Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Вместе с командиром «Донца» я отправился в г. Воло к каймакану, т. е. турецкому градоначальнику. Это было мой первый визит к турецким властям. Каймакан меня встретил крайне недружелюбно и отказался дать какие-либо сведения, я, таким образом, оказался в весьма затруднительном положении, т. к. Хаки-паши, на имя которого у меня бумага от турецкого министра иностранных дел, в Воло не оказалось – он перешел со своей дивизией в Велестино. Только после угрозы телеграфировать в Константинополь каймакан решился мне сказать, где находится главнокомандующий Эдхем-паша, к которому я и решил отправиться, чтобы получить от него какие-либо указания.

2 мая наш отряд сошел на берег и поселился в гостинице «Франция», я же был помещен в сараях нашего вице-консула, который любезно дал их в наше распоряжение. К сараям были приложены печати и приставлен турецкий караул. В этот же день, оставив отряд на попечение Кондо, я выехал в главную квартиру Эдхема-паши в г. Лариссу в сопровождении главного врача и врача канонерской лодки «Донец».

Первый греческий город, который нам пришлось проехать, был Велестино, от которого остались одни развалины, ни одного цельного дома, все было разрушено. Церкви были осквернены, жутко было смотреть. Я вошел в одну из них, ни одной иконы не уцелело, часть была расколота, другая валялась в навозе, которым полна была церковь. Видно было, что турки обратили церковь в конюшню. В Палестине мы узнали, что главная квартира переехала из Лариссы в Теко, куда мы и отправились. Путь этот мы сделали с большим трудом, дорога была разбита, всюду валялись трупы лошадей и свиней, последних убивали турки и албанцы. Ландо, в котором мы ехали, сломалось, и принуждены были его оставить и ехать верхом под проливным дождем. Только к вечеру около 8 часов мы добрались до главной квартиры в сопровождении конвоя драгун, проехали в этот день 60 верст.

Нас провели к начальнику дивизии Мемдух-паше. Подали традиционный кофе в маленьких чашках, начались расспросы о здоровье, о том, как мы совершили путешествие, и уже затем перешли к делу. Паша нам сказал, что к командующему так поздно представиться нельзя, что лучше обождать до утра. Но я не желал терять времени, стал настаивать, говоря, что на другой день мы должны обязательно вернуться в Воло. Видя мою настойчивость, Мемдух-паша согласился дать нам конвой к Эдхему-паше. При этом произошел маленький курьез. Так как мы были насквозь мокры и нам необходимо было переодеться раньше, чем идти к главнокомандующему, то я через переводчика попросил Мемдуха-пашу указать нам какую-нибудь палатку, где бы мы могли это сделать. Не знаю, в каких выражениях переводчик передал паше мои слова, но я вдруг увидел его растерянное лицо, при котором он буквально заерзал на своей оттоманке, не зная, что сказать. Оказалось, что переводчик передал, что мы хотим переодеваться у него в шатре. А это считалось у турок совершенно непозволительным и неприличным. Недоразумение выяснилось, мы много смеялись и нам отвели палатку, где и переоделись, затем двинулись в путь и были у Эдхема-паши в 10 часов вечера.

Эдхем-паша принял нас очень любезно и сказал, что на днях ожидается бой и потому наша помощь очень нужна в Фарсале, поэтому советовал обратиться к Банковскому-паше – медицинскому контролеру, и в обязанностях которого лежало устройство госпиталей вблизи поля сражения. Он сказал при этом, что заранее соглашается со всем тем, что скажет Банковский-паша. Зная, что турки всегда все обещают, а с трудом исполняют, я просил Эдхема-пашу разрешить мне вернуться к нему на другой день после переговоров с Банковским-пашой, для того чтобы доложить ему все и просить содействия к переводу нашего отряда из Воло в Фарсал. После этого мы двинулись в путь.

В Главной квартире я узнал, что Эдхем-паша был в плену у нас в последнюю русско-турецкую войну и сохранил очень хорошее воспоминание о русских. Нам дали лошадей и ординарца, а кроме того, Эдхем обещал телеграфировать в Фарсал, чтобы отвели ночлег. Пошел дождь – я был верхом в мундире и, жалея свой мундир, который был один у меня, я обратился к ординарцу – офицеру, сопровождавшему нас, не может ли он достать мне резиновый плащ. Он мне тотчас же отдал свой, несмотря на мой протест, и сам промок насквозь, я же сохранил свой мундир. Мне было совестно, но не очень.

До Фарсал мы ехали 2 1/2 часа, измучились, проголодались, продрогли. Нас провели в какой-то дом, есть достать было нечего, принесли только черного хлеба. Мы вскипятили воду, заварили в лоханке чай и кое-как закусили, затем легли на постланных рогожках. Это было часа 2 ночи, а в 5 часов утра мне уже надо было встать, чтобы успеть поговорить с Банковским-пашой и вернуться к Эдхему. Я был весь разбит, но когда вошел Банковский и я принялся за переговоры, сразу усталость прошла.

Банковский оказался милейшим человеком, и мы с ним впоследствии очень подружились. Редко можно было встретить человека любезнее и обязательнее. Он один за всех работал с редкой энергией, отдавая всего себя помощи раненым. Если бы не он, наверно, половина раненых оставлена была бы на поле сражения и не получила бы никакой помощи. Это был достойный человек во всех отношениях, гуманный, добрый, мягкий и весьма милый. Он не был турком, его отец был поляк, женившийся на турчанке. Этим и объяснялась его гуманность и отзывчивость сердца.

Турецкое начальство смотрело на солдат как на машину. Пока он здоров, нужен, на него обращали внимание; стоило ему быть раненым, он оказывался не нужным, его бросали. Если бы не Банковский-паша, то из 2000 рабочих осталось бы в живых сотни три. Надо было удивляться энергии этого человека – ему делали препятствия во всем решительно, он бился как рыба об лед, никто из турецкого начальства ему не помогал. Только один Эдхем-паша его поддерживал. Банковский-паша сказал, что он в восторге от нашего приезда, что вся его надежда на то, что он просит нас как можно скорей переехать в Фарсал и что лучший дом, где жил греческий наследный принц, он отдает в наше распоряжение, велит его вычистить, продезинфицировать. Он прибавил, что для него такое счастье, что мы приехали, что у них готовых кроватей не более 15-ти, раненых ожидается несколько сот. Эдхем же паша сказал нам, что в Фарсале готов госпиталь на 300 кроватей. Переговорив обо всем, я отправился с ординарцем и драгоманом обратно к Эдхему-паше, просил содействия к предоставлению нам для переезда из Воло в Фарсал больших парных повозок для вещей и для персонала 5 ландо. Он обещал все сделать, и я, довольный всеми результатами, направился со своими спутниками в Воло, куда мы прибыли поздно ночью с 3-го на 4-е.

Весь день 4-го прошел в закупках провизии, т. к. в 7 час вечера должны были нагрузить подводы. Я хотел весь груз отправить с вечера, а самим ехать утром. В 6 часов я отправился со всем отрядом на «Донец» на прощальный обед и перед этим спросил каймакана, будут ли подводы. Получив ответ, что да, я, успокоенный, поехал на обед вместе с русским консулом, который был удивительно мил и обязателен. Любезнее нельзя было бы быть. Обед на «Донце» был очень трогательный, масса тостов, пожеланий, сестры получили по чудному букету от офицеров «Донца». К сожалению, у меня на душе не было спокойно, я не был уверен, что каймакан исполнит обещание, и поэтому я не мог отдаться общему настроению.