6 часов вечера пришел поезд. Офицер Генерального штаба, который заведовал поездами и, по-видимому, не имел никакого понятия о своих обязанностях, объявил нам, что поедет дальше на другой день утром, т. к. скоро стемнеет и опасно ехать. У меня от солнца разболелась голова, ведь мы просидели целый день, в город не могли вернуться – не было лошадей. Пошли пешком в город и на другой день выехали.

Тут опять случился казус. На ст. Персофли наш управитель поездом заговорился с кем-то, и в это время весь пар ушел, и мы должны были простоять 3 часа на станции, пока наливали воду, а наливать надо было ведрами, т. к. водопроводы были все поломаны. Только в 2 часа дня пришли мы в Воло, где я был встречен нашим консулом. Я остановился у него – он до того был мил и предупредителен, что и сказать нельзя. Мы с ним целый день делали покупки, и я увез на другой день с собой полвагона груза. Был я с визитом у французского консула, а вечером был приглашен к Власто, бывшему директору Фессалоникийской железной дороги. Он мне рассказал, что наследный греческий принц не уехал в поезде из Лариссы, а поехал на лошадях в Фарсал, хотя наш поезд его все время ждал. Генерального же штаба офицеры поехали в Воло, а наследный принц,[428] приехав в Фарсал, всюду посылал их искать. Они же просили директора дороги не посылать поезда из Воло в Фарсал, чтобы иметь возможность остаться в Воло и избежать сражения. Этот рассказ мне показался невероятным.

Вообще все поведение греков мне казалось совершенно непонятным. Они занимали самые неприступные позиции и находились гораздо в более выгодных условиях, чем турки. Греки, занимающие высоты, могли безнаказанно громить турок. А между тем они никогда не задерживались на своей позиции и, как наступала ночь, отступали, оставив массу оружия, патронов, а в Лариссе оставлены были все планы Генерального штаба с нанесенными всеми тропинками в горах. Я думаю, что такое отступление греков можно было объяснить тем, что у них было слишком мало войск и они боялись обхода – тогда бы вся армия их погибла.

14-го мая утром я сделал визит греческому митрополиту, но не застал. Я видел его священника, которому сказал, что мне бы хотелось посетить церковь – это была одна из немногих уцелевших в Фессалии. Я отправился с консулом пешком в один магазин и оттуда в церковь. Толпа греков уже собралась у церкви, и два священника меня встретили у дверей. Я вошел в церковь, просил прочесть молитву за государя и императрицу по случаю годовщины коронования. После молебствия мы вышли, и тут же устроили нам маленькую овацию. Вскоре после этого я поехал обратно в Фарсал.

Во второй половине мая месяца новые раненые перестали прибывать, и жизнь приняла будничный характер. Раненые стали поправляться, и надо было решать, что нам с ними делать, куда их эвакуировать, а также и что будет нам, когда мы их эвакуируем, не следует ли нашему госпиталю двинуться вперед, ближе к передовым линиям. На все эти вопросы никто из местного начальства не решился ответить, и потому я решил поехать к Эдхему-паше за приказаниями, кстати, мне тоже очень хотелось побывать на передовой линии.

Нанял я ландо, и вместе с докторами Алексинским и Спасокукоцким и студентом Сабо выехали 25 мая в Домокос и затем в Ламию. Погода была хорошая, и мы надеялись очень быстро совершить путь до Домокоса, но увы! Проехав 10 верст, ландо у нас сломалось, и мы были вынуждены выйти из него, не зная, как продолжать путь. С грустью сняли мы все вещи и сели на траву, выпив с горя по рюмке коньяку. Какой-то офицер турок, проезжая мимо и увидев меня (я был в военной форме), стал расспрашивать нас, и узнав о случившемся, слез с лошади и послал тотчас верхового в Домокос за лошадьми. Чтобы долго не дожидаться, мы пошли пешком. Было очень трудно идти и жарко, да еще с вещами. Пройдя верст 6 пешком, нас встретили лошади. Это были вьючные с вьючными седлами. Влезли мы на этих лошадей, поблагодарили любезного офицера и поехали шагом в Домокос. Подъезжая к горе, на которой находился Домокос, вьючное мое седло свалилось на сторону, и я полетел в траву – ободрал себе все руки о колючие травы, а лошадь моя ускакала. После этого происшествия мы стали подниматься на гору, поднимались 1 1/2 часа и добрались до Домокоса.

Что это был за чудный вид! Весь город расположен был на самой вершине горы и по ее склону. В оврагах – роскошная растительность, внизу – речка и, по всей горе – всё извилистые дороги, по которым беспрерывно тянулись вьючные лошади и мулы, все эти дороги усеяны были красными фесками. Дивная картина. Измученные и голодные, только к часу дня добрели мы до Домокоса. Ни одного уцелевшего дома – все было разрушено, не осталось камня на камне в буквальном смысле этого слова. Повели нас к коменданту – угостили как всегда кофе и повели оттуда к Эдхем-паше. Он был очень мил, мы просидели у него часа полтора в ожидании лошадей. Эдхем-паша, узнав о нашем приключении и узнав, что мы хотим проехать на аванпосты, приказал сейчас же дать верховых лошадей, вьючных для вещей и конвой, прикомандировав к нам своего ординарца и послав депешу Нешед-паше и Сейфула-паше об оказании нам гостеприимства. Мы разговорились с Эдхемом – он был удивительно трогателен, рассказал нам о защите Гривицкого Редута,[429] где он был ранен и взят в плен, и как ему хорошо жилось в Бухаресте, где он подружился со всеми русскими властями. При всей своей простоте, он был не без хитрости. Когда я его спросил, есть ли больные у него в отряде, он мне ответил: «два или три в дизентерии». А мы, подъезжая к Домокосу, видели готовые могилы по крайней мере на 50 человек, встретили и покойников, которых несли. Вскоре подали лошадей, и мы двинулись дальше к Фурке, пришлось проехать и весь турецкий лагерь. Палатки были почти все греческие. Как хорошая палатка – значит, греческая. Туркам при взятии Домокоса досталось 600 палаток и масса обоза. Всюду видны были повозки и арбы синего цвета – греческие.